— Хлопцы, прикройте, — просил по радио командир этой машины, —Хоть малость прикройте, может, гусеницу сможем натянуть.
— Давай работай, — уныло отозвался Ленский. — Я их сейчас буду наизнанку выворачивать.
— «Орел»! Я — «Искра»! Как слышите? — проговорил вдруг в наушниках Рудаков,
— Слышу хорошо.
— Давай «ветер»! Как понял?
— Понял! Выполняю.
План Рудакова, зашифрованный словом «ветер», состоял в следующем: командир полка ударом во фланг при поддержке артиллеристов контратаковал танковую группу противника. То же самое, но только в лоб, должна была сделать рота Мазникова. Ее контратака в данной обстановке абсолютно неожиданна для противника, и именно поэтому она обещала успех. Не менее половины немецких танков должны будут развернуться вправо, чтобы прикрыть фланг и встретить группу командира «девятки». Тогда на роту Мазникова останется «тигров» семь-восемь, а это было уже привычным счетом.
Виктор включился в сеть роты, спокойно заговорил в микрофон:
— Слушать всем! Приготовиться к выполнению сигнала «ветер». Ждать моей команды! Ориентиры указаны днем, Двести двенадцатая, как у вас?
— Догоним!
— Значит, «ветер»? — спросил по ТПУ Свиридов.
— «Ветер», старшина!
— Так-то оно веселей, товарищ гвардии капитан. В морду их надо бить!..
Впереди горел «тигр». Мазников хорошо видел его в приборы наблюдения. Отсветы дымного пламени метались по пятнистой, исполосованной гусеницами земле, в них мелькнули две или три человеческие фигуры («Экипаж! »), и вдруг внутри «тигра» взорвались снаряды. Далеко слева засверкали вспышки орудийных выстрелов. Несколько немецких машин, будто прислушиваясь, замерли в недоумении, потом больше половины из них, те, что шли на левом фланге, стали неуклюже разворачиваться на эти выстрелы, Виктор понял: там уже ударил своей группой Рудаков,
— Всем командирам взводов! «ветер»! — скомандовал.
Поддерживая и прикрывая друг друга огнем, «тридцатьчетверки» пошли навстречу танкам и пехоте противника. Зрительная связь между экипажами быстро нарушилась, и теперь среди танков, заполнивших ночную степь, отыскать машину товарища, помочь ей, прикрыть ее огнем, наконец, своей броней было почти невозможно.
Когда машина Мазникова, стреляя с коротких остановок, прошла под огнем километра три, в левый борт, в каток около самого места механика попал вражеский снаряд. Танк вздрогнул и остановился.
Виктор переключился на ТПУ:
— Что там, Свиридов?
— Похоже, левая гусеница лопнула, — послышался в наушниках бас «бога вождения», — Надо поглядеть. Разрешите?
— Давай.
Еще один снаряд разорвался рядом. Третий вскользь ударил по башне сбоку, рикошетом ушел в ночь. Наушники отозвались на этот удар пугающей пустотой.
Свиридов выбрался наружу через десантный люк в днище боевого отделения танка. В отверстие люка хлынул сырой холодный воздух.
— Дома небось двери закрывает, — пробурчал Каневский.
Виктор стал наводить орудие в заходящего с правого борта «тигра», но тот успел выстрелить раньше. Машину опять качнуло. Мазников поправил наводку и нажал педаль. Башня вздрогнула, лязгнул открытый Арзуманяном казенник орудия, тускло блеснула желтизной стреляная гильза.
— Товарищ капитан! — вдруг заорал по ТПУ вернувшийся в машину Свиридов. — Поправить можно. Только дайте минуту очухаться. Оглушил он меня, гад. Ухо ломит.
— Ты меня слышишь? — спросил Мазников.
— Одним ухом, — опять очень громко сказал Свиридов. — Командуйте.
Положение становилось незавидным. Машина не могла двигаться, рация не работала. А вокруг были немецкие танки. Что стало с ротой — узнать невозможно. Что со Снегирем? Что с Ленским?
Новый немецкий снаряд резанул по броне башни сзади. Яркая вспышка полыхнула в стеклах приборов наблюдения. Потянуло гарью.
— Кажется, мы горим, — сказал Виктор. — Поправим гусеницу — будем живы, не поправим... Кругом немцы, танк горит. Решайте, ребята.
— Поправим! — первым откликнулся Свиридов. — Надо поправить. Иначе хана!..
Все трое, кроме Арзуманяна, оставленного наблюдать и стрелять из пушки, выбрались через десантный люк наружу. Свиридов и Виктор подожгли пару дымовых шашек и начали менять звенья гусеницы, а Каневский, ковыряя мокрую тягучую землю малой саперной лопатой, пытался закидать и погасить пламя, полыхавшее позади башни над решеткой воздушного охлаждения.
Неожиданно выстрелил из пушки Арзуманян — по медленно вползавшему в круг света «тигру». «Напрасно, — поморщился Виктор. — Теперь немцы обратят внимание. Так могли подумать, что машина горит, а теперь обязательно обратят внимание»,
Арзуманян выстрелил еще раз. Но опередить вражескую пулеметную очередь он не смог. Прострочив сырой воздух бегущей розовой трассой, она хлестнула по людям и по танку, и двое из экипажа, Каневский и Свиридов, вскрикнув, упали на снег.
Очередь прошила Каневского наискось, от плеча до бедра. Свиридов был только ранен, в обе ноги, и, когда Мазников подполз к нему, попытался встать. Но у него ничего не вышло, он упал лицом вниз, в грязный снег, смешанный с землей и прошлогодней стерней, и глухо, тяжело зарыдал.
— Слушай, Павел, — обхватил его за плечи Мазников. — Ну, погоди же ты! Сейчас перевяжем... Сейчас найду пакет... Погоди...
Стоя перед ним на коленях, он рылся в карманах комбинезона и не заметил, как из машины выскочил Арзуманян.
— Товарищ капитан! — позвал командир орудия. — Где вы, товарищ капитан?
— Давай сюда!
Пригибаясь, Арзуманян выбежал из-за горящей кормы танка.
— Пушку заклинило!.. А «тигров» еще штук двадцать. Справа пошли. Штук двадцать!..
— Черт с ними! Помоги вот... Свиридова перевязать,
— А Коля?
— Убит Коля...
Метрах в десяти от машины упал снаряд. Мазников прикрыл собой заметавшегося механика. Дым шашки согнало взрывной волной. Арзуманяна нигде поблизости не было. И только еще раз осмотревшись, Мазников увидел своего командира орудия. Скрючившись, тот неподвижно лежал рядом с радистом-пулемётчиком,
— Ашот!
Арзуманян не отозвался. Он даже не пошевелился.
— Что там? — усталым, стонущим голосом спросил Свиридов.
— Оба, Паша... Убиты.
Танк горел, и погасить его было нечем. Ходовая часть разбита, машина двигаться не может. Пушка заклинена, патронов к пулемёту нет, все расстреляны. Остались только ТТ с двумя обоймами у пего, у Мазникова, и автомат с полным диском у Свиридова. Да по паре гранат-лимонок. Автоматы убитых — тоже в счет. Но все равно против «тигров» этим много не навоюешь. Против «тигров» не навоюешь, а пробиться к своим, пожалуй, можно. Если бы только мог ползти Свиридов!..
Механик-водитель лежал на земле, глядя в черное небо. Немецких танков вокруг уже не было, по «тридцатьчетверке» никто не стрелял. «Тигры» прошли на юго-восток. Удалось ли что-нибудь сделать Рудакову? Или все это было напрасно?
— Слушай, Паша, — Виктор присел рядом с механиком, — Сколько мы примерно прошли от Генриха?
— Километра четыре,
— Ты ползти можешь?
— Попробую.
— Тогда давай пробовать, пока не рассвело. Сейчас документы у ребят заберу, и двинем.
Они поползли прочь от полыхающей, охваченной огнем машины. Но уже через сотню метров Свиридов остановился:
— Черт! Н-ноги... Не могу.
Впереди смутно виднелась копна соломы, и Виктор сказал:
— Ну хоть до копны вон... Держись за меня.
Эти тридцать пять — сорок шагов они ползли очень долго и мучительно. Механик скрипел зубами, старался сдерживаться, не стонать.
— Слушай, Паша, — начал Виктор, когда они доползли наконец до копны и сели передохнуть. — Давай сделаем так...
— Как?
«Бог вождения» дышал тяжело, закрыв глаза. Огненные отблески светом и тенью играли на его широких запавших скулах.
Пламя уже слизало номер на башне их машины и шесть алых звездочек на грязно-белом стволе орудия, длинными дымными космами поднималось над кормой.
— Как сделаем? — не открывая глаз, еще раз спросил Свиридов.