Итак, меня выпускают. Вполне официально, иначе бы не сообщали об этом вот так, а тихо провернули бы свое дело. Но за порогом меня вновь будут ждать, и на сей раз фокус с каменными шарами не пройдет. Как это будет выглядеть? Успею ли я подать сигнал о помощи? Поспеет ли помощь, если они глушат сигналы жучков?

Всего этого я не знал, потому, привалившись к стенке, нырнул в привычное полузабытье. Это шанс, я попытаюсь бежать или грохнуть кого-то из сопровождающих. Вряд ли получится, но попытка не пытка. Я должен подать о себе знак!

Глаза сами собой слиплись, и я окунулся в спасительный сон без сновидений.

О том, что эти сволочи придумали, чтобы безопасно передать мою персону бандитам, мне узнать не довелось. Буквально через полчаса меня снова выдернули из полусна и повели в ту же допросную. При этом лица надзирателей были напряжены, движения скованны. Они бросали в мою сторону опасливые взгляды, а я не знал, как на это реагировать. О причине их напряжения догадался, лишь когда стоял перед люком допросной и с меня снимали наручники. Грубейшее нарушение протокола, наручники с меня могли снять только внутри допросной. Но это произошло именно здесь, после чего меня грубо втолкнули в зев раскрывшегося люка, который следом автоматически встал на место.

– Привет, – сказал я, уже зная, кого увижу внутри.

В кресле следователя, боком ко мне, закинув ногу на ногу, сидела черноволосая сеньора в белом парадном кителе. С ее шеврона на меня гордо смотрел кондор, поднимающийся ввысь к самому солнцу.

– Привет, – обронила она, не отвлекаясь от чтения виртуальной планшетки. Мое личное дело. Местное.

Я усмехнулся:

– Что-то долго ты!

Она молча указала на стул напротив.

– Дела были.

Затем соизволила поднять глаза и окинуть меня довольным изучающим взглядом.

– А ты здесь не скучал!

Я сжал кулаки. Стерва!

– Ты можешь объяснить, что происходит? – Я принял ее приглашение и сел. – Почему вы до сих пор не вытащили меня отсюда? Вы же обещали защитить от дона хефе! Они что, глушат ваши жучки? И что это вообще за цирк такой насчет Бенито?

Она махнула головой, растрясая волосы по плечам, свернула планшетку в капсулу и презрительно бросила ее на стол.

– С какого вопроса начать?

– По порядку.

– Хорошо. Тебе предъявили обвинение в нападении на людей с изъятием у них огнестрельного оружия. Довольно успешное нападение. Это серьезная статья. Здесь тебе безопаснее всего. Снаружи большие разборки, и лучше оставаться под защитой гвардии. Даже такой защитой. – Она кивнула на художества на моем лице. – Жучки глушат, но не все. На какое-то время мы тебя было потеряли, но сейчас ситуация под контролем. Несколько дней назад был похищен некто Бенито Кампос, сын известного криминального авторитета. Кто это сделал – неизвестно, но он достаточно грамотно подставил нас, из-за чего и возникли сложности. Это все вопросы?

Я открыл рот, но тут же его закрыл. А чего я, собственно, хотел? Каков вопрос, таков ответ!

– А можно сначала и подробнее?

Катарина деловито откинулась на спинку.

– Здесь не самое лучшее место для беседы. У меня работает свой глушитель, но я не могу гарантировать, что разговор не перехватят. Предлагаю переместиться в более спокойное место.

– Кто же против? – Я развел руки в стороны.

Она улыбнулась, залезла во внутренний карман и протянула мне некую вещь.

– Но вначале ты расскажешь мне, кто тебя так уделал. Это важно.

Вещью оказался кинжал, точнее, стилет. Небольшой архаичный трехгранный клинок, призванный не резать, а колоть, пробивать доспехи. Естественно, не современные композитные скафандры, а старые средневековые жестянки. Хорошая вещь, сработанная под антиквариат, и именно это вызвало недоумение, клинок был рабочим, никак не музейным экспонатом.

– Что это?

Моя собеседница нахмурилась:

– А ты не знаешь?

– Вообще-то нет. – Я деловито пожал плечами, рассматривая стилет с разных сторон.

– Это «скорбящий ангел». Знак. Вручение его какому-либо человеку означает, что Корона им недовольна. Если же Корона недовольна очень сильно…

Продолжения не требовалось.

Я перевернул клинок, внимательно рассмотрел выгравированный на ручке узор и понял, почему «ангел», да еще «скорбящий». Рукоятка сделана из непонятного твердого белого материала, то ли кости, то ли экзотического пластика, и представляла собой ангелочка, сложившего руки перед грудью. Точнее, ангелицу, или как там ее обозвать, чтоб звучало грамотно. Существо ярко выраженного женского пола. Крылья размашисто обвивали рукоятку, глаза опущены в землю. Скорбь и печаль. Умелая работа!

– Красиво! – потянул я и почувствовал, как заблестели глаза. Ну да, я же мужчина, а какому мужчине не нравятся подобные игрушки?

Катарина понимающе улыбнулась:

– Корона на простые вещи не разменивается. Ручная работа, штучная. Можно сказать, произведение искусства. Их нельзя подделать, каждый имеет собственную атомную сердцевину с уникальным номером, только Корона может «одаривать» такими. Одно жаль, люди, которых «одарили», не в состоянии по достоинству оценить красоты «подарка». – Она показно подняла глаза к небу.

Что-то такое я слышал краем уха. Еще одна феодальная традиция нашей доблестной династии, аналог «черной метки» у книжных пиратов. Атавизм с летальным исходом.

– А почему она скорбит? А не, например, наказывает? «Карающий ангел» – куда звучнее! Вложить меч в руку, сияние глаз, блеск…

– Потому что ее величество скорбит о каждом своем подданном, даже если тот сошел с праведного пути, – посерьезнела Катарина. – Никогда не забывай об этом. Так должно быть, и, пока это так, у Венеры есть будущее.

Я понятливо кивнул. Глубокая философия, весьма далекая от обывателя. Да, в общем, и от самой Короны. Без которой тем не менее пошатнутся общественные устои.

– Так Корона решила, – я вернул шедевр оружейного искусства назад, – что гвардия?..

– Что гвардия взяла на себя слишком много. Всему есть предел, и в первую очередь неуважению. Итак, это Феликс Сантьяго? Его работа?

Она вновь указала на синяки на моем лице. Могла не уточнять, раз жучки работают. Но, с другой стороны, мой кивок – вещь протокольная, несет в себе аналог круглой печати на тексте приговора. Я вспомнил эмоции, пережитые благодаря этому человеку, и злорадно усмехнулся.

– Известный тип, да?

– Да. На него уже несколько раз заводили дела. Но до сей поры он уходил от ответственности. Слишком хорошие покровители. – Она нехорошо так скривилась. Я бы на месте Сантьяго уже повесился. – Ты готов?

Я кивнул, не уточняя, к чему именно. Она нажала на кнопку вызова охраны, вполне себе реальную кнопку на столе, не имеющую к виртуалу никакого отношения. Через несколько мгновений люк поднялся и внутрь вошел «мой» следователь. На лице его была написана легкая растерянность. Видать, неожиданным гостем оказалась моя… Мучительница? Спасительница? Блин, как я сам-то к ней отношусь? Однако ее появление не воспринималось им как трагедия, скорее досада, незапланированная неприятность. Комиссар не походил на дрожащего от страха кролика, у него имелись свои аргументы, которые, он был уверен, сработают.

– Я вас слушаю, сеньора? – вытянулся он, но с показной ленцой, не в струнку.

Я перевел взгляд на его погоны. Капитан-лейтенант. Она же – майор, причем майор госбезопасности. Вот они, уставные уколы, для обывателя мелочи, а знающие люди поймут.

Катарина смерила его презрительным взглядом:

– Сеньор комиссар, я забираю задержанного. Вот документы о его переводе.

После чего протянула пластиковый пакет.

Комиссар бегло пролистал бумажные листы, иронично улыбнулся и вернул их обратно.

– Прошу прощения, сеньора, но боюсь, это невозможно.

– Простите? – Лицо Катарины вытянулось в удивленную мину.

– Я говорю, сеньора, эти бумаги не являются основанием для перевода подозреваемого. Во всяком случае, для меня. Гвардия не подчиняется ни вам, ни департаменту безопасности, основанием для перевода может являться только приказ моего собственного начальства либо подпись королевы. Безусловно, у вас есть бумага с подписью королевы?