— Это всё? — спросил Первый консул, — да вы сядьте, наконец. — Сосущее чувство перерождалось в раздражение на всех вокруг. — Так какие будут мнения, господа?

Флорестану хотелось, чтобы неприятное решение предложил кто-то другой.

«Слова государственная измена» не замедлили прозвучать из уст военного коменданта Рии. Гораций Ладун, присланный самим Барсом, не стал разводить церемоний, а чётко и прямо заявил, что ситуация — хуже не бывает.

— Армия на грани бунта, — продолжил он, проведя рукой по коротко остриженным, рано поседевшим волосам, — и причин для этого целых две. Первая — недовольство правлением и личными привычками принца-регента Аурона, — он не отвёл взгляда и не смутился, говоря о племяннике прямо в лицо Первому консулу, — но существует и причина номер два. В последнее время армию будоражат слухи о некоем предсказании, и касается оно законного наследника престола, младшего сына покойного императора — Аэция.

— Что вы нам морочите голову, Гораций, — вскинулся министр финансов, — тут Бестия дел наворотил, а вы взялись пересказывать бабьи сплетни. Стыдитесь! Мало ли что гадалка могла нагадать. Покойного Аэция ещё приплели! Умер мальчик, умер давно, и мир его праху. Вы бы лучше подумали о мерах, чтобы пресекать крамольные умонастроения в своём ведомстве, а не потчевать слухами Государственный совет.

— Возможно, вы не понимаете, один из моих легионов воевал с Барсом. Если выясниться, что Аэций жив, а кто-то не желает позволить ему короноваться, солдаты просто порвут нас на куски. Хотя, меня, возможно, и пожалеют, но вам я в этом случае не завидую. Что же касается гадания, — Гораций Ладун обвёл присутствующих взглядом, словно хотел убедиться, что все его внимательно слушают, — предсказание сделала Руда, женщина гномьей расы, кстати, весьма уважаемый и авторитетный специалист в своём деле, но главное, что для гадания использовался Орлиный перстень. Я думаю, никому не надо напоминать, что сей перстень является символом государственности в Лирийской империи и принадлежал лично Хелвуду Барсу.

— Как столь ценная реликвия могла попасть в руки к немытой гномке? — усомнился казначей, — надеюсь, вы арестовали возмутительницу спокойствия и допросили по всем правилам?

— Будьте добры, помолчите, — обратился к говорящему Флорестан, он уже догадался, что его племянник ходил к Руде пытать судьбу, — мы все взвинчены и устали. Не отвлекайте господина Ладуна пустыми замечаниями и неуместными советами.

— По моим сведениям гномка Руда не только подтвердила, что младший сын Барса и законный наследник престола жив, она предсказала ему восхождение на трон.

Члены Государственного совета заговорили все разом. Кто-то вместе с министром финансов достопочтенным Тарусом Гаем выражал сомнения, кто-то требовал запретить гадание, а всех гадателей изгнать из столицы, и впредь карать сей безбожный промысел смертной казнью. Но были среди государственных мужей и такие, кто преотлично знал репутацию Руды и пока помалкивал, прикидывая в уме возможные плюсы и минусы смены власти. Когда, наконец, поток эмоций иссяк, взоры вновь обратились на Горация Ладуна.

— И что было предпринято лично вами в создавшейся ситуации? — устало спросил Флорестан, которому неожиданный интерес принца-регента к Короне клинков стал ясен и понятен.

— Естественно, как военный комендант столицы, я пытался строго пресекать любые разговоры на эту тему, — Ладун чуть склонил голову, — но это не привело к нужному результату, стало даже хуже. Мне доложили о стихийно образующихся солдатских комитетах для поддержки будущего императора.

— А гадалка? — морщась, поинтересовался Первый консул.

— Я посылал за ней, но Руда бесследно исчезла из своего дома. По словам соседей она вместе с немой девушкой-служанкой отправилась в горы проведать родню. Но куда именно, соседи не знают. Гномка жила замкнуто, и с соседями не особо общалась. Я полагаю, женщина опознала того, из чьих рук получила Орлиный перстень, и сбежала, опасаясь за свою жизнь.

— Как я понимаю, итог у нас выходит неутешительный, — Флорестан мрачнел всё больше и больше.

— Армия поддержит только Аэция, если он коронуется Короной клинков. Все иные варианты я бы рассматривал как приближение к бунту.

В наступившей тишине заговорил адмирал Ксерос, средних лет мужчина, смуглая кожа и отчётливый акцент выдавали в нём уроженца островов.

— Флот тоже полон подобных слухов, — сказал он, хищно усмехнувшись, — мои парни вовсю обсуждают возможность бунта, если им не предъявят наследника Барса.

— Безобразие, — глаза казначея метали молнии из-под седых бровей, — докатились! Бунт они обсуждают. И вы, и Ладун развели у себя демократию, разложили, можно сказать, армию и флот — два основных столпа, на которых зиждется могущество империи. Вешать надо за такие слова. Вешать на столбах, реях, мачтах, да на всём, что только под руку попадёт.

— Хоть я не воевал рука об руку с нашим покойным императором, но, как сказал Гораций, нас запросто могут порвать. И тогда ваше патрицианство не поможет. — Не удостаивая больше вниманием министра финансов, адмирал повернулся в сторону Первого консула и спросил: — мне необходимо знать точно, жив ли младший сын Хелвуда Аэций. Если да, то где он в данный момент.

Флорестан прикрыл глаза и задумался. Лгать и изворачиваться было не время, поэтому он произнёс:

— Я располагаю сведениями, что Аэций жив. Но где он сейчас, нам неизвестно. Думаю, где-то на пути в столицу. Предвижу упрёки в том, что не поделился сведениями раньше. Однако до недавнего времени я имел всего лишь подозрения, кои не были ничем не подкреплены. Совсем недавно покойный Тит Северус сообщил мне в письме об этом. — Он перевёл дух, — от сенатора я также узнал, что и Марк Луций Бестия ищет мальчика. Однако он потерпел неудачу. Уверен, он категорически не желает, чтобы Аэций появился в столице.

— Вы хотите сказать, что Второй консул собирается убить законного наследника престола? — нахмурился Гораций Ладун.

Флорестан развёл руками:

— Это возможно. Убил же он сенатора Северуса. Да, господа, мой ретивый протеже стал весьма опасен. Он действует по одному ему ведомому плану, и я уверен, нас план тот не устроит. Боюсь, он вознамерился совершить государственный переворот. В его руках немаленькие силы Первого безымянного легиона и шанс захватить Рию у него имеемся.

— Флот ни за что не поддержит Бестию, — воскликнул адмирал Ксерос, — да и армия тоже! У нас его вообще не больно-то жаловали, а уж в качестве узурпатора не потерпят вовсе. — И видя согласный кивок военного коменданта, воскликнул: — господа, мы на пороге гражданской войны. Второго консула необходимо остановить. Иначе всем нам придётся горько пожалеть о собственном бездействии и промедлении.

— Как вы смеете предлагать такое, адмирал! — имперский казначей буквально брызгал слюной, — кем вы себя возомнили, чтобы решать столь ответственные вопросы? Замахнуться на Второго консула из-за сомнительной леронской депеши и умонастроения кучки отщепенцев в армии и флоте. Их, кстати, вы с Горацием распустили до безобразия. А что касательно младшего сына Барса, я поверю в эти дурацкие слухи, когда сам увижу мальчишку собственными глазами.

— Африй, вы утомляете меня своими многословными возражениями, — устало проговорил Флорестан, у которого разрасталось чувство неконтролируемой пакостности происходящего, — мы должны в корне пресекать любую попытку спровоцировать гражданскую войну. О государственном перевороте я вообще не говорю. Действия Марка Луция противоречат интересам Лирийской империи и не сочетаются с присягой, принесённой Вторым консулом, и могут быть расценены как государственная измена. Посему я предлагаю лишить его полномочий Второго консула и освободить от личной неприкосновенности, после чего доставить в Рию и провести слушания в Сенате.

— Можно подумать, вы в силах это осуществить! — в сердцах воскликнул казначей.

Но Флорестан просто проигнорировал его, ударив деревянным молоточком в гонг. Это означало, что вопрос поставлен на голосование.