В Туапсинской оборонительной операции боевые действия развернулись в полосе обороны 18-й армии. Она была готова к 25 сентября встретить 17-ю полевую армию противника. Для поддержки соединений 18-й армии выделялась 5-я воздушная армия под командованием генерал-лейтенанта авиации С. К. Горюнова.
Пшадский и Туапсинский оборонительные районы были укреплены и усилены войсками 18-й армии. На внешнем и внутреннем обводах этих оборонительных районов командование Черноморской группы войск создало 26 батальонных районов обороны и 17 отдельных ротных опорных пунктов[29]. Перед началом Туапсинской оборонительной операции 18-й армией командовал генерал-лейтенант Ф. В. Камков, членом Военного совета армии был бригадный комиссар Я. В. Гольденштейн, начальником штаба — полковник П. М. Чирков.
Еще в начале сентября 1942 года, учитывая возможность удара противника на прибрежном лазаревском направлении с целью отвлечь часть сил 18-й армии с основного туапсинского направления, по указанию командующего Закавказским фронтом была создана группа войск лазаревского направления под общим командованием генерал-майора В. А. Гайдукова. Для армий Черноморской группы войск (командующий — генерал-полковник Я. Т. Черевиченко, член Военного совета — дивизионный комиссар С. Е. Колонии, начальник штаба — генерал-лейтенант А. И. Антонов) с конца сентября 1942 года туапсинское направление стало главнейшим.
После массированной двухдневной авиационной обработки боевых порядков и коммуникаций 18-й армии немецкие войска 25 сентября перешли в наступление (операция под кодовым наименованием «Аттика»), однако встретили упорное сопротивление Красной армии. В задачи противника входило: раздробить оборону 18-й армии, окружить ее основные силы и уничтожить их по частям. С этой целью, отказавшись от фронтального удара, не увенчавшегося успехом, германское командование решило взять в клещи соединения наших войск. Осью этих «клещей» являлось Туапсинское шоссе. Но и этот маневр не имел успеха. Противник вынужден был отказаться от «клещей» и перешел к нанесению локальных ударов с целью захватить важнейшие узлы сопротивления частей 18-й армии вдоль железной и шоссейной дорог Хадыжевская — Туапсе, Однако и на этот раз не добившись выполнения поставленной задачи, 27 сентября противник ввел в бой против 18-й армии дивизионную группу генерала Ланца. Цель этого удара — прорыв на направлении г. Гунай, в обход позиций 32-й гвардейской и 236-й стрелковых дивизий, оборонявшихся на этом направлении.
Четыре дня 383-я стрелковая дивизия под командованием Героя Советского Союза генерал-майора К. И. Провалова героически отражала яростные многократные атаки врага. 10 дней стойко отбивала атаки противника 32-я гвардейская стрелковая дивизия под командованием генерал-майора М. Ф. Тихонова. Гвардейцы 32-й дивизии, о которой с восхищением отзывались даже немцы, сковали значительные силы противника из 44-го егерского корпуса и лишь на одиннадцатый день, после тяжелых боев с превосходящими силами противника, вынуждены были оставить станицу Хадыженская.
Как только советское командование выявило немецкое наступление вдоль дороги на Туапсе, оно сразу же подвело сюда дополнительные резервы. С 28 по 30 сентября эсминец «Незаможник» и сторожевик «Шторм» доставили из Поти в Туапсе 8 тыс. человек из 408-й стрелковой дивизии.
К исходу дня 30 сентября немецким войскам удалось на отдельных участках вклиниться в оборону 18-й армии на 5–10 км в глубину. Для отражения ударов дивизионной группы «Ланц» советское командование создало ударные группы за счет войск, действовавших в стороне от туапсинского направления. Это решение было продиктовано необходимостью не ослаблять войска, оборонявшие туапсинское направление. К этому времени противник захватил н/п Маратуки, Гунай, Котловина. 4–6 октября соединения 18-й армии отразили все атаки войск противника и 7 октября контратаковали его вклинившиеся части. В результате к 9 октября враг был остановлен на всех направлениях. Итак, первая попытка войск противника прорваться к Туапсе была сорвана именно благодаря стойкости и самоотверженности воинов 18-й армии.
В этот период в соединениях группы армий «А» противника и особенно в дивизиях 17-й полевой армии и 49-го горнопехотного корпуса постепенно происходило дальнейшее снижение дисциплины и боеспособности. Германское Верховное главное командование и командование группы армий «А» уже не помышляло о широких наступательных операциях. Еще 3 октября начальник оперативного отдела Генерального штаба сухопутных сил нацистской Германии генерал-майор Хойзингер сообщил по телефону начальнику штаба 1-й танковой армии «об известном беспокойстве в Генштабе сухопутной армии относительно того, удастся ли дальнейшее наступление 1-й танковой армии». Начальник штаба 1-й танковой армии в свою очередь заявил Хойзингеру, «что и штаб группы армий также, ввиду постоянных потерь, считает войска слишком слабыми для достижения решающего успеха…»[30]. На вопрос Хойзингера, как развертываются события на туапсинском направлении, начальник штаба 1-й танковой армии сказал, что 17-я полевая армия «в состоянии осуществить прорыв к побережью». Но когда речь зашла непосредственно о захвате Туапсе, ответ был следующим: «Едва ли можно ожидать, что армия (17-я. — Примеч. авт.) сможет осуществить наступление на Туапсе и Геленджик»[31].
К 10 октября 1942 года положение войск 17-й полевой армии и 49-го горнопехотного корпуса противника стало крайне напряженным. Это вызвало тревогу германского командования за свои войска, которые находились на перевале Санчаро и на других перевалах Главного Кавказского хребта, на туапсинском и грозненском направлениях.
10 октября начальник штаба группы армий «А» генерал Г. Грайффенберг отправился в г. Микоян-Шахар (впоследствии Карачаевск) на совещание. На это совещание был вызван и бывший командир 4-й горнопехотной «тирольской» дивизии генерал-майор Эгельзеер, который отвечал за оборонительные позиции сводной горнопехотной группы вермахта на перевалах. Здесь решался вопрос о размещении на зиму частей 4-й дивизии на перевалах Главного Кавказского хребта, а также о возобновлении наступательных операций весной 1943 года. Из Микоян-Шахара Грайффенберг направился в Пятигорск, в штаб 1-й танковой армии, где на совещании обсуждались планы дальнейших действий армии на грозненско-махачкалинском направлении[32].
В тот же день подобное совещание состоялось в штабе 17-й полевой армии, где обсуждалась обстановка в районе ударной группы «Туапсе». На этом совещании мнения резко разошлись. Начальник оперативного отдела штаба группы армий «А», не зная истинного положения на туапсинском направлении, утверждал, что «до сих пор противник придерживался принципа ведения боя — немедленно бросать на фронт все имеющиеся в распоряжении силы» и что «он считает более вероятным, что противник в настоящее время просто не в состоянии проводить более или менее крупные операции». А начальник штаба 17-й полевой армии, непосредственный участник боевых действий на туапсинском направлении, познавший силу ударов советских войск и трезво оценивавший дальнейшие события, заявил, «что он считает не исключенной возможность, что русские снова перейдут зимой к значительным наступательным операциям: предположительно и на новороссийском направлении», не говоря уже о туапсинском.
Германское командование и после ощутимых ударов советских войск в сентябре — начале октября 1942 года все еще не имело реального представления о силах и возможностях Красной армии и продолжало недооценивать их. За редким исключением, представители высшего командования вооруженных сил нацистской Германии считали, что Красная армия на Кавказе истощена и командование советских вооруженных сил не в состоянии планировать сколько-нибудь серьезные контрнаступательные операции. Исходя из этого, командование группы армий «А» предполагало создать «тыловую оборонительную позицию на зиму». Об этом начальник оперативного отдела штаба группы армий «А» сообщил на совещании в штабе 17-й армии. Он заявил, «что фронт 1-й танковой армии в этом случае будет простираться до Черкесска, где должна быть установлена непосредственная связь с 17-й армией».
