С большим трудом Бак заставил коня подскакать близко к бизону и выстрелил. Пуля попала под лопатку рогатому гиганту, но он продолжал мчаться вперёд. По языку его потекла кровь.

Внезапно бизон ринулся на всадника, и только ловкость Эллисона спасла его от страшного удара. Рога проскользнули в каком-то дюйме от лошадиной груди, едва не свалив её. Если бы это произошло, Бак неминуемо попал бы под копыта разъярённого животного и был бы растоптан. Ему не раз приходилось наблюдать такие сцены во время большой охоты. Однако он был готов к такой выходке со стороны бизона. Быстро перезарядив винтовку, он выстрелил ещё раз. Бык завилял, оступился и в конце концов упал.

– Вот и всё, мой могучий брат, – Эллисон остановил коня возле огромной туши, – я благодарю тебя за твоё мясо и шкуру. Если бы не ты, мне пришлось бы голодать. Но Великий Дух послал тебя мне. Не злись, что мне пришлось лишить тебя жизни. Теперь я приму твою силу. Не тревожься. Ни твоё мясо, ни твоя шкура не пропадут. Я всему найду применение…

Спрыгнув с коня, Бак достал нож и быстрыми движениями вспорол шкуру на брюхе бизона, затем ловко отделил с помощью широкого ножа шкуру от мяса. После этого он взял животное за рога и принялся поворачивать мощную голову, переваливая тушу с бока на живот, и вскоре бизон уже лежал ободранной спиной вверх. Следуя привычке, Бак в первую очередь вырезал длинные куски мяса между лопатками быка; все охотники признавали это место самым лакомым в бизоне.

Едва уложив мясо в мешки, Бак услышал далёкий топот конских копыт. Он выпрямился и в следующую секунду увидел над ближайшим холмом человек десять обнажённых всадников. У всех за плечами висели колчаны со стрелами и круглые щиты, у одного поблёскивало в руках длинноствольное ружьё. Заметив человека возле разделанной бизоньей туши, индейцы вытащили луки из колчанов.

– Да у вас совсем не дружеские намерения, – заключил Бак, отступая к лошади. – Кто бы вы ни были, у меня нет желания сближаться с вами.

Не дожидаясь дальнейших действий краснокожих воинов, Эллисон вспрыгнул на своего скакуна и погнал его прочь. Лишь отъехав на приличное расстояние, он приостановился и оглянулся. Индейский отряд подъехал к бизону, многие спешились. Сгрудившись над тушей, индейцы копались в бычьих кишках, кое-кто горстями черпал кровь и пил её медленными глотками.

– Пусть горячая печень придаст вам силы! – крикнул Бак им и помахал рукой.

Некоторые индейцы ещё оставались в седле, и один из них, выкрашенный белыми полосами по всему телу, погнал было коня по направлению к Эллисону, но передумал и быстро вернулся обратно. Зов желудка оказался сильнее жажды подвигов.

Бак Эллисон провёл лето 1862 года на берегу Найобрары в Лэсли-Таун (том самом, где два года назад он подрядился проводить партию мормонов до форта Ларами). В Лэсли он сошёлся с коренастым и широкоскулым Билли Шкипером. Билли имел своё торговое дело, промышлял мехом, разумеется, не стремясь конкурировать с Пушной Компанией.

– Мне достаточно моего куска. Я не желаю поперхнуться, хватая более жирный ломоть, – смеялся Шкипер. – У меня дурная наследственность. Никто из моих предков, Бак, не смог покинуть этот грешный мир своей смертью. Дед моего деда был шкипером на какой-то океанской посудине и велел всем называть себя Шкипером, когда оставил парусник. Так и приросло к нему это прозвище, приросло и стало настоящим именем. Все дети после него носили фамилию Шкипер… Так вот, дорогой мой Бак, его убили ещё до Американской революции. В форте Дирфилд, что стоял в Новой Англии, во время войны англичан с французами с него сняли скальп. Была жуткая зима, как рассказывали мне, никто не мыслил в ту ночь о нападении. А снегу намело столько, что весь частокол занесло, через него можно было запросто перешагнуть, что, собственно, и произошло. Подкрались французы, с ними индейцы из племени Чагнавагов и перебили массу людей. Тогда и погиб первый Шкипер нашего рода. Жена его чудом уцелела с детьми… Затем понеслось. Кого-то раздавило деревом в лесу, кто-то утонул при переправе, кого-то лошадь насмерть затоптала. Деда задрал медведь, а бабку в Иллинойсе убили во время войны Чёрного Ястреба. Отец мой, бедняга, подвернулся какому-то головорезу и умер с пулей в желудке. Он страсть как любил пожрать, но такая закуска оказалась не для него. А матушку я не видел никогда, потому что она скончалась при моих родах… Знаешь, Бак, у всех наших было по несколько детей, и все обрывали жизнь, не дойдя до старости… Я в нашей семье был первым и последним ребёнком, да не оставит моих предков Господь… Поэтому я не рвусь соперничать ни с кем. Я последний остался в нашем роду. И я бы предпочел сам протянуть ноги, а не подыхать с ножом под ребром. Ха-ха!

Он привёл Бака к себе и убедил остаться у него в доме. Он был взрослее лет на пять и принял Эллисона как младшего брата. Потянулись дни непонятной городской жизни. Бак обучился играть в покер и частенько просиживал за карточным столом в салуне целый день, заодно приобщаясь к спиртному. Случалось, он оставался в номере второго этажа до утра, обласканный симпатичной Юдит Моррисон. Она работала в том же салуне Брайна, заставляя посетителей раскошеливаться на выпивку.

– Ну, жмот толстопузый, купи мне стаканчик, – трогала она за колено кого-нибудь из мужчин. Бывало, она уводила приглянувшегося ей человека в свою комнатку на втором этаже. Там, под облупившимся портретом Джорджа Вашингтона в тяжелой раме с приколотым букетиком высохших цветов, она ублажала гостя. Он млел в её объятиях всю ночь, однако наутро выворачивал карманы, чтобы расплатиться за полученное удовольствие. И сумма, обыкновенно требуемая Юдит, не была маленькой.

Был случай, когда смазливый паренёк показал ей кукиш, выбравшись из её кровати. Тогда Юдит достала из выдвижного ящика трюмо крупнокалиберный «дерринджер», который обычно прятали в ладони или в рукаве карточные шулеры, и направила ствол в живот парня. Расстояние было слишком ничтожным, чтобы промахнуться. Парень побледнел и больше не упрямился. Он извлёк из жилетки, расшитой золотыми листьями, всё до последнего цента…

Бак Эллисон стал бесплатным любимчиком Юдит. Иногда, правда, ей приходилось всё же встречаться с кем-нибудь из клиентов для заработка, но это были весьма редкие случаи. А главное – клиенты перестали задерживаться у неё до утра, потому что её ночи принадлежали Эллисону.

– Оказывается, – смеялся Шкипер, – тебя манит не только прерия, Бак.

А Юдит он не прекращал напоминать о том, что Бак однажды сбежит от неё в прерию, подобно койоту, несмотря на всю её ласку и нежность.

– Он слеплен из другого теста, Юдит дорогая. Город он сможет принимать лишь мелкими порциями, иначе загнётся, как от ядовитого напитка. Его дом – прерия, горы, леса. Там он на своем месте.

– Не вздумай только напоминать ему про эту поганую пустыню, – шипела она в ответ и отталкивала торговца, – не то в самом деле ускачет к своим краснокожим… Ступай домой, оставь меня с Баком, он сейчас придёт… И не каркай мне тут, ты небось не ясновидящий.

Билли от души хохотал, но ещё долго расхаживал по комнатушке, чтобы подзадорить женщину. Наконец, когда Бак Эллисон появлялся, Юдит просто начинала выпихивать Билли за дверь.

– Я хочу побыть с вами, друзья, – смеялся Шкипер, размахивая початой бутылкой, – вы мне очень дороги, я вас люблю!

– Ну и торчи тут! – восклицала она и принималась раздеваться, шурша атласной юбкой, чулками и подвязками.

– О! Как ты щедра, милая Юдит, что согласна поделиться своими прелестями сразу и со мной. Ты же знаешь, что я не против. Я всегда был твоим обожателем, – гоготал Билли, наблюдая за её движениями, пока она расшнуровывала корсет. Тут в него летел тяжёлый дамский сапожок, и Билли выскакивал за дверь, впуская в комнату табачный запах и гудящее пение салуна, пронизанное дребезжанием рассохшегося пианино.