Этот короткий монолог означал одно: двоих, которые стерегут Медведя у входа, нужно ликвидировать. До двенадцати нужно обесточить сигнализацию. В распоряжении у него будет только два часа, за это время он должен выпотрошить сейф, спуститься с крыши и на машине уехать как можно дальше от города.

Медведь не случайно решил остановить свой выбор именно на универмаге: сейчас там велись ремонтные работы, и здание, опутанное строительными лесами, словно паутиной, было уязвимым.

Самое трудное было – это уйти незамеченным. Медведь решил уходить через окно.

Ровно в десять вечера он встал и подошел к окну.

На противоположной стороне улицы остановилась машина, из темного нутра которой вышли три человека. Вечерние сумерки скрывали их лица, но Медведь знал, кто это: ему были знакомы их походки, привычки, жесты. Не нужно было вглядываться в темноту, чтобы понять, что это те, кого он ожидает. Сейчас они должны пройти по тротуару, потом на перекрестке перейти на другую сторону. Один из них, тот, что пониже ростом и пощуплее, по трубе залезет на второй этаж и проникнет на лестничную площадку. Двое других будут поджидать его внизу: они возьмут на себя сторожей. Все должно произойти быстро: три минуты – предельное время.

В это время на глухих казанских улочках народу не бывает, если что-то и помешает, так это преждевременная стрельба.

Как только трое скрылись за углом, Медведь неторопливо надел пальто, проверил портфель – ключи, отмычки, все на месте, – потом посмотрелся в зеркало. Отметил, что на висках появилось несколько седых волос, подумав, решил присесть на дорогу для удачи и только после этого открыл дверь.

Спускался он неторопливо. На нижнем лестничном пролете увидел свой недавний караул. Двое охранников сидели на полу, подперев спинами стены, и, если бы не безвольность во всем теле, можно было подумать, что они живые.

– Мы их оставим здесь, – вышел из темноты человек, – не тащить же их в машину. К тому же и места нет.

– Все обошлось?

– Убрали так, что и пикнуть не успели.

– Пойдем, у нас в распоряжении два часа. Через два часа должны прийти за мной и сменить этих.

– Уложимся?

– Все будет в порядке, я уже подсчитал.

Из подъезда вышли неторопливо. В жестах ни малейшей суеты, обычный прогулочный шаг. Тотчас подъехала машина, и они влезли вовнутрь.

– Вперед, к универмагу!

…С тех пор Медведь не попадался ни разу. После удачного ограбления универмага он лег на дно. Не уставал менять фамилии, внешность. Кем он только не был за это время! Медведь больше не взламывал сейфы, с этим ремеслом он расстался навсегда, он занялся организацией воровского дела. Шаг за шагом, год за годом собирал в своих руках власть в разных регионах, напоминая великого князя-завоевателя, который присоединяет к себе земли менее могущественных князей. Медведь скоро сосредоточил в своих руках гигантскую империю. Его могущество началось с того, что он просто был арбитром в воровских разборках, понемногу накапливал авторитет, а потом, устав от роли беспристрастного судьи, стал сам по своему усмотрению вершить судьбы. Медведь стал убирать неугодных, заменяя их на более сговорчивых, собирал слухи, порочащие честь воровских авторитетов, и потом давал им ход, привлекал на свою сторону крупных воров, а с некоторыми даже делил власть.

Однажды, пятнадцать лет назад, устав от жизни воровского отшельника, Медведь посмел появиться в свете и сразу заметил к своей персоне пристальное внимание комитета безопасности. Не забыли Медведя, и дело его не было отправлено, как он ожидал, в архив, казалось, оно дожидалось своего хозяина только для того, чтобы через многие годы предъявить ему обвинение. Были наняты лучшие адвокаты. Медведь не жалел денег, сорил ими так, будто это были конфетные фантики. Он чувствовал себя купцом, посетившим церковь в благословенную Пасху. Скоро его дело было прикрыто за давностью лет, по болезни и старости обвиняемого. Но, понимая, что теперь он не сможет сделать и шагу без пристального внимания со стороны заинтересованных лиц, Медведь решил исчезнуть и организовал себе пышные похороны, и не где-нибудь, а на Ваганьковском кладбище. Это ему удалось. Смерть патриарха была инсценирована настолько искусно, что в нее поверили даже воровские авторитеты. Со всех концов огромной воровской империи были присланы гонцы, которые стояли в очередь, чтобы снять перед его прахом шапку и возложить на могилу пышный венок. И только пятнадцать самых посвященных знали о том, что Медведь таится неподалеку и с умилением наблюдает за собственными похоронами.

…Печень отпустила, и Медведь решил это отметить – ничто так его не успокаивало, как рюмочка холодной водки. Медведь встал, открыл бар и плеснул из бутылки на самое донышко рюмки. Некоторое время он наблюдал за тем, как колышется на дне прозрачная водочка, как отбрасывает на хрустальные грани желтоватые блики, а потом уверенно залил в себя содержимое. Его кровь жаждала именно этого напитка. Только водка могла разогнать ее по жилам и вернуть телу былую энергию.

– Алек! – снова позвал Медведь, и тот сразу появился в дверях.

Алек был предан Медведю до самопожертвования и, если бы потребовалось, днями и ночами лежал бы у порога Медведя сторожевым псом.

Несмотря на свою непродолжительную карьеру в НКВД, Медведь у чекистов многому научился, в том числе и правилу: «Не доверяй никому!» Он не однажды убеждался в верности этого принципа и сейчас, следуя старой привычке, поинтересовался:

– Звонил ли куда-нибудь Варяг?

– Звонил, Георгий Иванович.

– Это интересно. Куда же? – Медведь наполнил вторую рюмку.

– Он звонил в другой город. Там живет прежняя его любовь, с которой он однажды провел ночку в поезде.

– Что же такого он ей говорил?

– Ничего не сказал. Как только услышал ее голос, так сразу положил трубку. Я потом заглядывал к нему, железный парень. На лице ни тени страданий.

– Хорошо. Иди пока к себе, Алек.

Медведь остался доволен. Он не ошибся в парне, Варяг созрел для больших дел. Он никому не проговорится о гостеприимстве, даже если из него будут тянуть жилы. Парень честолюбив, дерзок, смел, молод. Важно только направить все это в нужное русло. Конечно, это пока только дорогой алмаз, над которым придется изрядно поработать, чтобы придать ему правильную огранку. Пройдет совсем немного времени, и свет внутри бриллианта заиграет радужными бликами.

Вот только девушка эта… Ладно, потом. Потом надо будет разобраться…

В молодом Варяге Медведь узнавал себя. Когда-то и он был так же беспечно молод, так же честолюбив, полон планов, многие из которых удалось реализовать. Конечно, если бы у него был сын, то империю, которую он сложил из сотен кубиков, передал бы ему. Этому мощному зданию нужен крепкий хозяин, который не даст ему рассыпаться. В противном случае многие годы созидания пойдут насмарку. Из своего окружения нужно выбрать самого достойного, того, кто сможет справиться с этой ношей. Это дело непростое: нужно быть и дипломатом, и господином. Каждый вор – личность, не считаться с которой невозможно. За каждым стоит большая группа людей, на которую можно опереться в любую минуту. Чтобы подчинить себе эту группу, нужно завоевать доверие и уважение хозяина.

Медведь выпил и эту рюмку, и снова водка согрела его. Хватит. Очень не хотелось бы умирать на старости лет от перепоя. Он спрятал водку в бар, туда же поставил и рюмку.

Варяг долго не мог успокоиться, услышав голос Светы, мгновенно воскресивший в нем полузабытые воспоминания. Внешне он выглядел прежним – тот же ленивый взгляд усталых серых глаз, то же невозмутимое выражение лица. Единственное, что его выдавало, – это руки, которые никак не могли успокоиться: то возьмут книгу со стола и вдруг швырнут ее в угол; начнут листать журнал и закроют его с отвращением; или, потянувшись к какой-нибудь картине, начинают колупать краску. «Спокойно, спокойно, – внушал себе Варяг. – Возьми себя в руки. Ты вел себя куда более достойно и не в таких ситуациях, а тут от одного звука женского голоса сходишь с ума, как самец во время брачного периода. Если уж на то пошло, то ее можно будет увидеть и после операции. Можно даже жениться на ней. Весь вопрос в том, захочешь ли ты сам этого. Слишком многое вас разделяет. Для тебя будет лучше, Варяг, если ты выбросишь эту блажь из головы и начнешь думать о чем-нибудь другом. Сейчас я сосчитаю до десяти, и ее нужно будет забыть, хотя бы на сегодня. Раз… Два… Три…»