– …Лишь когда погибнет племя людей, ваши матери, жены и дети смогут спокойно спать по ночам, подниматься в небо без опасения получить стрелу в сердце лишь за что, что в их жилах течет кровь Пресветлой Сирин! На сердце моем тяжело: мне, как и вам, хотелось бы только мира. Но матерь богов каждую ночь говорит – выбора не будет: или мы, или они! Потому что из преисподней вырвался темнейший демон, прародитель людей. Его злое семя не способно нести ничего, кроме смерти! Выбора нет! Но боги нас не оставят! Скоро, совсем скоро они пошлют на землю невидимое пламя, что выжжет ночные тени и очистит нам путь к самому сердцу зла! Если его не уничтожить, не пройдет и ста лет, как уничтожат нас! Не мы объявили войну! Помните об этом. Она сама пришла к нам!

Тут верховная жрица упала на колени и простерла руки к небесам. Ее примеру последовали все остальные.

– О Великая Юсса, тебе мы вручаем наши судьбы! На тебя возлагаем надежду свою! Защити создания свои, раскрой над нами божественные крылья! Освободи поднебесный мир от мерзости Ансуре и его семени! Да восславится имя твое и твоих детей до скончания века!

Великая пророчица медленно встала, запрокинула голову и яростно выкрикнула:

– Правом, данным мне Великой богиней, я благословляю вас на ратный труд! Знайте, Юсса дарует нам победу!

Когда рев и клекот, огласившие Гилу при последних словах пророчицы, стихли, Рои поднял к небу лицо и рявкнул:

– Слушать меня, зелень короткокрылая, не будете держать строй, перья повыдергаю!

Воздух заполнило хлопанье огромных крыльев – драконы взлетели вслед за своим командиром, привычно построившись в несколько дуг. Они стали первыми в длинной череде грозных стай – в Восточный Зиф отправили целое айе[6]. В казармах готовились выступать еще три тысячи воинов.

В чашу многовекового терпения сирин упала последняя капля. Теперь ничто не могло остановить войну.

Обычно перед тем, как разразиться буре, наступает благоговейная тишина: стихает ветер, звуки вязнут в воздухе, словно в толстом слое ваты, и только тучи постепенно закрывают черными тушами небосвод.

Вот и у меня на душе было, как перед бурей: тихо, но муторно. Сделанный мною выбор спокойствия не принес. Это все равно что погрозить кулаком небу и заявить – да хоть потоп, а я не вымокну! Вот только тучам на пустые слова наплевать, и если ты не маг – а я не маг – готовь сухие вещи. Это в лучшем случае. И как минимум плот – если в худшем.

У меня назревал второй вариант. А то, что «на веслах» сидели вампиры, не прибавляло надежды на благополучный исход. Пустошь – не страна исполнения желаний. Что нас там ждет? В самом сердце земель нежити?

Если призвать здравый смысл – не смерть. Я был уверен: Андру рассказал правду о людях, иначе вампиры попросту не выжили бы в глухом краю, где человек самый невиданный «зверь» и самый желанный, поскольку кровь они сосут регулярно, и ее отсутствие переносят с трудом. Даже этернус, даже сам князь. Значит, про крестьян не врали. Да и в остальном поступки пока подтверждали, что упырям можно верить… до определенной степени. Осталось узнать, способны ли они проделать весь путь, не тронув попутчиков, ведь человеческую кровь в мешок не запихнешь и на привале не приготовишь. Этот «продукт» годен только в свежем виде. Но определяться с выбором пора: в Сырте не отсидеться. Впрочем, до возвращения Агаи времени достаточно, успею подумать как следует. Тем более что меня пока тревожили не упыри, а заговорщики, особенно – их внезапная утрата интереса к беглецам.

Почему крылатые изменили планы? Потеряли надежду нас найти?

Не верю.

Устроили засаду в другом месте?

Сомнительно. Все равно должны были оставить ищеек.

Понатыкали магических сторожков и ловушек?

Возможно, но легко проверить.

Что еще?

А еще могли произойти серьезные изменения в планах мятежников. Настолько серьезные, что они, бросив «дичь», помчались спасать свои шкуры. Хотя… был еще один вариант. Это если переворот свершился и без помощи армии мертвых, которую я якобы должен привести.

Последняя из версий казалась наиболее вероятной.

Какое событие заставит хищника смотать паутину? Только одно – в соседней уже жужжит более жирная муха. И это жужжание вряд ли нам во благо: если победят бредящие всевластием – ждать войны, а ее надо встречать в надежной крепости.

Конечно, можно попытать лучшей доли в далеких землях, но мне этого искренне не хотелось. Не верил я в истории о садах Ирии на стороне. Уж если родина словно мачеха, то что говорить про чужие страны? Вон та же Риволия, загораживающая Фириту выход к внешнему морю, много оттуда возвращалось таких, как я? Я имею в виду – нелюдей. Что-то пока не слышал.

Жрецы строгого Тудо Вэ сторожили гостей, грозя смертью тем, кто родился необычным человеком или не человеком. В Риволии даже маги выживали, лишь посвятив себя служению грозному божеству. Зато туда дороги нет и Фириту и сирин… ну и мне заодно.

Да мало ли на какой подводный камень можно налететь в стране, которую не знаешь? В которой не знают тебя? В своем краю или хотя бы поблизости и ветер помогает.

Нет, далеко не побегу. Пока во всяком случае. Будет та война или нет, еще неизвестно. Даже если будет – слишком много земель придется покорять сирин! Не осилят они таких территорий.

Эх… если бы не это проклятое пророчество… Похоже, я в него все-таки поверил, раз решил, что не поддамся… Но как теперь предугадать, какой шаг спасет от неверного пути, а какой к нему подтолкнет?

Да… задача.

Ближе к рассвету все, что придумал, показалось неправильным и сомнительным. Не умел я продумывать ходы с настолько дальним расчетом. Потому и предпочитал держаться в стороне от дворцовых интриг.

В итоге, как это обычно бывало в схожих ситуациях, я выругался вслух от души и тут же услышал:

– Что, мысли невеселые в голову лезут?

Ко мне поднялся Лаланн. Выглядел он как обычно – свежо, аккуратно и подтянуто. В этом Рис был здорово схож с князем, если только можно говорить «свеж» о мертвеце трехсотлетней давности. И почему, хотелось бы знать, вампиры не воняют, как те же умертвия? И не гниют? Надо на досуге у Андру поинтересоваться. А мысли – да, невеселые, милитес правильно угадал.

– Так и положение наше – не посмеешься.

Рис неопределенно пожал плечами:

– Бывало и хуже.

Это он верно заметил.

– Что твой упырь рассказал? – словно невзначай поинтересовался Лаланн.

Я, скривившись, поскреб ногтем щетину на щеке:

– Знаешь, Рис, ничего утешительного для меня лично, кроме одного известия – для всех вас я не опаснее, чем вы для меня.

Милитес хмыкнул:

– Расплывчато, не находишь?

Я развел руками – мол, большего сказать не могу.

В комнате повисло неловкое молчание, и чтобы избавиться от него, я сказал:

– Сирин больше не следят за нами.

– Да? – насторожился Рис, надолго замолчал, обдумывая новость, и вздохнул: – Теперь мы не можем предвидеть их поступки. Уходить надо из города!

Опять согласен, однако… что бы ни делали наши враги, вряд ли у них получится опередить Агаи: у него ведь тоже крылья растут. Но подготовиться в дорогу надо. Например, раздобыть зимних вещей – холода наверняка застанут нас в пути.

Восковой огарок прогорел и погас, погрузив комнату в темноту. За новой свечой я не полез: до рассвета оставалось не больше часа. А еще мне хотелось посмотреть, что происходит на улице.

Я подошел к окну, снял массивный внутренний ставень и осторожно отогнул край плотной куцей занавеси. Заросший травой двор с первого взгляда казался пустым и заброшенным. Со второго я увидел человека, притаившегося на дереве. Точнее – вампира. Одного из этернус князя. Не самое лучшее укрытие, на мой взгляд.

Я уже хотел вернуть ставень на место, как поза дозорного поменялась: он приготовился к броску. А в следующее мгновение во двор забежал крупный волчара – мы и думать про оборотней забыли в суматохе последних дней! Он шел явно по следу, припав черным носом к земле. Не думаю, что по нашему – слишком много времени прошло со дня вселения, да еще дождь пару раз моросил. Однако двигался вервольф очень уверенно, а значит, искал не нас. Точнее – искал не людей.