― Ну как? — В дежурку вошел Вялис.

― У нас все. — Эвальд положил автомат.

― Пришлось стрелять по машине. Шофер убит, Это была Инга Лаур.

― Я знаю, но иного выхода не было.

― Их осталось двое, — сказал Эвальд. — Всего двое.

Конвой из Таллина приехал в шесть часов. Две машины. «Автозак» и «студебеккер» с автоматчиками. Эвальд из окна видел, как выводили Юхансена, Тиллека и Пыдера, как один за другим исчезали они в закрытом фургоне.

― Их осталось двое, — подумал он вслух.

― Что вы сказали? — Вялис поднял от бумаг красные от бессонницы глаза.

― Я сказал, что их всего двое.

― Да, вы можете ехать, товарищ Пальм, мы обезвредили их.

― Нет, я останусь.

― Зачем? О базе на болоте нам известно, дороги перекрыты. Уезжайте, так будет лучше. Приказ вы выполнили.

― Нет. Пока нет.

― Они могут убить вас.

― Все равно нет. — Эвальд двумя пальцами привычно за правил за ремень гимнастерку. — Я пойду побреюсь. — Он шагнул к двери, толкнул ее, прошел мимо вскочившего дежурного, вышел на улицу.

Над городком повисло солнце. И он стал нарядный и радостный, маленький одноэтажный, городок, проснувшийся и вступивший в новый день. Эвальд шел по деревянным упругим тротуарам, мимо домов с весело распахнутыми окнами, мимо узорчатых калиток и плотных заборов. На маленькой лесопилке пронзительно и тонко пела пила, ей вторило однообразное уханье локомобиля, где-то натужно стучал старенький дизель.

Город жил. И дневная жизнь его была проста и прекрасна.

В ней, наполненной пьянящим запахом смолистой стружки, тяжелым дымом торфа и вонью солярки, не, было места для пороховой кислоты. Прошедшая ночь стерла из памяти города людей с автоматами, появляющимися в нем вместе с темнотой, словно упыри. 

Город жил. Играло радио, звонко кричали на реке мальчишки, чей-то однообразный и унылый голос звал корову.

Эвальд шел через утро, через шум и запахи нового дня, и ему было грустно и хорошо.

За лесом, на станции, протяжно прокричал маленький, похожий на пузатый самовар паровоз. Точно такой же, как и много лет назад, когда он приезжал сюда к дяде на хутор.

Сытые кони несли бричку по этим улицам, и встречные- почтительно снимали шапки перед хозяином Сяргом. Но в воспоминаниях о прошлом не оставалось былой щемящей боли. Прошедшая ночь словно отрубила то, что он называл прошлым, как будто умелый хирург одним точным нажимом ножа вскрыл ноющую рану. Пройдет время, он встретит женщину. Самую хорошую и нежную, и она подарит ему сына или даже сына и дочь. Они станут наследниками Пальма, Куккера, Соснина, Вялиса, Лембита. Хозяевами этого городка, Таллина, Москвы — всей прекрасной проснувшейся земли.

Ради них, своих неродившихся детей, он носит оружие и будет носить его всю жизнь, чтобы защищать их от тех, кто приходит вместе с темнотой.

Эвальд шел быстро, почти бежал. Забыв обо всем, полностью отдавшийся своим мыслям. Он не замечал людей, идущих навстречу, не замечал, что его сопровождали Рудди и местный оперативник.

Хозяйка квартиры доила корову. Тугие струи молока со звоном падали в жестяное ведро.

― Доброе утро, Марита Яановна, — улыбнулся Эвальд.

― Доброе утро. — Хозяйка вытерла тыльной стороной ладони лоб, нацедила в кружку молока и протянула Эвальду.

― Спасибо.

Эвальд взял кружку и начал пить необыкновенно вкусное, теплое молоко. Он пил медленно, и ему казалось, что с каждым глотком в него вливается свежесть этого прекрасного утра.

Он брился особенно тщательно, потом долго мылся холодной колодезной водой. Теперь нужно поспать совсем немного. Открыть окно и поспать.

Он шагнул в комнату и увидел открытое окно. Слабый ветерок шевелил лист бумаги, прижатый камнем.

«В полдень, у валуна, по дороге на станцию ты умрешь. Юлиус».

Так. Эвальд открыл чемодан и вынул потертый револьвер. Крутанул барабан. Патроны сидели в гнездах плотно. Семь патронов, семь смертей. Ну что ж! Не подведи, наган. Эвальд надел гимнастерку, затянул ремень потуже, сунул оружие в карман.

Значит, в полдень. Это хорошо, что еще есть время. Нужно пойти в отделение и написать рапорт на имя Соснина. Мало ли что.

Он снова шел по городу, но мысли его были строги и конкретны, он думал о рапорте, который напишет Соснину. В конце докладной он вставит одну фразу, что нынче в полдень полностью ликвидирована банда Кровавого Юхансена.

Отделение жило обычной спокойной жизнью. Дежурный отчитывал пьяного, и тот умильно кивал в ответ на каждое слово. Говорить он не мог. В уголовном розыске сидели мрачные заявители, участковый, немолодой сержант с рыжими прокуренными усами, что-то втолковывал испуганному мальчишке.

Эвальд взял у дежурного ключ от кабинета уполномоченного ОББ, поднялся на второй этаж и запер дверь.

К одиннадцати тридцати рапорт был готов. Эвальд приколол к нему записку Юлиуса, положил бумаги в папку и пошел искать Вялиса.

― Где капитан? — спросил он у дежурного.

― В ружпарке.

Вялис проверял оружие. Он придирчиво рассматривал автоматы, пальцем пробовал смазку пулеметов, аккуратно раскрывал коробочки со взрывателями для гранат.

― А, это вы, товарищ, Пальм. Не спится?

― Вот мой рапорт, я хочу, чтобы он был у вас. — Эвальд протянул капитану папку.

― Зачем? — удивился Вялис, но, посмотрев на Эвальда, взял документы.

― Мне надо на станцию, капитан.

― Возьмите машину.

― Нет, я хочу пройтись.

Вялис хотел сказать, что это опасно, долго, глупо в конце концов, но, посмотрев на Эвальда, промолчал.

Капитан снова подошел к пирамиде с оружием, но что-то не давало ему сосредоточиться, и он никак не мог понять, что именно. Беря очередной автомат, он вновь увидел папку и понял — это она, вернее, бумаги, лежащие в ней, не давали ему покоя. Вялис раскрыл папку и увидел записку Юлиуса.

― Дежурный! — рявкнул капитан.

― Я здесь. — В ружпарк вбежал встревоженный младший лейтенант.

― Где майор?

― Ушел на станцию.

― Его охраняют?

― Да, за ним пошли Куккер и лейтенант Сипп.

― Тревога! Поднимай людей!

Город кончился сразу. У него не было окраины. Просто улица. стала лесной дорогой, а ели подступили вплотную к домам. Лес встретил Эвальда прозрачной тишиной и запахом можжевельника. Он остановился и вынул из кармана наган. Пора. Вдалеке, на станции, закричал паровоз, эхо подхватило его стонущий голос и принесло к Эвальду: «Где брат твой?..»

И услышал он за спиной крик неродившихся сыновей своих, и встали рядом с ним ребята из Эстонского корпуса, и убитый Вася Тихонов встал, и Соснин, и Куккер, и погибший от бандитской пули старшина Леус.

Встали рядом и скомандовали ему: «Иди!»

Эвальд сделал первый шаг по этой дороге.

Ненависть кровавой пеленой застилала глаза. Ненависть к брату, нет, не к брату, к Эвальду Пальму, майору милиции Эвальду Пальму. Юлиус шел через лес, сжимая, в руке восемь смертей, лежащих в рукоятке «беретты». Скоро он увидит его. Скоро. Совсем скоро. Восемь смертей. Как это мало для него, растоптавшего жизнь, погубившего любовь Юлиуса Сярга! На станции закричал паровоз, эхо подхватило его стонущий голос и принесло к Юлиусу: «Не убий! Не убий! Не убий!» Где брат твой?.. Сейчас он увидит его. Юлиус поднял пистолет.

На всю жизнь ты запомнишь этот день. И дорогу эту запомнишь, и лес. И запах сосны, особенно сильный после дождя. И небо над лесом запомнишь. И солнце, пробившееся сквозь тучи. Вот там, у поворота дороги, валун. Огромный, истертый веками, поросший мхом. Там ты встретишь брата своего. Сколько шагов до поворота? Начинай считать.

Первый!

Второй!

Третий!

Гулко щелкнул в тишине взведенный курок.

Машину занесло на повороте, и Вялис чуть не ударился головой о стекло.

Эвальд сидел на обочине дороги, пистолет лежал рядом на сырой от росы траве.