– Данькой назовите… – прохрипел, ворочая черным, распухшим, не умещающимся во рту языком. – Если пацан… Русский он, и имя должно быть русское…

И через пару часов умер, не приходя в сознание. А вслед за ним, вереницей, с перерывами в два-три часа, и остальные ушли.

Дед Миха и Света тогда уже понимали, что к чему. Готовились. Знали, что долго не протянет. И все же смерть его далась обоим очень тяжело. Единственное утешение осталось – ребенок.

Айболит честно предупредил, каким может родиться малыш. Зачатие, вероятнее всего, произошло как раз в ту ночь, когда Олег вернулся с поверхности. Получалось, плод мало того что подвергался облучению все то время, когда Света ухаживала за мужем, так еще и к моменту зачатия мужская половая клетка уже были затронута радиацией. Семеныч предложил только один выход – аборт, ибо ничего хорошего из облученного плода не вырастет. Света, естественно, отказалась наотрез – ребенок был последней памятью о любимом муже. Айболит, превратившийся в Убежище из хирурга во врача общей практики, контролировал развитие плода все девять месяцев беременности. И с растущим удивлением отмечал он, что плод развивается без каких-либо патологических изменений с физиологической стороны. Руки-ноги-голова на месте, все в положенных количествах и пропорциях, сердце бьется, ребенок шевелится, ногами-руками внутри пихается. Мать была счастлива – сын здоров! Оставались, правда, опасения насчет умственного развития, но это уж УЗИ не определит. А вот со здоровьем самой Светланы было не очень. А как же иначе: столько времени находиться в палате, которая в радиоактивный могильник превратилась. Все-таки получила она свою дозу. Дозу, которой хватило ей на то, чтобы спустя несколько месяцев после рождения мальчика уйти вслед за мужем.

И остался дед Миха с грудничком на руках один.

Из Убежища вышли в десять. Чтоб не мучиться и не колупаться в полной темноте, решили подготовить все по сумеркам, затаиться часиков до двух, а в часть лезть в самую глухую пору. План разработали днем, и выглядел он не сказать, чтоб безупречно, но довольно убедительно. Данил решил рискнуть и использовать кладбищенского миксера, а светошумка – это так уж, для общего прикрытия.

Собрались быстро, шли налегке. В таком деле, как короткая разведывательная операция, лишнего на себе тащить не стоит. Данил из оружия захватил только «винторез». Остальное, по мелочи – ножи, саперная лопатка, веревка с кошкой, бинокль, мультитул[19], пластиковый тюбик с кайенской смесью[20] в набедренном транспортном подсумке, плоский рюкзачок с гидратором[21], завернутым в кусок демроновой ткани, – вообще всегда с собой. Без этого инструментария любой сталкер как без рук. И еще «Леший» в скатке на спине – очень уж хотелось опробовать! У Саньки – нож, та же лопатка, веревка. И – АК-9[22] со всеми навесными опциями. Давно о нем мечтал и все-таки выпросил у полковника. Думал – хрена, но надо же – тот дал, не отказал. Видимо, сведения о караване и впрямь нужны были позарез.

Ну и, понятно, помимо всего прочего еще и стандартные наборы для выхода на поверхность: противогаз, защитный комбинезон, аптечка. Без защиты пока еще никуда, хотя радиация и сдавала с каждым годом позиции. В зданиях-то фон держался еще, в некоторых под пять сотен лез, иногда даже больше, но на улице, зачастую, не превышал десяти – пятнадцати рентген. А вот в Питере или Москве, говорят, да и вообще в любом крупном городе, вблизи которых базировались большие войсковые части или важные военные объекты, фонит – не приведи господь. Торгаши проезжие рассказывали. И долго еще фонить будет – туда не жалея отбомбились. Хотя, говорят, и в таких местах есть выжившие. В Москве, вон, вообще в метро живут. Правда, Данил в эти сказки не верил. Дед рассказывал, что в десятые годы в Москве такое воровство стояло – перли все, что под руку попадется. Все покупали, все продавали. Если и было что в метро – наверняка порастащили. О чем тут разговор, когда даже бомбоубежища под клубы-рестораны-склады сдавали. А новый хозяин как вселится, так и борзеть начинает. Перестроит что-то или лишнее, как ему кажется, уберет. А бомбарь уже не бомбарь, если там гражданский похозяйничал. Так, скотомогильник. Ни от радиации, ни от химии-бактерии не спасет. Так что вся европейская часть страны теперь один большой ядерный полигон. А вот на Урале или в Сибири – там да, народу поболе выжило.

По хорошо знакомой тропке в обход части напарники спокойным ходом, с оглядкой, добрались до южной окраины кладбища. Присели за полуразрушенным домиком сторожа, огляделись. Войсковая бетонка тянулась вдоль кладбища с севера на юг, метрах в трехстах от сторожки. Могилки лезли чуть ли не в часть, лепились вплотную к бетонным секциям забора. Через равные промежутки бетонку оседлали семь вышек, одна из которых торчала прямо напротив. Поверху колючка, понятное дело. Собачки погавкивают. Из-за забора видны торчащие вверх стволы пушек, обернутые драными остатками чехлов, обшарпанные темно-зеленые верха автомобильных кунгов, штабеля ящиков – все ржавое, гнилое, трухлявое. Метрах в семидесяти от кладбищенских ворот – АЗС роснефтевская, а рядом с ней старая водонапорная башня. Дед говорил, что незадолго перед Началом ее продавать начали, да так и не продали. Кому она нужна-то, нашли дураков.

– Ну чё? – Данил наклонился к товарищу, уперся лбом в его противогаз – так легче было разбирать бормотание из-под двух слоев резины. – Начнем?

– Угу… Тогда я на заправку пошел, светошумку ставить, – Сашка оглядел в бинокль окрестности. – Думаю, самое время, пока пусто, а то к ночи собачки соберутся.

– Давай. Потом сюда подтягивайся, а я пока миксера поищу.

Разошлись.

Лавируя между деревьями, Данил направился вглубь кладбища, пробираясь вдоль оградок заросших высоченной травой могил, обходя кусты и огромные валуны, оставшиеся от старых склепов. Идти старался тихо, но не всегда получалось бесшумно протиснуть свои сто десять – плюс снаряга – полновесных килограммов боевой массы в узкие проходы между оградами. Поглядывал по сторонам, высматривая хищную флору и фауну, но такой пока вроде бы не наблюдалось. Правда, один раз, высоко-высоко в небе, пролетела птица Рох, однако с такого расстояния среди деревьев и высокой травы разглядеть человека даже она была не в состоянии. Данил на всякий случай замер, провожая мутанта взглядом, перевел дух – не заметила, можно идти дальше. Это ведь именно против таких птичек на крыше вокзала стоит спарка зенитного пулемета. Обычным «калашом» ее не одолеешь, разве что сразу десятком стволов да в упор принять.

Двигался он к центру, поглядывая иногда на дозиметр, отмечая неуклонно растущий фон. На северной окраине кладбища, отделяя его от разбитой дальше парковой зоны, лежало небольшое озерцо… Именно от этого озерца фонило, именно оно и было местом обитания кладбищенского монстра.

Пропустить его Данил не опасался. Миксер бил на расстоянии, а чем бил – до сих пор оставалось загадкой. Одни склонялись к тому, что он, как и сирены, орудует инфразвуком, испуская звук узким направленным пучком, другие стояли за ментальные способности. Сам Данил склонялся к звуковым волнам. Еще в детстве он обнаружил, что к низким звуковым частотам его организм более чувствителен, нежели организм обычного человека. Что стоила хотя бы органная музыка, которая частенько играла в часовенке у отца Кирилла, – маленькому Даньке от такой музыки всегда становилось тревожно и неуютно, и он, не высидев и пары минут, вставал и уходил. Вот и после атак миксера ему всегда становилось не в пример хуже, чем остальным… Словом, как бы то ни было, по мозгам мутант умел врезать неплохо. Долбанет с расстояния в сотню с лишним метров так, чтобы сознание на некоторое время выбить, а потом, пока жертва в беспамятстве лежит и времени вагон, подгребет к ней своей ломаной шаркающей походочкой, сломает и – жрет. К самому же монстру подойти ближе двух десятков метров без последствий не получалось. По мере приближения – мушки в глазах, картинка двоится, шатает, как после поллитры. Именно эти-то прелести Данил и ждал, чутко наблюдая за организмом.