Тейлор. Ну, полно, полно… А теперь тебе надо поесть и отдохнуть хотя бы час. Как только наши вернутся, я разбужу тебя. Идем же, малышка!

Там же. Тейлор стоит, склонившись над письменным столом, перебирает какие-то бумаги. Входит Лаура, она успела переодеться, причесаться.

Тейлор (быстро оборачивается). Все в порядке, Лаура! Спасательный отряд сделал свое дело. Они скоро будут здесь. Твоему мужу прямо в вертолете оказана первая помощь. Операция начнется сразу же, как только они переступят порог нашего дома. Я решила отказаться от клиники, чтобы вся история не стала известна властям раньше времени. В верхней спальне оборудована операционная. Хирурги ждут…

Лаура (поворачивается к двери). Я встречу вертолет на площадке.

Тейлор. Еще минуту!… Лаура, я поразмыслила сейчас обо всем, что на меня обрушилось сегодня… Есть одно обстоятельство, которое мы должны оговорить немедленно. Речь идет о судьбе ребенка… Я уважаю чужие убеждения. Даже убеждения экстремистов, ставящих целью своей жизни сокрушение законных режимов на этом континенте.

Лаура. Расизм и бесчеловечность поставлены вне закона международным законодательством на всех континентах.

Тейлор. Я не собираюсь вести политические, правовые или терминологические споры ни с тобой, ни с твоими друзьями. Не сомневаюсь, что как только мы поставим их на ноги, они примутся за старое.

Лаура. Да, мама. И они, и я.

Тейлор. Вы все, разумеется. Это больно слышать. Но с этим можно смириться. Юность – это возмездие. Однако ребенок, Лаура, тут ни при чем. Ребенок должен находиться под мирным кровом, в тишине, среди книг и комфорта, а не в скитаниях, в смертельном риске, среди случайных людей… Когда он подрастет, пускай выбирает себе дорогу.

Лаура. Это невозможно. Томас не согласится.

Тейлор. Вам обоим будет предоставлена полная возможность встречаться с ребенком, когда заблагорассудится. И забрать его, когда вы сочтете нужным.

Лаура. Нет, сына я не отдам!

Тейлор. Рассуди трезво: где ему будет лучше? Нельзя же думать только о себе.

Лаура. Нет!

Тейлор. Прости, Лаура, это мое категорическое условие. Ребенок должен быть здесь. Иначе…

Лаура. Отложим этот разговор.

Тейлор. Отложим. Но за ребенком пошлем сегодня же. Если мы не договоримся, я хочу хотя бы познакомиться с ним перед разлукой.

Лаура (снимает с шеи медальон, протягивает его матери). Тут адрес и пароль. Вот его фотография. Здесь ему только полтора года… Но без моего личного письма мальчика никому не отдадут.

Тейлор. Вот и доказательство тому, как вы оба неопытны с твоим мужем. Ни шифры, ни пароли в подобных случаях не страхуют от случайностей. Личное письмо всегда можно подделать. Ваше счастье, что про это не пронюхали ищейки службы безопасности. Вы немедленно стали бы жертвами самого бесстыдного шантажа.

Лаура (испуганно хватает медальон). Мама!…

Тейлор. Я могу только поражаться твоей наивности. И мне очень страшно за ребенка.

Лаура. Ты, кажется, права. Я сейчас же посоветуюсь с Томасом… Я буду ждать на площадке… (Поспешно выходит.)

Тейлор (рассматривает фотографию ребенка). Боже, какой толстяк… (Смахивает платком слезы.) Ужасно смешон.

В кабинет входит Швен.

Швен. Сестра Кэтрин ждет вас в розовой гостиной!

Тейлор. Иду!

Прихватив фотографию, переходит в соседнюю комнату, где на встречу ей поднимается с дивана Кэтрин Лам идей в одеянии монахини ордена бенедиктинок.

Кэтрин, мне нужна твоя помощь!…

Короткое рукопожатие, сдержанное, почти мужское!

Ты не обидишься, если я без околичностей, прямо к делу?

Кэтрин. Я привыкла, Айрин, к тому, что когда ты вспоминаешь обо мне, тебе не надо околичностей. Речь идет обычно о вещах срочных и щепетильных. Не так ли?

Тейлор. Ты мне ближе родной сестры.

Кэтрин. Я помню свой долг.

Тейлор. Я несчастна, Кэтрин!

Кэтрин. Может быть, ты слишком богата, чтобы быть счастливой?

Тейлор. В мире есть люди побогаче меня.

Кэтрин (холодно). Прикажешь помолиться за них?

Тейлор (с горечью). Мы были когда-то неразлучны с тобой и понимали друг друга с полуслова.

Кэтрин. Последние годы мы видимся все реже.

Тейлор. Это упрек?

Кэтрин. Боже сохрани! Это всего лишь свидетельство того, что ты все меньше нуждаешься в моей помощи.

Тейлор. Ты довольна своей судьбой, Кэтрин?

Кэтрин. Земное счастье не для меня.

Тейлор. С каждым днем ты все ближе к богу?

Кэтрин. К могиле, может быть?

Тейлор. Мне надо, чтобы ты жила долго.

Кэтрин. Ты собираешься поручить мне тяжбы с твоими должниками?

Тейлор. Я собираюсь вручить в твои руки судьбу моего внука.

Кэтрин. Лаура?

Тейлор. Да… Но… Целая сотня этих «но».

Кэтрин. Ты слишком любила ее.

Тейлор. Может быть.

Кэтрин. Родители не должны отдавать детям все. Дети долгов не возвращают.

Тейлор. Это справедливо?

Кэтрин. Это логично. То, что они берут в долг у своих родителей, они отдают потом своим детям. Этот извечный цикл возвращает человечество к всевышнему и милосердному.

Тейлор. Именно так!

Кэтрин. Стало быть?…

Тейлор. История достаточно запутанная, и мне не хотелось бы…

Кэтрин. Ну конечно.

Тейлор. Очаровательный мальчуган… (Протягивает Кэтрин фотографию.) Сейчас ему три года. Последнее время он живет в разлуке с родной матерью. И вряд ли такое положение изменится в ближайшие годы. Только ты с твоим сердцем могла бы…

Кэтрин. Ничье сердце не способно заменить ребенку родную мать.

Тейлор. Кроме твоего сердца мне потребуется твое имя. Ребенок должен быть записан на тебя. Для всех он будет только моим воспитанником и, разумеется, наследником всего состояния Тейлоров. Часть денег будет переведена на счет в банке и предназначена тебе – для воспитания Эрика.

Кэтрин. Я своими-то деньгами никогда не умела распорядиться. Где уж мне распоряжаться чужими?

Тейлор. Ах, деньги!… Это только кажется, Кэтрин, что мы распоряжаемся ими. На самом деле они сами делают с тобой все что угодно.

Кэтрин. Я не понимаю смысла той изощренной матримониальной сделки, которая мне предложена. Но даже если бы поняла и сочла благовидной, не смогла бы на нее согласиться… То есть я была бы рада, Айрин. Я всегда любила Лауру и наверняка привязалась бы к ее ребенку. Но увы, это невозможно. После того, как ты сейчас выслушаешь мою исповедь, ты сама откажешься от своей идеи… Ты знаешь, что, уехав в Катангу, я пережила там короткое и трагическое замужество. Вышла за учителя-кафра… Вся преторианская колония была возмущена. На каждом шагу нам угрожали самосудом. И африканеры сдержали свое слово. Однажды они ворвались в наш дом. Стреляли в моего мужа. Стреляли в меня. Я была беременна. Но случилось чудо, я осталась жива. Я поняла тогда, что бог спас моего ребенка. И поклялась небу: если у меня родится сын, посвятить его жизнь служению богу. Шли годы, рос сын. Я жила вблизи монастыря. Утром и вечером колокола напоминали мне мою клятву, разрывали грудь и сердце. А сын даже слышать про монастырь не хотел. Он вообще отвернулся от бога, ушел из дома. Тогда я сама, желая искупить грех, ушла в монастырь.

Тейлор. Наверное, ты не слишком любила своего сына, если смогла расстаться с ним. А я… я чересчур сильно любила дочь и больше смерти боялась разлуки… А итог один – мы обе потеряли своих детей…

Кэтрин. Ну, мой Рихардо не потерян для меня. Он весьма достойный и образованный юноша. Тем не менее я вдова негра и по традиционным заповедям африканеров недостойна воспитывать белых отпрысков алмазных королей этой страны… Я кончила, Айрин.

Тейлор (глухо). Ты могла бы не начинать, ибо я все это знала. Больше того – именно эта история побудила меня вспомнить о тебе как о возможной воспитательнице моего внука. Дело в том, что его отец, мух. Лауры… Короче, Лаура повторила твой вариант замужества.