I

Здесь Приснодева изображена:

Святой Марии с отроческих лет

Был домом галилейский Назарет.

Вверялась воле Божией она,

Мудра печалью, кротостью сильна;

В ней крепли веры и надежды свет,

Терпенья неизбывного обет

И мысли простота и глубина.

Она взрастала, утвердясь в добре,

Так лилия, что Господом пригрета,

Тиха, цветет меж ангелов. Но вот

Она, проснувшись дома на заре,

В смятении проплакала до света.

Се! Пробил час: Благая Весть грядет.

II

Вот — символы. В багрянце лоскута —

Узор из трех лучей; творец убавил

Длину второго, не нарушив правил,

Поскольку мир не знал еще Христа.

Вот книги — Добродетелей цвета

В них запечатлены: апостол Павел

Любовь златую выше прочих ставил;

Вот — Лилия, что значит — Чистота.

Семь листьев пальмы, семь шипов у терна —

Ее скорбей и радостей залог.

До срока мир о Господе Едином

Лишь слышал. Вскорости она покорно

Благую весть воспримет. Вскоре Бог

Объявит — Божий Сын ей станет сыном.

Перевод Светланы Лихачевой

Внезапный свет

Да, я здесь был когда-то.

Когда? — припомнить не могу.

Лишь помню трав весенних ароматы

На берегу,

Огни вдали и шумных волн раскаты.

Я был с тобой когда-то.

Когда? Не помню, вот беда.

За ласточкой вспорхнул твой взгляд крылато —

И понял я тогда,

Что был там прежде и не ждал возврата.

Все было так когда-то.

А может, нет? А может, вновь

Закружит время нас, и, пережив утрату,

Взойдет любовь,

Чтоб нам светить до нового заката?

Перевод Елены Третьяковой

Потерянные дни

Мои бесплодно прожитые дни,

Где их искать, в какой неясной дали?

Где, словно зерна, что с возов упали,

Затоптаны в пыли, лежат они?

Или монетам, тем, что у родни

И у друзей мы без отдачи брали?

Иль каплям тем, что жаждущей печали

В аду не утолят, они сродни?

Мне не найти их… Но наступит срок,

И я расстанусь с жизнью быстротечной —

И вот тогда меня поставит Бог

Пред каждым днем, что я сгубил беспечно.

И каждый закричит мне: «Как ты мог?!

Я — часть тебя. Ты сам погиб навечно!»

Перевод Екатерины Савельевой

Уильям Моррис

Как я стал социалистом

Эссе

Перевод Валентины Сергеевой

Редактор попросил меня рассказать о вышеупомянутом превращении, и мне кажется, что это может и впрямь оказаться небесполезным, если читатели готовы взглянуть на меня как на представителя определенной группы лиц. Непросто рассказать об этом ясно, сжато и правдиво, но все-таки я попробую. Для начала же объясню, что, по-моему, значит быть социалистом, раз уж говорят, что это слово уже не означает того, что несомненно и недвусмысленно означало десять лет назад. Итак, под социализмом я подразумеваю такое состояние общества, при котором нет ни богатых, ни бедных, ни хозяев, ни слуг, ни праздных, ни сгибающихся под бременем работы, ни больных душою представителей умственного труда, ни хилых телом рабочих; иными словами, общество, в котором все люди живут в равных условиях и разумно занимаются своими делами, с полным осознанием того, что повредить одному — значит повредить всем. В конечном счете социалистический строй есть окончательное осмысление слов «общественное благосостояние».

С этого-то взгляда на социализм, которого я придерживаюсь теперь и которому надеюсь не изменить до конца дней, я и начну. У меня не было никакого переходного периода, если не считать таковым краткую пору политического радикализма, когда я достаточно отчетливо увидел свой идеал, хоть и не надеясь на его воплощение. Этот период завершился за несколько месяцев до моего вступления в тогдашнюю Демократическую федерацию; смысл моего к ней присоединения заключался в том, что у меня появилась надежда на осуществление упомянутого идеала. Если вы спросите, велика ли была та надежда, многое ли, по моему мнению, мы, тогдашние социалисты, могли осуществить и достигли ли хоть каких-нибудь изменений в облике общества, я отвечу, что не знаю. Я скажу лишь, что не измерял ни своей надежды, ни радости, которую она приносила мне в ту пору.

Что же касается остального, то я предпринял этот шаг, не имея никакого понятия об экономике; я никогда не открывал Адама Смита и не слышал о Рикардо и о Карле Марксе. Мне попадались кое-какие работы Милля, в частности, его посмертные статьи (опубликованные то ли в «Вестминстер ревью», то ли в «Фортнайтли»), в которых он нападает на социализм под маской фурьеризма. В этих статьях он излагает свои доводы четко и откровенно, и в результате я убедился, что социализм — необходимая перемена, которой возможно добиться в наши дни. Статьи Милля довершили мое превращение в социалиста. Тем не менее, вступив в социалистическую организацию (поскольку Федерация вскоре встала отчетливо социалистической), я попытался всерьез изучить экономическую сторону вопроса и даже взялся за Маркса. Вынужден признать, что я получил огромное удовольствие от исторической части «Капитала», но у меня заходил ум за разум, когда я разбирал экономические выкладки этого великого труда. Так или иначе, я прочел все, что смог, и, надеюсь, хотя бы некоторые сведения удержались в моем мозгу; но гораздо больше, на мой взгляд, я почерпнул из продолжительных бесед с друзьями — Бэксом, Гайндманом и Шоем, а также из оживленных пропагандистских митингов, которые состоялись в ту пору и в которых я принимал участие. Завершение моего образования в сфере практического социализма состоялось позже, благодаря моим друзьям-анархистам, от которых я, хоть и вопреки их намерениям, узнал, что анархизм неосуществим — точно так же как, вопреки намерениям Милля, я понял, читая его труды, что социализм необходим.

Боюсь, рассказ о том, как я стал практическим социалистом, я начал с середины; будучи человеком обеспеченным и не страдая от лишений, преследующих рабочего на каждом шагу, я сознаю, что никогда, быть может, не увлекся бы практической стороной вопроса, если бы некий идеал не вынудил меня двинуться в этом направлении. Политика как таковая, если смотреть на нее как на необходимое, хотя и тягостное и неприятное средство достижения цели, никогда бы не привлекла меня; а осознав пороки современного общества и уровень нищеты, я решительно не мог поверить в возможность частичного решения этих проблем. Иными словами, я никогда не был настолько глуп, чтобы поверить в счастливого, благопристойного бедняка.

Таким образом, если к практическому социализму меня привлек мой идеал, то откуда, в свою очередь, он взялся? И здесь я повторю свои же слова о том, что я — типичный представитель группы лиц с определенным складом мышления.

До появления современного социализма почти все разумные люди были вполне довольны (либо притворялись довольными) цивилизацией нашего века. Большинство и впрямь было удовлетворено и считало, что впредь нужно лишь совершенствовать упомянутую цивилизацию, избавляясь от некоторых смехотворных варварских пережитков. Короче говоря, так рассуждали виги, и этот образ мыслей был естественным для преуспевающих представителей среднего класса, которым и впрямь, при нынешнем уровне развития промышленности, нечего было желать, — лишь бы социалисты оставили их в покое и позволили наслаждаться накопленным богатством.