И самое обидное, что РейН, насколько его Гудвин успел изучить, даже если появится в сети, ни словом не обмолвится об ЭлБе. А если его спросить, пустится в такие пространные рассуждения, по сравнению с которыми данная инструкция покажется образцом вменяемости.

В то время как у Гудвина Гейта бывали приступы паранойи – не всегда необоснованные, – РейН страдал излишней скрытностью. Страдал, разумеется, по мнению Гудвина.

Так или иначе, в итоге Гудвин остался с проблемой один на один. С одной стороны, решение не будет никем навязано, с другой – ни с кем нельзя посоветоваться.

Ну, или почти ни с кем.

Когда целыми днями разговариваешь только с самим собой – естественно, обсуждение рабочих вопросов с клиентами и общение с компьютерами в стиле «Давай работай же!» не в счет, – можно и свихнуться. Начинается все с того, что по утрам ты прощаешься с зеркалом, а вечером здороваешься с ним, потом ведешь задушевные беседы перед сном со своей тенью на стене, пускаешься в диалоги с собственноручно запрограммированными ботами и виртуалами… Отсюда рукой подать до полного расстройства психики. В случае Гудвина с его паранойей воображаемый собеседник только усугубил бы ситуацию.

Поэтому, как ни старался Гудвин Гейт быть и слыть одиночкой, друг у него все же имелся. Из тех, с кем приятно выпить стаканчик-другой и поделиться накипевшим, не доходя до крайней степени откровенности.

Пару раз в месяц Гудвин выбирался в какой-нибудь бар и встречался там с Джеромом. Они никогда не прогуливались вместе и не бывали друг у друга в гостях, хотя Джерри неоднократно приглашал Гудвина к себе. Просто Великий и Ужасный всегда обставлял дело так, будто не питает к этому челу никаких дружеских чувств, а встречается с ним по деловым вопросам, потому что не хотел подставлять товарища. Когда же Джером перебирал и пытался вешаться Гудвину на шею, жалуясь на несовершенство мира, тот молча вставал и уходил, отговариваясь редкой формой аллергии на чужие эмоции.

Гудвин еще раз перечитал инструкцию и не решил, готов ли он испробовать на себе действие ЭлБы. Кажется, настало время для разгрузки мозга путем дружеского общения. Он кликнул на контакт Джерома – тот, что весьма удобно, болтался в онлайне в любое время суток – и написал:

>Как насчет встретиться?

Ответ пришел незамедлительно:

>Обеими руками за, давно не виделись! Где и когда?

Джером согласился бы на всё, лишь бы не работать, поэтому энтузиазм его был вполне искренним.

>Во «Флеше», оранжевый сектор. Чем быстрее, тем лучше. Подходит?

>Через полчаса буду, ага. До встречи.

Гудвин задумчиво кивнул окошку мессенджера и сразу, чтобы потом не забыть, стер историю разговора. Одно дело, когда паранойя касается тебя самого, и совсем другое – мелочи, способные вывести нехороших людей на чела, который не то что не при делах, а абсолютно не осведомлен об опасной жизни своего приятеля.

Уже выходя из квартиры, Гудвин запоздало усмехнулся, вспомнив, что назначил встречу именно в оранжевом секторе бара. Налицо зависание приятных воспоминаний в долговременной памяти и включение ассоциаций, с ними связанных.

Джером никогда не умел подкрадываться. Человек, который одним глазом просматривает сводки ньюсов, другим озирает все вокруг, а при этом еще и наслаждается любимой музыкой, просто не приспособлен для незаметного приближения. Если добавить к этому патологическую рассеянность и умение задевать встречных людей и предметы, то не вызывает удивления, что не успел Джером протолкаться сквозь толпу и до половины зала, как Гудвин его заметил. И даже заказал ему коктейль – двойной мартини голубоватого цвета с ликером и вишенкой-флешкой на краю бокала. Бегущая строка над стойкой обещала феерию ощущений и эмоций: «Сенсорные программы к нашим напиткам – лучшие в городе!»

– Уф-ф, – выдохнул Джерри, стащив наушники и пытаясь удобно устроиться за стойкой – это, кстати, тоже ему никогда особенно не удавалось. – Привет.

– Аналогично.

– Опять неприятности? – поинтересовался Джером. Он давно уже понял, что Гудвин в хорошем настроении – редкость, и если окажешься с ним вместе за барной стойкой, жди если не жалоб, то размышлений вслух о трудностях жизни.

– Не могу разобраться с одной новой программкой.

– Я не слишком хорошо разбираюсь в софте, насколько ты помнишь. – Джером даже отставил в сторону коктейль. Гейт не любил говорить о работе, поэтому такое заявление не могло не вызвать удивления.

– Вопрос не в программе, а в отношении к ней. Не могу решить, использовать ее или нет.

– Что мешает определиться?

– Это новый продукт. И инструкции к нему нет. Вернее, есть, но в духе «Очень крутая штука».

– А что мешает проверить? У тебя же защита должна стоять – ого-го. Если ты ее другим делаешь, то уж о себе наверняка позаботился.

– Не в защите дело… – Гудвин замялся. Не объяснишь же Джерому, насколько опасны программы синхронизации с сознанием. Подобный софт в основном содержал либо нелегальные психостимуляторы, либо элементы дзена – для просветляющихся. Стоит избегать подобной информации.

– А в чем?

– Боюсь разочароваться. Представь: подарили тебе на какой-нибудь праздник коробку в блестящей обертке, с бантиком, с этикеткой – «самое лучшее, что ты себе можешь представить». Разворачиваешь с нетерпением – а там пусто. Или лежит обычный коммуникатор, устаревший, несколько месяцев назад выпущенный на рынок. Так и здесь – мне прислали программу, я чувствую, что она должна быть отличной, но что у нее внутри – пока не знаю. Ты бы что сделал на моем месте?

– Проверил. А вдруг правда? – улыбнулся Джерри. – Если ерунда, то она не перестанет быть таковой, пока ты мучаешься сомнениями. А если действительно хорошая штука, то, не используя ее, ты зря теряешь время.

За что Гудвин больше всего любил Джерома, так это за то, что в его исполнении самые сложные мировоззренческие вопросы приобретали линейные, ясные очертания. Не нравится – не кушай. Дают – бери, бьют – беги. Приходи – не бойся, уходи – не плачь. Никаких рефлексий и страданий по интеллектуальным поводам. С такой точки зрения вопрос об использовании ЭлБы выглядел действительно простым и понятным.

Вообще отношение друга к жизни представлялось Гудвину весьма странным, хотя он не отрицал, что и жизнь не оставалась перед Джеромом в долгу. Они – Джером и жизнь – оба старательно делали вид, что любят друг друга и им наплевать, как кто себя ведет и чем занимается.

– Слушай, – сказал он вдруг. – А это не та штуковина, которая людям мозги выносит?

– В смысле – выносит?

– Ну, ты устанавливаешь какую-то штуку, вроде бы как патч для дзен-софта, себе в мозг, а потом – бац! – Джером резко ударил ладонью о ладонь, отчего Гудвин вздрогнул. – И мозги вскипают.

– Ты же знаешь, я такой ерундой не пользуюсь. Просветленным я становиться не собираюсь, мышцы не качаю, а расслабляться предпочитаю какими-нибудь другими способами. Да и не такой я псих, чтобы вкачивать всякую дрянь прямо в мозг.

– Все так говорят, – глубокомысленно заявил Джером тоном чела, погрязшего в пороках и перепробовавшего всё и вся на белом свете, хотя Гудвин точно знал, что это не так. В данном отношении друг был чист и девственен. Впрочем, может быть, он был таким во всех отношениях.

Тем не менее слова Джерома взволновали Гейта. Сердце забилось чаще, а ладонь, держащая стакан, вспотела.

– Зачем кому-то отправлять мне такую программу? – спросил он. – Это ведь подарок.

– Может быть, тот, кто его послал, хочет тебя убить? – пожал плечами Джером.

Была у него еще одна особенность, которую до сего дня Гудвин считал забавной, – всегда говорить то, что первым приходит в голову. От нее Джером частенько страдал – люди порой обижались и активно демонстрировали свое недовольство, – потом жаловался другу, а тот лишь посмеивался над ним. Но теперь это уже не казалось таким смешным.

Зачем РейНу убивать Гудвина? Ну в самом деле?