Я сейчас же принялась распускать шнуровку на одном из них, выдернула из парчи золотой шнурок и негромко спросила:

— Что-то случилось, мадонна? Могу я помочь?

Она тяжко, прерывисто вздохнула. Я сняла первый рукав, сложила, оставила на стуле, подошла с другой стороны и продолжила свою работу.

Тут Катерина заговорила срывающимся голосом:

— Какая же он скотина!

Я расшнуровала второй рукав, положила к первому и отозвалась с легким недоумением:

— Сочувствую. — Затем меня вдруг озарило, в чем причина ее странного поведения. — Мадонна, неужели он отменил поездку?

— Еще хуже, — сказала она, и ее лицо исказилось. — Я все равно должна ехать. Но, Дея, тебе он запретил! — С этими словами госпожа закрыла лицо ладонями.

Я осторожно взяла ее за запястья, отвела руки и сказала:

— Должно быть, это какая-то ошибка. С чего бы ему запрещать мне ехать?

— Он сказал, что меня будут сопровождать люди, которых он выберет лично. Мне оставят одну только придворную даму, делла Ровере. Нельзя брать слуг из Милана! С мужем едет только один доверенный секретарь. Граф сказал, что нам предстоит тонкая дипломатическая миссия. Что бы я ни говорила, он не желает уступать. Я даже заявила, что вообще никуда не поеду, если не смогу взять тебя, но он ответил, что тогда повезет меня силком. — Ее глаза наполнились слезами. — Дея, я боюсь! Если я поеду без тебя, случится что-то ужасное! Я умру при родах, меня убьют, на нас нападут разбойники…

— Тише!.. — произнесла я с таким спокойствием и уверенностью, что она действительно замолчала. — Для начала, мадонна, мы тебя разденем. В этом платье наверняка жарко. Смотри, у тебя вся шея мокрая.

Катерина подняла руки, чтобы я стянула с нее платье. Я сняла с головы графини сетку для волос, расплела косы и принялась расчесывать локоны.

Пока я занималась всем этим, она снова заговорила:

— Джироламо собирается встречаться с дожем. Затевается какая-то политическая игра, я не знаю, в чем ее суть, но муж очень волнуется. — Ее лицо скривилось. — Я не смогу без тебя, особенно когда впереди роды.

Расчесав золотистые волосы, я стянула с Катерины влажную от пота нижнюю рубаху и сменила ее на ночную.

— Ты прекрасно обойдешься без меня, — произнесла я твердо, скрывая свое огорчение — ведь мне предстояло надолго разлучиться с Лукой. — Ты уже взрослая женщина, негоже верить во всякие глупости.

Ее взгляд уперся в карты, сложенные аккуратной стопкой поверх куска черного шелка.

— Неужели? — переспросила она. — Давай посмотрим, что скажут о путешествии карты.

Я снова села перед камином, а Катерина опустилась в кресло рядом со мной. Я перемешала карты, затем протянула ей.

Как следует перетасовав колоду и сняв своей рукой, госпожа отдала ее мне.

Вместо того чтобы положить карты на стол, я развернула их веером, держа рубашкой к Катерине, и велела:

— Выбери одну. Больше нам не нужно.

Катерина спешно протянула руку, но в последний момент заколебалась. Наконец она пожала плечами, вздохнула, выдернула карту и показала мне. Повешенный!..

Я постаралась сохранить внешнее спокойствие, хотя меня захлестнула волна страха. Но ведь мне надо было предсказывать будущее перепуганной беременной женщине.

— Повешенный, — произнесла я с прохладцей. — Эту карту мы уже видели раньше. Она связана с жертвой. — Я отвернулась, не в силах вынести ее полный ужаса взгляд.

— Но что она означает? Кто-то умрет? Я?..

— Не знаю, — честно ответила я, хотя и сама испугалась за нее. — Но помни, эта жертва всегда обещает удивительную награду, ведет к великому достижению. — Я с трудом улыбнулась. — Кто знает, мадонна, может быть, жертва в том, чтобы оставить меня дома и научиться самостоятельно принимать решения.

— Ты и правда так думаешь? — шепотом спросила она.

Я кивнула. Катерина успокоилась и, явно измученная, забралась в постель. Я тоже разделась, потушила лампу и улеглась рядом с ней.

Катерина еще не спала и зашептала в темноте тоненьким голоском маленького, неуверенного в себе ребенка:

— Дея, обнимай меня, пока я не засну, ладно?

В последний раз она просила об этом в день смерти отца. Звук ее голоса напомнил мне ту до смерти испуганную девочку из собора Санто-Стефано, отца которой убили у нее на глазах.

— Ладно, — ответила я мягко.

Катерина перевернулась на бок, спиной ко мне. Преисполненная жалости, я пододвинулась к ней, лежа на том же боку, и обняла за плечи. К моей радости, минуты через три она уже спала.

За день до отъезда Джироламо и Катерины все в палаццо Риарио работали не покладая рук, собирая хозяев в многомесячное путешествие. К вечеру у меня выдалось несколько свободных минут, и я смогла увидеться с Лукой. Мы встретились в саду, и я поцеловала его на прощание.

Он хотел встретиться со мной на рассвете, чтобы как следует попрощаться, или прийти в сад ночью, но я не желала ни того ни другого. Мне нужно было попрощаться быстро, чтобы не проливать лишние слезы.

Я пожелала Луке счастливого пути и не позволила ему задержаться. Он был разочарован, но все понял.

Ночью я тоже не дала воли слезам, хотя спала урывками, вздрагивала от каких-то кошмаров, несущих в себе угрозу. Я знала, что в ходе этого путешествия кто-нибудь обязательно умрет. Может быть, Катерина или даже мой обожаемый Лука. Но в любом случае эта смерть приведет к перерождению и к совершенно неожиданному будущему.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

С отъездом Катерины я целыми днями просиживала в детской, играла с маленькими Оттавиано, Бьянкой и Чезаре, а также отправляла всем, кто присылал Катерине письма, короткие ответы с сообщением, что ее сиятельство в отъезде и не сможет написать лично, пока не вернется домой. Из-за отсутствия настоящей работы у меня оставалось полно свободного времени, чтобы тревожиться за Луку и мою госпожу.

Первое письмо я получила через две недели после их отъезда.

Шестое августа 1481 года.

Здравствуй, любимая!

Телохранители графа прочитывают перед отправкой все письма, поэтому буду краток, чтобы не утомлять их бесконечными излияниями чувств к тебе. Его светлость велел напомнить, что это письмо нельзя показывать никому, даже обитателям дворца Риарио, а если кто-нибудь будет расспрашивать, куда поехал граф, следует отвечать, что он в Романье, осматривает новый город Форли.

В данный момент это чистая правда. Мы прибыли в Форли вчера. Путешествие затянулось несколько дольше обычного, поскольку граф выбрал не широкую торную дорогу, ведущую во Флоренцию, а узкую, почти пустынную, которая проходит через всю Романью.

На подъездах к Форли местность равнинная, неудивительно, что здесь выращивают так много зерна. Мы проезжали мимо бескрайних полей пшеницы, золотистой, почти созревшей. Сам город маленький и совершенно не похожий на Рим.

Несмотря на это, графиня по-настоящему очаровала здешних обитателей. В этом смысле она весьма полезна своему мужу, поскольку он не умеет завоевывать сердца подданных. В вечер нашего прибытия в Форли в одной из дворцовых кухонь начался пожар. Местные говорят, это плохое предзнаменование. Кто знает, возможно, они и правы.

Я хотел бы еще многое тебе рассказать, но придется отложить это до того счастливого дня, когда я вернусь и наконец-то смогу заключить тебя в объятия.

А пока что, любимая моя, остаюсь твоим вечным слугой,

Лука.

Восьмое августа 1481 года.

Дорогая Дея!

Мы приехали в Форли несколько дней назад. Местность вокруг исключительно равнинная, однако, глядя из западного окна бывшего герцогского дворца, я вижу вдалеке прекрасные Апеннины.

Городок очень мал, но его жители весьма доброжелательны и делают все, чтобы достойно принять нас. Когда мы въезжали в городские ворота, местные юноши, одетые в белое, махали в знак приветствия пальмовыми ветвями, как будто встречали Иисуса, въезжающего в Иерусалим. Уже вечерело, и многие жители, выстроившиеся вдоль улиц, держали зажженные свечи — получилось очень красиво. Я была в новом платье из золотой парчи с серебристой отделкой, и огоньки изумительно играли на нем.