Самое трудное в общественной работе — найти тех, у кого есть средства для реализации планов. Кто они, где живут? Может быть, на деревьях?

Тернистый путь начинается с секретаря, который тебя оценивает внешне: какие-то оборванцы пришли к директору, это еще зачем? Преодолеть секретарский кордон — большое искусство, тут важна те только шоколадка, но и первый вопрос. Секретари конца 90-годов чаще всего были членами семьи руководителя. Ноу коментс. Своих боссов они защищали яростно, до последнего патрона… Разговор начинался традиционно: «Вы кто?». Ответ должен сразить стража наповал. Главное — проявить себя как личность через юмор, легкость, свежесть… Можно произнести нечто оригинальное, пусть и не имеющее отношения к просительству. Тогда железная леди рассмеется или игриво улыбнется по крайней мере, наклонив головку… Это победа.

Научившись преодолевать блокпосты, я получил доступ к телу.

Тела чаще всего встречали не вставая. Они только указывали, на какой стул можно сесть. Но я всегда садился на другой, это удивляло: как это я не подчинился… Тогда мы начинали разговор.

Одно время было модно говорить о социальном тендере, социальном заказе. Различные муниципальные организации заигрывали с общественными объединениями, приглашая на всякие ярмарки-форумы. На самом деле все это делается для галочки и палочки, так как интересы самого НКО никого не интересуют. Важно сообщить высокому начальству: НКО под контролем. Игры с тендерами и грантами — самая выгодная тема. Многие общественные организации ориентируются исключительно на гранты, они только для этого они и создаются, будто манна небесная сама собой повалит им с неба. А ведь это каторжный труд — думать и работать для других, при том, что общественным организациям завышают аренду помещений, ущемляют права в судах и т. д.

Бюрократам не до НКО, им бы на своих стульях удержаться, чтобы бездельничать при новом хозяине, сгребая взятки обеими руками. Больно смотреть, как общественники, представ перед очами некоего руководителя отдела, ждут, когда им назовут сумму. Сегодня НКО — это чаще всего полностью контролируемые властью организации, за редким исключением. Власть подслвывает их руководителями разные подачки в виде должностей, лишь бы не зудели над ухом. А ради чего и кого создавалась эти структуры? Кто теперь помнит? Получили привилегии, сели на административный ресурс — и давай строить свою карьеру. У нас таких тут много, впрочем, как и везде. Ну почему нельзя остаться при совести, не продаваться?

В начале своей общественной карьеры я приехал в Москву получать знания, как написать грантовую заявку и как работать в третьем секторе. Приехал в розовых очках, мне казалось, что горячие сердца тут же обретут поддержку и опору. Тепло детям и т. д. Наивняк! Как я ошибался. Работникам этих фондов нет дела до наших горячих сердец. Они работают и живут прежде всего для себя. Я видел самодовольных дам, которые приезжали на хороших машинах и морщили нос в сторону нас — наивных деревенских людей, ожидавших барской милости. Пренебрежение читалось на их лицах, порой переходящее в раздражение. Я тогда не знал, что фонды — это суперкоррумпированные организации, берущие взятки и проценты за то, чтобы заявка была удовлетворена. Как можно брать у детей с ДЦП, сирот? Но они брали. Мало того, что в этих фондах работают менеджеры и тренеры, нахватавшиеся книжных теорий. Они восседают на такой заоблачной высоте, что ты чувствуешь себя уже не просителем, а униженной букашкой.

Я перестал писать в эти самые фонды. Я работаю с тем, что рядом, на своем административном и информационном ресурсе. А недавно, я получил письмо от нового руководителя Фонда. Он пишет о том, что в фонде произошли изменения, что по итогам проверок многое прояснилось, и всех уволили. Я было обрадовался. Однако, на днях звонил в другой фонд проконсультироваться. Мне ответили, что все бывшие работники этого фонда работают теперь у них, и мне теперь будет проще работать со старыми друзьями. У меня не было слов. Видимо, Ревизор до них не добрался.

Сейчас престижно подать визитку, блеснув регалиями. Однако, визиток у меня не было,

я выдавал короткий зазубренный бренд-предложение о судьбах детей-сирот, об их проблемах, плавно переходя на совестливые предложения.

Редко когда разговор был скор. Человеку в кожаном кресле нравилось говорить о том, с чем лично не сталкивался, но где-то читал. Уже к середине разговора становилось ясно, окажет человек конкретную помощь, или мы ограничимся художественной прозой. Помню, был разговор с одним очень важным человеком. Сперва он заявил, что у него всего 15 минут, однако мы проговорили 4 часа, несмотря на то, что он то и дело напоминал про эти 15 минут. Вообще, общение с людьми, от которых ожидаешь помощи, — очень хороший опыт. Отшелушиватся все второстепенное. Хотя отказ гарантирован в 90 процентах случаях, — это тоже опыт и труд, фундамент будущих побед.

Уже потом, обретя опыт, я понял, что важно не просить, а предложить сотрудничество. Но первые чужие деньги для «чужих детей» — самые соленые и памятные.

Если одежда или взгляд выдают проблемы хозяина положения, — такой не только не поможет, он выльет на тебя ушат своих проблем. Бывает и так, что вроде бы не откажут, но и помогут, хотя могли бы.

Случалось, что спрашивали сразу: «Сколько вам надо?», но таких людей было очень мало. А тот, с которым я проговорил четыре часа, так ничем и не помог, Бог ему судья. Кстати, он уже разорился.

К сожалению, в России пока что не развито меценатство, участие в судьбе ближнего. Мало жертвенности, один PR, позерство и эпатаж. Сломал депутат ногу, об этом во всех газетах: как он со сломанной ногой, бедный? А когда бабушки штабелями падают на скользких улицах, это никого не волнует. А ведь достаточно просто протянуть руку…

Выработав бренд сбора средств, я занялся организацией проектов и мероприятий для детских домов. Цель была двоякой: первое — просто начать сотрудничество, второе — познакомиться с детьми, поскольку в самих учреждениях это невозможно. Целых два года проводили мероприятия одно за другим: конкурсы, соревнования, гуманитарные акции. Меня приняли. Самое важное — эти мероприятия превосходили все внутренние проекты, так как в учреждениях мало людей, знающих режиссуру, способных привлечь дополнительные средства, чтобы получился праздник. Опять же учеба в училище культуры сослужила хорошую службу. Сначала мероприятия устраивали для одного конкретного учреждения, потом наконец удалось собирать всех вместе. Это давалось не просто. Частенько мои телефонограммы не шли дальше принимающего. Многие проекты имели меньший успех, так как детей присутствовало мало, однако участники мероприятия всегда проводили его на высоком уровне, будь то Симфонический оркестр, спектакль или спортивные соревнования. И пошла молва. Хотя и до сих по не просто собрать несколько учреждения вместе, и все-таки дети чаще выходят из стен детдома, видят мир. Все проекты невозможно перечислить, их было очень много, и все они принесли конкретную пользу. Теперь дети сами приходят и спрашивают, когда будет новая программа, когда стартует новый проект. Мы провели конкурсы рисунка, сочинений, дискотеки, Олимпийские игры, спортивные соревнования, тематические встречи и т. д.

Ее не было, и пока, к сожалению, не предвидится. Да и что такое личная жизнь? Привязанность к бытовым приборам, мягкой кровати и ножу для хлеба за 100 долларов? Или теща, живо интересующаяся, как живете, что жуете и что у вас в мусорном ведре? Моя семейная жизнь не получилась по многим причинам. Как мне сказал один приятель, общественники долго не живут, и он был прав. Мне трудно объяснить, отчего я не бросил все ради семьи. Как мне кажется, гражданская позиция — это по большому счету не сохранение семьи как таковой, это просто жизнь ради других. Может, я не прав, но это то и стало камнем преткновения. Мне звонили домой, просили помочь, моей половине это не нравилось. Но если человек стоит на балконе восьмого этажа, просит поговорить с ним, могу ли я ответить: «Прости, я весь в семье». Мы с женой общались на повышенных тонах, пытаясь достучаться друг до друга, и вот однажды мне сказали, что со мной не весело, тогда я понял, что не весело не со мной, а с тем, чем я живу, с чужими бедами и проблемами. Что ж, это действительно малоприятно. Я забрал пакет с вещами, компьютер и ушел. Теперь поздно искать понимания там, где его не было, где во главу угла ставилась прописка в паспорте, хорошее прошлое, машина и прочие причиндалы, которые для родни были высшим благом. Обиды нет, злости тоже, хотя дочь растет при чужом дяде. Остался опять же опыт — друг ошибок трудных, и гений — парадоксов друг. Помнится, бывший тесть с порога заявил: «Как же у него прописки нет? Без этого нельзя!» И пошло-поехало, ритуальный круг по обставлению своего земного счастья. Иногда мне говорят, что дела надо оставлять на работе, но ведь жизнь — это самая главная наша работа, так и надо этот Божий дар отрабатывать. Или мы все нахапанное утащим на тот свет вместе с тапочками?