Но за подобную роскошь, разумеется, приходилось платить. Точно так же, как в Павии весь двор дрожал от страха перед гневом герцога Галеаццо, обитатели палаццо Риарио трепетали, когда Джироламо являлся в скверном расположении духа. К несчастью, он был редко настроен благостно, и весь двор ликовал, когда хозяин уезжал, чтобы лично руководить войсками, сражавшимися за усиление влияния Риарио в Романье.

Слава богу, Джироламо почти не общался с женой. Они никогда не оставались наедине, не обедали вместе. Джироламо не приглашал ее на свою половину и не заходил в покои Катерины, за исключением тех случаев, когда требовал от нее исполнения супружеского долга, обычно поздно ночью и напившись почти до бесчувствия.

В такие ночи я искренне переживала за свою госпожу, думая, что ей никогда не найти счастья в любви. Но так продолжалось только до тех пор, пока мы не побывали на пиршестве, устроенном кардиналом Родриго Борджа.

Однажды вечером, в начале июня, мы с Катериной и Джироламо отправились в гости к кардиналу, причем в экипаже и в сопровождении восьми вооруженных всадников, хотя до палаццо Борджа было двадцать минут ходьбы. Сначала я не поняла, почему муж моей госпожи поехал с нами. Карета с его камердинерами следовала за нами, значит, Джироламо собирался вернуться домой позже дам. Потом он все объяснил.

Тем вечером Катерина была просто восхитительна в переливающемся серебристом платье с голубыми бархатными рукавами и в серебряном головном уборе с прозрачной вуалью. Теодора целый час возилась с нагретой кочергой, мастерски завивая длинные локоны, обрамлявшие лицо графини. В свои четырнадцать Катерина быстро превращалась в ошеломительно прекрасную молодую женщину. Лишь самые бесчувственные и самовлюбленные мужчины в тот вечер не замирали от восторга, прежде чем разразиться потоком комплиментов.

Джироламо сел в наш экипаж, оглядел жену и принялся читать нотацию.

— Берегись кардинала Борджа, — сказал он Катерине, но она не вняла его предостережению, поскольку, в предвкушении шумной пирушки, Джироламо был слишком весел. — Не оставайся с ним наедине, он не в силах пройти мимо красивой женщины. Если начнет приставать, беги от него и сразу скажи мне. Я надеру ему уши!

Крестьянский говор прорывался в его речи сильнее обычного, от Джироламо несло вином. Риарио неожиданно разговорился, он сказал, что Борджа — самый худший из всех негодяев. Кардинал открыто держит любовницу, у него есть маленький сын, и Родриго убедил Сикста признать его законным. Кажется, этот факт особенно выводил Джироламо из себя. Борджа был изрядным политическим авантюристом. Когда его дядя стал Папой Сикстом III, он сумел сделаться кардиналом в двадцатилетнем возрасте. Этот невероятно амбициозный человек добился для себя самой доходной должности в Риме — вице-канцлера курии. Значит, именно он направлял деятельность всего папского правительства и… получал больше всех взяток.

Однако эта должность требовала докторской степени по каноническому праву, которой у Борджа не имелось. Надо было проучиться несколько лет, но Родриго сумел получить диплом меньше чем за год. За это остальные кардиналы возненавидели его. Тем не менее Борджа выказал себя не только знающим, но и талантливым вице-канцлером, в итоге все злобные речи затихли, сменившись всеобщим восхищением. С полного одобрения других кардиналов и бывших понтификов Родриго Борджа уже двадцать лет занимал свой пост и сделался богаче всех остальных членов курии.

Последнее вскоре подтвердилось. Когда мы выехали на улицу, ведущую к дому Борджа, нас остановил отряд вооруженных солдат, но они узнали Джироламо, отсалютовали нам и пропустили дальше. Большая городская площадь перед палаццо Борджа, на которой находились только приглашенные гости, была очищена от народа, уставлена по периметру сотнями толстых мерцающих свечей в массивных медных подсвечниках, доходивших мне до плеча, и украшена гирляндами алых роз и венками из душистого жасмина. Булыжники мостовой были выметены и обрызганы духами, розовые лепестки заглушали вонь реки. Пока гости прогуливались по площади, музыканты с флейтами и тамбуринами исполняли известную испанскую мелодию, под которую каталонский тенор заходился в любовной жалобе.

Наш экипаж остановился у статуи громадного медного быка. Его рогатая голова была запрокинута в приступе ярости, копыта застыли на половине шага. Рядом со статуей находился большой фонтан, окруженный фонарями на шестах, чтобы было лучше видно как быка, так и струи воды. Я запрокинула голову, желая получше рассмотреть дворец. Он явно принадлежал самому богатому человеку в Риме, потому что в нем было целых пять этажей, и в каждом — по тридцать широких окон. На самом верху на ширину двенадцати окон было растянуто знамя с быком Борджа — пурпурно-красным, цвета спелого тутовника, на золотом поле. Оно спускалось до второго этажа, касаясь треугольного мраморного фронтона над входом. Из окон свисали фонари, которые должны были освещать знамя и отвлекать взоры публики от зубчатого ограждения на крыше, из-за которого торчали дула пушек и ружей.

Когда Джироламо покинул экипаж и возница помог выйти Катерине, два герольда протрубили, сообщая о нашем прибытии. Борджа, беседовавший неподалеку с другими кардиналами, поспешил нам навстречу.

На нем было облачение из белого шелка, скроенное так, чтобы подчеркнуть тонкую талию и широкие плечи, на голове красная шапочка, подбитая золотой тканью. Волосы под ней оказались черными, густыми, даже без намека на седину, а глаза под выгнутыми дугой бровями блестели слишком ярко. Поначалу я даже решила, что кардинал пьян, но он говорил быстро и внятно. Борджа был весьма умерен в еде и питье, он предпочитал излишества иного рода.

Кардинал весьма небрежно, почти неучтиво приветствовал Джироламо, но капитан папской армии, кажется, был даже рад, что внимание всех гостей сейчас же сосредоточилось на его молодой жене. Когда Катерина приблизилась к кардиналу и протянула ему руку, тот ахнул, как будто бы узрел саму Богоматерь.

— Ваше сиятельство!.. — произнес он, заглушая звуки музыки и шум толпы. — Вы, без сомнения, самое прекрасное создание на этой площади! Вам очень идет серебро, от него ваши синие глаза сияют ярче звезд! — Он низко поклонился, поцеловал Катерине руку и задержался в этой позе, чтобы вдохнуть запах ее духов на розовом масле, отчего Джироламо занервничал.

Заметив это, Борджа пожал Катерине руку, отпустил ее, затем с улыбкой развернулся к ее мужу.

— Мой дорогой Джироламо, ты снова доказал свое превосходство, заполучив в жены самую красивую женщину в Италии! Ты оказал честь всем нам, приведя ее сюда… и, разумеется, явившись сам, — добавил он, как будто спохватившись, и подмигнул Катерине. — Все это в вашу честь, дорогая. — Родриго широким жестом обвел праздничную площадь. — Чтобы отпраздновать ваш брак с блистательным капитаном.

Затем Борджа повернулся и взял меня за руку. Его кисть была горячей и слегка влажной, а хватка такой крепкой, что я даже несколько встревожилась. Затем он наклонился, и его губы нежно коснулись моей кожи. После чего Родриго поднял голову, глядя на меня так, словно я была единственная женщина в мире, а он — единственный мужчина.

— Мадонна Дея, — произнес он. — Идеальное имя для богини. Что за бесподобную спутницу вы нашли для нашей возлюбленной графини! Две самые красивые женщины в Риме, одна серебряная, другая темная и таинственная, прямо как наши испанки! — Он усмехнулся. — А уж у них самая горячая кровь!..

Я попыталась отнять у него руку, но он держал крепко, словно капкан, только через миг по-волчьи ухмыльнулся и отпустил.

В эту минуту появилась служанка, одетая в платье цвета зрелого тутовника и золотой передник, она несла поднос с кубками, наполненными вином. Борджа заставил всех взять по кубку, затем зашептал что-то на ухо служанке. Она робко опустилась в реверансе и исчезла среди плотной толпы, в которой сновали десятки слуг в бордово-золотых ливреях, разнося вино и закуски кардиналам и благородным гостям.