— К Гусеву, что ли?
— Фамилии не знаю, — неохотно откликнулся боец.
— Если к Гусеву, то давай письмо мне — я и есть Гусев.
Ответа на его предложение не последовало. Показывать документы в наступившей темноте было бессмысленно, да боец и не подпустил бы Гусева к себе. Разговор явно не клеился. Что делать? Гусев знал, что встретил своего, русского человека, а он не верил ни одному его слову и в любой момент мог нажать на спусковой крючок. Крепко выругавшись с досады, командир отряда альпинистов решил идти вниз. Медленно, осторожно они обходили друг друга. Когда Гусев удалился шагов на десять, боец клацнул затвором автомата. Старший лейтенант быстро сбежал в лощину. Теперь боец не видел его. Чтобы как-то успокоить его, Гусев начал петь. Неизвестно почему, на ум пришла ария тореадора.
Потом выяснилось, что нерусское слово «тореадор», несколько раз повторяющееся в этой арии, окончательно убедило бойца, что перед ним — немец.
В полной темноте Гусев добрался до шалаша. Здесь, внизу, накрапывал дождь. При подходе никто не окликнул и не остановил его. Эскадрон отдыхал, не выставив боевого охранения. В шалаше командир альпинистов познакомился с комиссаром эскадрона П. К. Коханным, который временно возглавлял подразделение.
Его досыта накормили дымящейся бараниной, угостили водкой. На плечи Гусева кто-то из кавалеристов накинул сухую шинель. С полчаса отогревался, подсунув ноги под кошму, которой была прикрыта кучка тлеющих углей. Вокруг кошмы таким же образом обогревалось еще несколько человек (так пастухи на горных пастбищах поступают в холодную погоду).
Гусев ознакомил собравшихся командиров с обстановкой на перевале, рассказал о событиях последних дней. Самостоятельных решений пока не принималось, поскольку наутро Гусева вызывал для доклада командир 220-го кавалерийского полка майор Ракипов. Письменное распоряжение на сей счет как раз и нес старшему лейтенанту боец, с которым Гусев встретился во время спуска.
Лагерь затих. Приятно было засыпать в натопленном шалаше, под убаюкивающее шуршанье слабого дождика.
Проснулся командир горных стрелков от негромкого разговора. Уже рассвело. Боец, голос которого показался Гусеву знакомым, тут же в шалаше взволнованно рассказывал что-то командирам. Он, видимо, недавно вернулся, насквозь промокший. Четко расслышал старший лейтенант только конец его фразы:
— Тут он прыгнул в канаву и быстро пошел прочь. И что-то запел не по-русски…
Гусев сразу догадался, о ком рассказывал недавно пришедший боец. Сбросив чужую шинель, послужившую ему одеялом, Гусев приподнялся. Боец взглянул в его сторону, присмотрелся, и его лицо расплылось в улыбке.
— Так, значит, товарищ старший лейтенант, вы все же Гусев? А я не поверил. Думал, что встретил немца. Даже пожалел, что не выстрелил, когда вы прыгали в канаву…
Утром вместе со связным старший лейтенант быстро спустился по знакомой тропе; накануне командиру альпинистов не удалось попасть к Ракипову, поэтому надо было сделать это как можно скорей. После хорошего отдыха почти бегом преодолели спуск по извилистой дороге.
Коханный остался ждать возвращения старшего лейтенанта. Перед уходом Гусев направил связного к лейтенанту Хатенову. Связной должен был напомнить ему, чтобы тот не предпринимал активных действий, а держал оборону на занятых рубежах, стараясь не раскрывать своих сил.
В расположении кавалерийского полка выяснилось, что майора Ракипова вызвали в штаб дивизии. Полком временно командовал начальник штаба майор А. И. Курилов. Он сообщил, что получен приказ из штаба дивизии, и отряду предстоит 8–9 сентября захватить перевал. Для усиления отряда полк Ракипова выделял альпинистам подкрепление. Одновременно должно было начаться наступление и основных сил 394-й стрелковой дивизии по ущелью реки Клыч. После взятия перевала боевым группам (отряда) предлагалось преследовать противника в направлении «Южной палатки».
Тут же было получено подкрепление для горного отряда. В боевую группу влилось 80 бойцов с двумя батальонными минометами.
На вопрос Гусева о судьбе отряда Максимова майор Курилов сообщил, что здесь находится лейтенант Гусак. Радостной была встреча двух альпинистов. Николай Гусак сильно похудел, от истощения и холода покрылся фурункулами. Их отряд успешно поднялся на гребень, не встретив противника, и занял оборону. Вниз были посланы связные с донесением. Связные не вернулись. Шло время. Кончилось продовольствие. Отводить людей без приказа М. И. Максимов не решился. Еще дважды посылал он связных в штаб, но никто из них не вернулся. Тогда командир направил вниз, как наиболее опытного, Гусака. Николай добрался в полк вчера поздно ночью, не встретив по пути никого из ушедших связных. Не оказалось их и в полку. Люди, видимо, погибли то ли при спуске с крутых скал, то ли в стычке с егерями. С группой бойцов отряду тут же послали продукты. Николаю же необходима была передышка. Поэтому он должен был выйти чуть позднее с таким расчетом, чтобы нагнать товарищей у наиболее трудной части подъема.
Поскольку больше не требовалось оборонять гребень в этом районе, отряд лейтенанта М. И. Максимова отзывался на отдых в расположение кавалерийского полка. Но судьба бойцов Максимова сложилась трагически. Следившие за отрядом немцы напали на наших врасплох. На месте лагеря остались лишь разбитые о камни винтовки. Эту печальную картину увидели на следующий день Николай Гусак и поднявшиеся с ним на гребень бойцы. Тщательно осмотрев местность вокруг, наши солдаты нашли тело лейтенанта Максимова. Его отряд погиб, но до конца выполнил свою задачу: прикрыл левый фланг отряда Гусева и заставил уйти с хребта немецких корректировщиков…
Однако обо всем этом стало известно значительно позднее. Гусев провел с Гусаком около часа и стал собираться в обратный путь. Наверх с альпинистами решил подняться и исполнявший обязанности командира полка майор Курилов. На время предстоявшего вскоре штурма перевала он переносил свой КП в район шалаша, где стоял эскадрон Коханного.
После обеда командиры вместе с вновь сформированным отрядом направились на лошадях к перевалу. Там, где тропа была очень крута, они спешивались, чтобы облегчить подъем лошадям, и шли, держась за их хвосты. Такой способ подъема оказался очень удобным: выделенные командирам верховые лошади родились в степях и неуверенно шли под седоком по горной тропе.
Достигнув шалаша, Гусев с отрядом продолжил подъем на высокогорный КП теперь уже пешком. Комиссар Коханный с эскадроном должен был присоединиться к нам на другой день. Вслед за ним собирался подняться и майор Курилов. Это было 6 сентября, а штурм перевала предстояло начать в ночь на 9 сентября.
На КП горного отряда выяснилось, что немцы его обнаружили и обстреляли из автоматов. Прямым попаданием мины были убиты два пулеметчика и уничтожен станковый пулемет. Погиб старшина Хромов, смело дравшийся в первые дни наступления на перевал. Трое бойцов были ранены. Найти более подходящего места для КП не представлялось возможным. Пришлось скрыть его прямо под скалой и возвести защитную стенку из обломков камней. Весь резерв отвели в лощину и частью рассредоточили в скалах вокруг командного пункта.
Однако перед началом штурма оказалось, что эскадрон, который должен был усилить наступающую группу, попал в засаду и был уничтожен.
Гибель эскадрона осложнила предстоящее наступление на перевал. Немцы вели себя бдительно. Наши — тоже, но силы сводного отряда значительно поубавились. Для осуществления штурма у нашего командования было теперь всего 150 человек. Правда, майор Курилов обещал прислать еще один отряд, но он не мог прибыть немедленно, а поменять срок наступления на перевал было уже невозможно. Поэтому прок от подкрепления выходил небольшой, вновь прибывшие могли только увеличить резерв штурмовых сил.
Над центральной седловиной, куда наши войска собирались наступать, возвышалась вершина. Именно на ее крутых склонах расположились вражеские снайперы, огонь которых затруднял движение основной группы горного отряда. Поднявшись на вершину, можно было не только выяснить расположение сил противника на перевале, но и парализовать действия снайперов или уничтожить их. Захватив вершину, наши войска получили бы большие преимущества для развития дальнейших действий.
