Несколько лет назад Катерина прожила в нем пару месяцев, но в ее письмах из Форли не было жалоб на дом. Я решила, что новое палаццо Риарио казалось ей тогда по-сельски оригинальным и вполне подходящим для жизни, если в любой момент можно уехать в Рим.

Я помогла няньке Лючии отыскать детские вещи и уложить малышню спать. Потом я спустилась на первый этаж, пошла по узкому коридору в поисках комнаты госпожи и, к несчастью, повстречалась с Луффо Нумаи. Он привел нам в помощь слуг, знакомых с домом, которые с готовностью согласились поработать недельку бесплатно.

Городской глава представил их Джироламо и теперь блуждал по дому в поисках правительницы Форли, видимо, желая напомнить ей о приглашении на обед. Мы с сером Луффо стремительно шагали навстречу друг другу в полутемном коридоре и едва не столкнулись.

— Ах! — воскликнул он, отпрянув. — А вот тебя я раньше не видел.

Он сдвинул очки к переносице, сощурился и приблизился ко мне. Его глаза, увеличенные стеклами очков, вытягивались к внешним уголкам и кривились словно пиявки.

— А ты такая хорошенькая! Из камеристок мадонны Катерины?

Не успела я ответить, как его руки зашарили по моему корсажу и сжали грудь, как будто пробуя сливы на спелость.

Сер Луффо придвинулся еще на шаг, прижался ко мне всем телом и зашептал на ухо:

— Твоя госпожа славится красотой, но ты, честное слово, еще очаровательнее. Твои черные волосы и глаза, нос и губы…

Он попытался сунуть руку мне под корсаж. Я отшатнулась и отвесила ему тяжелую затрещину, отчего очки сера Луффо слетели с носа.

— Сучка! — вскрикнул он, но скорее удивленно, а не злобно, упал на колени и принялся шарить по тощему ковру в поисках очков.

Я прекрасно видела, куда они упали, но была опустошена событиями последних двух месяцев. Меня нисколько не волновало, какое впечатление я произведу на второго по могуществу человека в Форли.

Пока он ползал по полу, я холодно произнесла:

— Я сестра ее светлости, воспитывалась вместе с графиней при миланском дворе. Только попробуй еще раз ко мне прикоснуться!

Пока я говорила, он хлопал ладонью по полу и наконец-то нашел очки. При моих последних словах он нацепил их на нос, сидя на ковре, и посмотрел на меня снизу вверх с недоверием, но, как ни странно, без злобы.

— Ага, — протянул Нумаи, вглядываясь в мое лицо едва ли не с благоговением. — Теперь я вижу. Совершенно точно, ты дочка герцога Галеаццо.

— Меня удочерила герцогиня Бона, — огрызнулась я. — А теперь дай мне пройти.

В глазах сера Луффо вспыхнул какой-то странный вдохновенный огонек, когда он дотронулся кончиками пальцев до пострадавшей щеки.

— Какая сила! Я не причиню тебе зла, моя дорогая. Искренне извиняюсь за то, что расстроил тебя. Но… — Он качнулся вперед и прижался лбом к ковру, выражая рабскую покорность. — Умоляю, назови свое имя! Я буду вечно его повторять!

Нумаи пополз по ковру, помогая себе локтями, остановился, коснулся моей туфли и поцеловал ее.

Я была настолько ошеломлена, что ответила правду:

— Дея.

Он с восторгом уставился на меня и повторил:

— Дея! Я должен был сам догадаться, ты поистине богиня!

Я вспыхнула и заявила:

— Сер Луффо, прошу тебя, встань и дай мне пройти. — Это был не римский дворец, коридор тут оказался слишком узким, чтобы протиснуться мимо, пока он ползал по полу.

— Я встану, прекраснейшая из богинь! Но… не соблаговолишь ли ты сначала меня ударить, чтобы я мог подняться?

— Хватит, — зашипела я. — Вставай!

В ответ сер Луффо снова вжался лицом в ковер и закрыл голову руками, ожидая удара.

Я устала и уже потеряла терпение, мне хотелось найти Катерину, убедиться, что ее постель готова, и наконец-то, после недельного путешествия, лечь на нормальный матрас. Это шло вразрез со всем, чему учила меня Бона, но я носком туфли легонько стукнула сера Луффо по пальцам, прикрывавшим лысую макушку.

— Сильнее, — потребовал он невнятно.

Я стукнула еще раз, довольно сильно.

— Сильнее, — умолял он, и на третий раз я пнула его так, что Нумаи завалился на бок.

— А теперь вставай немедленно! — приказала я сурово.

— Дея, моя дражайшая, ты будешь сниться мне сегодня! — Сер Луффо поднялся, задыхаясь от страсти. — Придет день, когда тебе потребуется моя помощь или что-то еще. Ты придешь ко мне такой, какая сейчас, и я отдам тебе все. Все, что угодно! Только попроси…

Он двинулся ко мне, как будто снова собираясь облапить, но я предостерегающе вскинула руку, и Нумаи замер.

Из коридора у меня за спиной донесся приглушенный смешок. Мы повернули головы — в нескольких шагах от нас стояла Катерина.

Она усмехалась, глядя на сера Луффо. Тот поднялся на ноги, объяснил, что привел в помощь слуг, и заметил, что графиня выглядит уставшей. Глава города пообещал устроить пир прямо у нас во дворце, вместо того чтобы везти господ к себе.

После чего Нумаи быстро откланялся. Катерина усмехалась, глядя, как он удаляется.

— Я слышала твою беседу с сером Луффо, — сказала она. — У него имеется одна слабость, которую ты явно можешь обернуть себе на пользу.

Первый раз за прошедший месяц мы засмеялись.

Катерина повела меня в спальню, где Марта — пожилая женщина, которая в Риме командовала двумя десятками горничных в палаццо Риарио, — помогла моей госпоже раздеться. Из сотен слуг, секретарей, кухарок и прачек, которые еще недавно обслуживали дворец Риарио, нам пришлось оставить всего двадцать. У детей была теперь одна нянька, а не три, у Катерины вместо дюжины камеристок только Марта и я.

В конце этого долгого дня мы с госпожой чуть живые повалились в постель, которая, к счастью, была застелена прекрасными простынями, доставленными из Рима вместе с мягкими подушками и тонкими покрывалами, лежавшими сверху. Только теперь Катерина наконец-то позволила себе заплакать от горького разочарования, вызванного потерей Вечного города. Разразившись слезами, она уже не могла остановиться, и я обнимала ее, баюкая словно дитя.

Через три недели Катерина благополучно разрешилась здоровым сыном Джованни Ливио. У Джироламо был повод торжествовать: с тремя сыновьями род Риарио-Сфорца уж точно просуществует не меньше двух поколений. Однако, сломленный потерей богатства и почета, он целыми днями напивался и развлекался игрой у себя в столовой, не задумываясь о том, что у него больше нет источника дохода, поскольку подданные не платят налогов. Все вопросы управления и финансов он возложил на свою талантливую жену, которая и без того была занята ремонтом нового жилища. В то же время он злился на нее, поскольку на фоне отваги Катерины его трусость делалась особенно очевидной. Однако муж больше ни в чем не ограничивал жену, вероятно, втайне все-таки восхищаясь ее смелой попыткой удержать крепость Сант-Анджело. Это чувство графа в конечном итоге обернулось огромным счастьем для меня лично.

Всем секретарям, писцам, персональным помощникам, служившим графу Джироламо в Риме, платил Ватикан, за исключением четырех человек: престарелого камердинера Никколо, управляющего, виночерпия и Луки. Теперь, когда хозяин отошел от политических дел и проводил все дни за игровым столом, у Луки было много свободного времени, и он помогал другим. Когда его услуги на половине графа не требовались, он выполнял поручения графини, а значит, проводил много времени рядом со мной.

Вероятно, присутствие Луки напомнило Катерине о его любви ко мне, или же она заметила, какими глазами мы смотрим друг на друга. Мне хочется думать, что так оно и случилось, а я просто до сих пор недооценивала свою госпожу.

Однажды я помогала престарелой Марте менять постельное белье в спальне Катерины, и графиня вошла в комнату. Она родила всего две недели назад и до сих пор чувствовала слабость, но главное состояло в том, что Катерина шла от мужа, который еще до полудня успел напиться и играл в кости со своими новыми друзьями: распутными братьями Орси и вспыльчивым Людовико Пансекко. Джироламо установил игорный стол в своей личной столовой наверху, которую назвал Залом нимф, поскольку на обоях там были изображены обнаженные полубогини. Обычно после подобных встреч с супругом Катерина становилась злой и раздраженной, однако сегодня, поглядев на нее, я увидела, что она пытается спрятать улыбку, а ее глаза необычайно ярко блестят.