Итак, на мне все еще моя одежда, старый школьный костюм. Сухой, точнее высохший после последнего истязания, но за время обработки меня гвардией превратившийся в лохмотья. Обидно. Лежу я не в той холодной камере, в другой, и это здорово, в той уже заболел бы в мокрой одежде, а так просто кашель подхватил да знобит чего-то. Ничего страшного, поправлюсь, главное – жив.

После оценки состояния мысли переключились в практическую плоскость. Меня не пытают, оставили в покое. Надзирателей рядом нет. Это сигнал? О чем? Гвардия больше не будет заниматься мной?

Феликс так и не смог вывести меня из нирваны и этим проштрафился, как специалист. А с ним расписалась в бессилии и вся гвардия, не сумевшая на меня надавить. Значит, по логике, вашего покорного слугу должны передать иным, имеющим большие возможности специалистам. Например, людям дона. Скорее всего, сейчас утрясаются формальности, как именно передать меня бойцам криминального авторитета без огласки, учитывая, что я нахожусь в застенках гвардии, и мне вроде как официально предъявлено обвинение. В последнем сомневаюсь, но это же не шарага, тюрьма нашей доблестной системы правопорядка, должно же быть у гвардейцев хоть что-то похожее на совесть? Не могут же они действовать настолько нагло?

Нет, не должны, всему есть предел, даже в таком продажном государстве, как наше. Но сомнений, что данная процедура у них давно отработана, пройдет без сучка без задоринки, у меня не возникло ни на секунду. С этой стороны надежд нет.

Конечно, это имеет право на существование лишь случае, если я действительно нужен дону и мой прессинг здесь – часть основного действа, а не вспомогательный эпизод. А в последнем я сильно сомневался.

Почему? Все просто. Я – никто, звать меня «никак». Да, вокруг наблюдаются какие-то движения, мной интересуются разные службы, от ДБ и дворцовой стражи до корпуса телохранителей. Катарина вообще в упор стреляла в дружков Толстого, а самого его заставила делать не самые приятные вещи. Но по большому счету это ерунда, временные следствия безобидных случайных причин, которые не могут усовершенствовать меня выше того уровня, на котором я нахожусь, уровня «парня с района». Я не причина, по которой некто захочет похитить или тем паче убрать сына одного из влиятельнейших людей на планете, не та весовая категория.

Хм-м. Даже если предположить, что я – тайный принц, наследник престола, это тоже ничего не изменит. Принца проще всего изолировать, если ему угрожает опасность, или ударить на упреждение. Не раскрывая его инкогнито и прочее. Похищать для этого человека? Тем более глупо приплетать к этому действу корпус. Тот при всей своей внешней нелогичности крайне логичная структура, никогда не позволит себе действовать, как захочет правая нога кого-то из его лидеров. Ангелы поступают так, как им надо, жестко, решительно, кроваво, игнорируя всех вокруг, и похищать (!) сына криминального авторитета?..

Даже если на моем месте был принц крови, им проще завалить Бенито. И его, и папочку. А метящих на хлебное место команданте и других хефе поставить перед фактом, дескать, не с теми тягаетесь, ребята. Вот так должна работать подобная структура, отдам руку на отсечение, так она и работает.

Но я не принц. Да, мод, возможно, уникальный (все моды в какой-то степени уникальны), и очень хотят меня заполучить, но им гораздо проще решить дело с тем же Кампосом полюбовно, тот грамотный человек и понимает: планета круглая и на ней не спрячешься.

Похищают людей те, кто слабее, не способен ничего противопоставить противнику в открытом бою. Кто это может быть применительно к криминальному дону? Конкуренты, другие хефе. Какие-нибудь главы «подшефных» банд, тяготящиеся его властной рукой. Мелкие кланы, с которыми он что-то не поделил. Те же силовики, ДБ, например, для своих закулисных игрищ. Да мало ли врагов у авторитета? Но почему он приказал заняться мной, одиночкой и неудачником, будто я могу на что-то повлиять в этой жизни?

Убрать или как-то наказать Бенито в качестве платы за мое вступление в их корпус? От этой версии мне хотелось рассмеяться комиссару в лицо, удержала только серьезность окружающей обстановки. Чем-либо, чем могу «купить» их, чтобы они сделали для меня грязную работу на заказ (типа древнего артефакта, дарующего силу или бессмертие), я не владею. Что остается? Правильно, ничего.

Логики в происходящем нет. Значит, все-таки банальная перестраховка. Виктор Кампос ведет свое следствие, основное, главное, а я, так, для успокоения совести, сижу в застенках гвардии, где вряд ли будут искать ангелочки, под присмотром его людей, и отдыхаю, меняя массажи на джакузи, в ожидании его дальнейших распоряжений. Пытки – тоже перестраховка, но уже гвардии, дерущей задницу для своего хозяина, не дожидаясь его прямого приказа.

Эта версия была самой логичной и оптимистичной. Следуя ей, когда прояснится ситуация с Бенито и будут найдены настоящие виновные, меня выпустят. Или хотя бы позволят связаться с людьми, которые сделают это. С такой мыслью я уснул, не обращая внимания на боль и холод.

И оказался не прав. Когда я понял это, мне стало дурно от плохого предчувствия.

Для начала меня с утра пораньше препроводили в допросную к сеньору комиссару. Не пыточную, а нормальную допросную, с хорошим освещением и терминалом виртуального интерфейса перед столом следователя.

– Ничего не хочешь сказать, Шимановский? – бросил мне тот, входя в кабинет за моей спиной.

Я отрицательно покачал головой.

– Напрасно. У меня для тебя две новости, хорошая и очень хорошая. С какой начать?

– Мне все равно.

Комиссар сел напротив, подался вперед, сцепив руки замком, выдавая волнение и триумф одновременно.

– Тогда начну с хорошей. С тебя снимают все обвинения. Пострадавший пришел в себя, состояние его оценивается как удовлетворительное, фирма, на сотрудников которой ты напал, не захотела огласки и отзывает все заявления. Ты рад?

У меня внутри все съежилось. Получается, это не перестраховка?

Получается, да. Нирвана сыграла злую шутку, и меня передадут по инстанции. В то, что меня просто отпустят, дескать, все разрешилось, ты не виноват, парниша, не верилось сразу, не та рожа у комиссара. Он испытывал удовольствие от осознания того, что сбагривает меня с рук, и сбагривает тем, кто не настолько скован в методах, как он. Скотина! Интересно, их изначально таких набирают или уже здесь такими делают?

– А вторая новость – меня отпускают? – грустно усмехнулся я.

– Именно! – Комиссар расплылся в слащавой улыбке. – Через час ты выйдешь на свободу. Но не советую расслабляться, поверь, ты еще захочешь к нам обратно. Поймешь, мы – гуманные и тактичные люди, в отличие от некоторых других.

Даже вот как. Открытым текстом, в лицо, никого и ничего не стесняясь. Насколько же эта система прогнила?

– Я в этом не сомневаюсь, сеньор комиссар, – хмыкнул я. – Вы «гуманные». Но по-честному вы вообще не должны быть «гуманными»! Вы должны ловить «гуманных», сажать их за решетку, а не лизать им задницы за брошенную кость в виде жалких презренных центаво!

Комиссара покоробило. На лице проступило жгучее желание врезать мне напоследок. Останавливало лишь осознание того, что я – мелкая сошка, недостойная его высочайшего внимания и тем более оскорбления.

– До свидания, Шимановский! – прохрипел он, взяв себя в руки. – Очень надеюсь, что больше не увижу тебя.

Я приторно улыбнулся:

– А я же напротив, сеньор комиссар, очень надеюсь на нашу встречу. И горю желанием сделать так, чтобы вы ее не пережили. Впрочем, это из области мечтаний, но все равно до свидания!

После чего с удовлетворением наблюдал, как меняется цвет лица сидящего напротив меня отморозка с пунцового до белоснежного. В итоге он все же взял себя в руки, я был мухой, писклявой мухой, а разве подобает такому уважаемому человеку обращать внимание на писк? Показно игнорируя меня, он поднялся и вышел. Через минуту появились двое громил надзирателей и повели обратно.