как случилось бы, будь у меня сейчас все русское войско

целиком, а с тремя.

Понимаю это и я, великий князь, но что можно сделать

другое? Убери ты с литовского кордона Андрея и Дмитрия

Ольгердовичей — Ягайло соединится с Мамаем и тебе в бою

придется выставить против него те же сорок тысяч воинов, что

держат его сейчас в Литве. А оставь ты без защиты Москву,

кто знает, может, уже завтра будут под ее стенами рязанцы

или другие супостаты. Все мы,русские князья и воеводы, по

нимаем это, великий князь, и каждый из нас знаэт, что в твоем

положении ничего другого сделать невозможно.

И вдруг, к величайшему удивлению Владимира Серпухозского, Дмитрий весело рассмеялся.

— Да, брат, ты совершенно прав, в твоих словах нет ни

одного промаха. Уверен, что так же рассуждают и Мамай с

Ягайлой. И как благодарен я небу, что в эту тяжкую для Руси

годину рядом со мной оказался боярин Боброк, в бездну ума

которого я страшусь даже заглянуть.

Дмитрий с хрустом сломал ветку, отбросил ее в сторону. Загородив князю Владимиру дорогу, он положил ему руки на плечи.

24

25

Ягайло и Мамай знают, что, выступи Литва против меня

или даже останься на месте, она свою задачу выполнит: треть

моего войска будет не у дел. И это их вполне устраивает.

Но это никак не устраивает меня, брат, потому что мне для

победы нужно совсем другое. Мне нужно, чтобы и Ягайло со

своими полками остался в Литве и чтобы я со всем своим вой

ском один на один схватился с Мамаем.

Но это невозможно, великий князь.

Нет, брат, это возможно, — жестко произнес Дмитрий.—

И это сделаете вы, кому я больше всего верю, — ты и Боб-

рок, это сделают вместе с вами Дмитрий и Андрей Ольгердо-

вичи. Вы вернете Руси те пятьдесят с лишним тысяч дружин

ников, что держу я сейчас против Литвы и Рязани, и вместе

с тем вы не дадите Литве и Орде соединиться. Вот что дол

жен ты сделать, брат, вот для чего отправляю я тебя сейчас

в Москву.

Владимир Серпуховский и раньше прекрасно знал ум, сметку и предусмотрительность своего двоюродного брата. Именно Дмитриева дальновидность и опытность вознесли Москву выше всех остальных княжеств, но то, что говорил Дмитрий сейчес, не укладывалось у него в голове.

— Великий князь, но как я сделаю это? И в человеческих ли

вообще это силах?

Дмитрий усмехнулся.

— Все это вполне в наших силах, брат. Этот план родился

в хитроумной голове боярина Боброка, вдвоем с ним мы про

думали и вынянчили его. А сейчас о нем узнаешь и ты.

Дмитрий почти вплотную приблизил свое лицо к лицу Владимира Серпуховского, крепче сжал его плечи.

— У обоих Ольгердовичей и у тебя только конница и ника

ких обозов, а у Ягайлы основная масса войск — тяжелая пе

хота и целое море обозов. Значит, одно и то же расстояние

вы с Ольгердовичами покроете в три раза быстрее, чем Ягайло

со своими литовцами. Я с войсками завтра выступаю из Ко

ломны на Дон, а потом по приказу и ты с Ольгердовичами,

оставив Москву и литовское порубежье, двинетесь следом.

Когда мы с вами соединимся, бояее медлительный Ягайло все

еще будет в пути. Вот тогда, имея в своих руках всю русскую

силу и не боясь Литвы, я навяжу бой Орде.

Некоторое время, нахмурив лоб и прищурив глаза, Владимир Серпуховский молчал.

Да, великий князь, лучше этого плана человеческая го

лова не может придумать ничего, — наконец сказал он. —

Но если Ягайло, узнав о твоем выступлении из Коломны, сам

нападет на Ольгердовичей?

А чтобы этого не случилось, сидит сейчас у него под бо

ком в самой Литве боярин Боброк. Он свяжет руки Ягайле, он

не выпустит его из Литвы до тех пор, пока я не подойду к

Дону. Своей хитростью и сметкой он выиграет у Литвы не

сколько дней, за которые я уйду от Ягайлы на расстояние,

когда он будет мне уже не страшен. Вот тогда Ольгердовичи

и ты получите от боярина Боброка приказ идти ко мне.

Великий князь, но если Ягайло разгадает наш план *i дзи-

26

нется со всем своим войском на никем не защищенную Москву? Что делать тогда?

— То, что я говорил раньше: идти ко мне, только ко мне и со всей возможной для этого скоростью. Ведь разве за Москву подняли мы на эту смертельную схватку с Ордой всю Русь? Нет, брат, мы идем на бой за всю русскую землю, и судьбе Москвы будет решаться не под ее стенами, а там, на донских полях, где вся Русь будет сообща биться за свою честь и свободу. И если победителем в этой битве выйдет русский меч, то отстроим мы новую Москву, краше прежней. Ну а если останемся мертвыми на тех полях — не быть и Москве. Судьба Москвы, брат, неотделима от судьбы всех городов и всей земли русской, как неотделима наша с тобой доля от доли тех десятков тысяч русичей, что вверили свою судьбу в наши с тобой руки. И потому запомни мои слова, брат. Когда бы ты ни получил приказ боярина Боброка идти ко мне, выполняй его сразу без раздумий и промедлений. Что бы ни творилось вокруг, слово Боброка для тебя закон. Пусть вся Литва движется на Москву, пусть литовцы будут в одном переходе от нее, пусть они лезут на ее стены — по слову боярина Боброка ты должен бросить все и спешить ко мне. Запомни это мое последнее слово, брат, и следуй ему.

Я все понял, великий князь.

Тогда прощай.

Дмитрий тряхнул князя Владимира за плечи, они обнялись, трижды на прощание расцеловались.

— Прощай и ты, великий князь. До встречи на Дону.

Владимир Серпуховский круто развернулся на каблуках и

быстрыми широкими шагами, придерживая меч, направился к выходу из сада. Проводив его глазами, Дмитрий прислонился плечом к старой яблоне, опустил голову. «Что ж, жребий брошен и дороги назад нет. Главное сейчас — выиграть время».

8

С того памятного дня, когда он шел по следу отряда Боброка, Адомас ждал неприятностей каждую минуту. Но эта, что сейчас принес гонец, была неожиданной и страшной даже для него.

— Великий князь, твой главный воевода на тевтонском по