Но каким же образом все трое оказались подле убитого сторожа, охранявшего пустынный дом? Может быть, они втроем искали в доме нечто ценное? Переругавшись, они, видимо, решили устранить кладоискателя, но тот оказался прытким малым и бросился наутек по Староконюшенному переулку.

Впрочем, существует еще и вторая версия. Не исключено, что Владлен Лозовский оказался в охраняемом доме в тот самый момент, когда произошло убийство сторожа, и стал нечаянным очевидцем случившегося. Вот они и решили его устранить.

В этом деле вырисовывается еще одна любопытная деталь. Убитый сторож состоял в личной охране генерального директора Мурата Курбанова, одного из крупнейших акционеров «УралСибНефти», застреленного несколько месяцев назад из снайперской винтовки. Причем это не последняя смерть служащих «УралСибНефти», – несколько дней назад в своем загородном доме был убит еще один акционер, Георгий Лаврентьев. По оперативной информации, оба они не поладили с Михаилом Пономаревым, – главой компании «УралСибНефть», занимавшимся поставками нефти в Западную Европу. А ведь дом в Староконюшенном переулке был куплен Пономаревым и планировался использоваться под офис своей фирмы.

Илья чувствовал, что правда находится где-то рядом, оставалось лишь поглубже копнуть.

Аккуратно пролистав листы дела, Никольский сунул его в стол. В пятнадцать часов он назначил встречу Владлену Лозовскому, который должен будет ответить ему на вопрос: что именно он искал в доме в Староконюшенном переулке.

Прозвеневший звонок прервал его размышления. Подняв трубку, Никольский ответил:

– Слушаю.

– Вас беспокоит майор Федосеев, из ФСБ.

Никольский нахмурился: к чему бы это? Майора Федосеева он знал по совместной работе. Год назад он вместе со своей группой был передан в его отдел на усиление, когда был застрелен один из руководителей Национального банка. Причем банкир был убит за день до того, как должен был подписать договор о сотрудничестве с немецким концерном на сумму в два миллиарда евро. Планировалось, что Германия будет участвовать в строительстве крупного металлургического завода на Южном Урале. Поначалу дело воспринималось как криминальное, но вскоре приобрело политический подтекст: в результате убийства проект был заморожен, а Россия понесла огромные экономические убытки. Материалы следственных мероприятий по распоряжению начальства Илья передал майору Федосееву. Чем завершилось это дело, Никольский не знал, а спрашивать у Федосеева не считал нужным – не такие у них были отношения, чтобы откровенничать.

Но почему он позвонил в этот раз? Неужели дело еще не завершено?

– Да, товарищ майор, слушаю.

– Илья, давай без официоза, договорились?

– Хорошо, Марк. Что там случилось?

– Ты слыхал что-нибудь о Владлене Лозовском?

Майор Никольский невольно напрягся:

– Да. В деле, которое я сейчас веду, он один из главных подозреваемых в убийстве.

– Вот даже как.

– Сегодня он должен прибыть ко мне на допрос в три часа дня.

– Похоже, что ты его не дождешься.

– Почему?

– Сегодня я прибыл на место взрыва, а там лежат два покойника; у одного из них обнаружился паспорт на имя Владлена Рувимовича Лозовского.

– Вот так новость! – опешил майор. Все-таки они его достали. – Признаюсь, не ожидал. Но как ты вышел на меня?

– В его паспорте оказалась твоя визитка.

– Теперь понятно. Но это точно он? – невольно понизил голос Никольский. – Может, кто-то другой? Знаешь, как это иногда случается…

– Лицо его обезображено, узнать будет непросто. Его нужно привести в порядок. Ты не знаешь, чем он конкретно занимался? Почему в своем доме хранил пять килограммов тротила?

– Даже так?.. Это для меня новость. Мне он представлялся вполне мирным. Занимался кладоискательством и прочей чепухой…

– Кладоискательством, говоришь, – задумчиво протянул Федосеев.

– Именно так. У них создан клуб кладоискателей; так вот, он был одним из самых его активных участников.

– Если он был кладоискателем, тогда что же ему мешает быть «трофейщиком»?

– Это кто еще такие?

– Знаешь, в наше время есть места, где до сих пор со Второй мировой войны осталось немало неразорвавшихся мин и снарядов. И вот «трофейщики» разыскивают такие мины, выковыривают из них тротил, а потом продают его.

– Где же есть такие места?

– Например, в Киришах, это под Петербургом. Своеобразная Мекка для разного рода «трофейщиков», «черных следопытов», «падальщиков»… Мины там до сих пор на поверхности лежат. Но меня здесь смущает другое. Тротил Лозовский готовил не на продажу; тот лежал у него в сейфе, где он и установил растяжку. Люди погибли в тот самый момент, когда открылась эта дверца. Следовательно, он знал, что за ним ведется какая-то охота. Получается, что таким образом он хотел избавиться от преследователей, да вот не рассчитал и погиб сам.

– Выходит, что так…

– Мне кажется, что он нашел нечто очень ценное, из-за чего за ним началась настоящая охота. Ты мог бы хотя бы предположить, что именно он мог найти?

– Честно говоря, я просто теряюсь в догадках; но если он действительно мертв, то теперь этого у него не спросишь.

– Понятно… Ладно, будем держать связь.

– Договорились, – отозвался Никольский и в задумчивости положил трубку.

В Тлашкалу капитан Эрнан Кортес вошел поздним вечером.

Конный вооруженный испанский отряд с рыцарями во главе выехал на многолюдную базарную площадь, где возвышалась высокая пирамида, насчитывающая пятьсот ступеней, уходящих к самому центру. На вершине находились шестеро жрецов с перемазанными сажей лицами. Длинные нечесаные волосы повязаны кожаными лентами. У подножья пирамид на деревянных подставках стояли человеческие черепа. Их было много. Очень много! Двое жрецов в черных одеждах, перепачканных кровью, деловито раскладывали на ступенях внутренности, а третий служитель – с большим шрамом на левой скуле – раздувал очаг, чтобы преподнести их в дар кровожадному богу.

Кортес, в общем-то привыкший к крови, не выдержал ужасного зрелища и сосредоточил взгляд на многолюдном рынке. Продавцы, спрятавшись под навесы, продавали с небольших лотков соль, крупы. Носильщики с торбами за плечами и закрепленными на лбу ремнями разносили товар. Отдельно стояли женщины для утех; их можно было узнать по ярко накрашенным лицам, а еще с какой небрежностью они задирали на коленях юбки. Обыкновенная жизнь большого города. Такая встречается и в Испании.

Правитель Тлашкалы царь Оакан, находящийся с ацтеками в состоянии войны, разрешил отряду испанцев не только пройти через их земли, но и дал в сопровождение несколько тысяч человек. Оставалось только произвести впечатление на послов Монтесумы, прибывших также в город, чтобы поторопить «владыку людей» принять выдвигаемые условия о сдаче своей столицы.

Присутствовать на предстоящих переговорах царь Оакан не пожелал, но пообещал выделить для них небольшое помещение в своем дворце.

Эрнан Кортес вместе с Малинче ехали в карете; кованые обода слегка постукивали по каменным плитам, привлекая внимание индейцев.

Уже приблизившись ко дворцу, в котором располагался испанский отряд, Кортес заметил группу людей из двадцати человек, среди которых богатыми ожерельями из цветных камней и шерстяными накидками (их могли позволить себе только состоятельные люди) выделились шесть человек: это были послы «владыки людей Монтесумы Второго».

– Ты сделала то, о чем я тебя просил? – спросил Кортес, повернувшись к Малинче.

– Да, командор Кортес, – ответила Малинче. – Я сделала все что нужно. Каждое произнесенное слово будет убедительным. Хотя я думаю, что Монтесума и так уже представляет, с каким человеком он имеет дело.

– Что ты думаешь об индейцах, которые тащатся за нашим обозом?

– Все те индейцы, что следуют за нашим обозом и представляются торговцами, в действительности большие хитрецы и искусные шпионы, – объявила Малинче. – Они докладывают своему «гневному владыке» о каждом нашем шаге. Один из этих торговцев – первоклассный художник. Он нарисовал наших людей, наши ружья, наши пушки и наших солдат во всем вооружении. Вы будете удивлены, командор, но среди этих рисунков я видела и ваш портрет. Так что Монтесума представляет, как вы выглядите.