Деньги, которые Эсмерина успела отложить, закончились довольно быстро. Она никогда не отличалась бережливостью. Вот и сейчас, окончательно поняв, что ее вышибли из обоймы, она продолжала появляться на балконе «Империал адмирала» и накачиваться спиртным. В одиночку. Бывшие подруги, зачастую занимавшие соседние столики, ее демонстративно не замечали. Что, впрочем, совершенно не мешало им бросать на нее время от времени злорадные и презрительные взгляды.

Спустя полгода пришлось продать и квартиру. Идти на скромную должность менеджера в фирму средней руки после всего того блестящего общества, к которому она принадлежала еще так недавно, ей было просто невыносимо. К менеджерам в ее прежней тусовке относились свысока, называя их современными сервами или «офисным планктоном». И упасть на такое «дно» представлялось ей выше ее сил. Так что она продолжала беспутно растрачивать все еще остававшиеся у нее возможности сколь-нибудь прилично устроиться. Единственным утешением была «дурь», на которую она накинулась с удвоенной силой, не замечая, что все больше превращается из энергичной, полной жизни молодой женщины, готовой локтями и зубами прокладывать себе дорогу, в никому не нужную, убогую развалину.

Наконец кончились и деньги, которые она выручила за свою квартиру. И Эсмерине пришлось съехать из приличных меблированных комнат в убогую ночлежку на самой окраине. Сюда никогда не залетал ни один аэрол из числа тех, в марках которых она научилась довольно прилично разбираться, а единственный публичный экран, освещавший убогие улицы, сверкал над обшарпанной закусочной «Тексти Наггетс», основными посетителями которой были мусорщики, убогие местные проститутки и дальнобойщики. В кабине одного из таких она однажды и проснулась… Жизнь сделала круг и вернула ее к началу.

Содержательницей ночлежки оказалась Мамаша Байль. Как выяснилось, ее жизненная история была в чем-то схожей с жизнью Эсмерины. Только она не забралась столь высоко и нашла в себе силы не упасть так низко. Однажды, когда Эсмерина лежала на кровати под очередной дозой «дури», Мамаша Байль открыла дверь своим ключом, окинула ее раздраженным взглядом и, набрав в убогой ванной целое ведро воды, окатила ею Эсмерину. А когда та, ошарашенная вскочила, сурово произнесла:

– Вот что, потаскуха, клиентов водить – это пожалуйста, но чтобы «дури» у меня в номерах не было. Мне неприятности с полицией не нужны!

К ее удивлению, именно столь впечатляющая выволочка подействовала на Эсмерину. Они даже немного сблизились с суровой хозяйкой. Стылыми зимними вечерами Эсмерина сидела в ее комнате, единственной жарко натопленной во всей ночлежке, и рассказывала про свою жизнь. Мамаша Байль слушала ее большей частью молча, лишь иногда вставляя едкие комментарии. А по поводу сетований Эсмерины на предательство тех, кого она считала подругами, сурово отрезала:

– Какие там подруги… Там, милая моя, только скорпионши выживают. – А потом скривила лицо в злобной усмешке и сказала:– Да не переживай ты так! Все они рано или поздно здесь окажутся. Жизнь так устроена, что если у тебя ни профессии, ни детей, ни какого иного женского дела, кроме как «слабого передка», нет, а ты изо всех сил к сладкой жизни рвешься – тебе прямая дорога сюда. На дно! Так что скоро ты всех своих подруг-предательниц здесь обнаружишь. Помяни мое слово… – тут она мечтательно закатила глаза. – А ведь я тоже мечтала вернуться и показать «им всем». И даже вроде как способ нашла…

– Какой?

– Монастырь один… Про Государя и Светлых князей слышала?

Эсмерина удивленно округлила глаза.

– Не слышала? Ну ты и темень, – хмыкнула Мамаша Байль. – Небось ничего, кроме «Принсити» и «Гламур элит», в жизни не читала.

– И вовсе нет, – обиделась Эсмерина. – Читала. «Космо»… и еще «Эспесиаль»…

– Один черт, – скривилась в ухмылке Мамаша Байль. – Так вот, есть такие люди, которые могут тебе молодость и красоту враз вернуть. Причем по-настоящему, а не регенерацией кожи или пересадкой выращенных органов. Все, что у тебя раньше было, и в лучшем виде. Причем бесплатно…

Эсмерина насторожилась.

– Вообще-то, – продолжала Мамаша Байль, – при удаче их можно встретить хоть на соседней улице, но тут еще узнать надо… А на Игил Лайме у них монастырь.

– Мужской?

– Да кто его разберет? – почесала затылок Мамаша Байль. – Вроде как баб тоже берут…

– И… что?

– Так вот там много их сидит безвылазно. Эсмерина затаила дыхание.

– И… любой можно прийти и вот так…

– Если бы, – хмыкнула Мамаша. – Все далеко не так просто… Сами они вроде тебя как не лечат, а лишь учат, как сделать так, чтобы все получилось. Но попытаться может любой…

Следующие полтора месяца Эсмерина ходила под впечатлением от этого разговора. И даже начала потихоньку откладывать деньги на билет. А потом решила выкинуть из головы эту блажь. Все это сказки. Потому что если бы это было правдой, то реклама монастыря уж точно появилась бы на веб-страницах «Космо» и «Гламур элит». Это ж золотое дно! Она уже слишком большая девочка, чтобы верить во все это… А потом, выбираясь из кабины очередного дальнобойщика, она увидела под фонарем знакомую и такую ненавистную физиономию Сесиль… которую узнала с большим трудом. Уж больно страшненько и, прямо скажем, убого та выглядела. Эсмерина и узнала-то ее лишь по обычному тренчкоту любимого серебристого оттенка и волосам цвета махагон. Но когда она подошла поближе, то даже содрогнулась. В стоявшей под фонарем убогой старухе от прежней Сесиль почти ничего не было. Неужели и она сама выглядит так же?!

Сесиль ее не заметила, поскольку как раз в этот момент воодушевленно торговалась с жирным дальнобойщиком, высунувшимся из открытого окна своего трейлера. И Эсмерина торопливо отвернулась и ушла.

На следующий день она поехала в космопорт и купила себе билет на Игил Лайм…

– Вот, вот и вот… причем это повторяется уже не первый раз!

Менеджер по сервисному персоналу, возглавлявший куцую шеренгу, кроме него состоявшую еще из старшего стюарда, коридорного и испуганной горничной, сложился в угодливом поклоне и забормотал:

– Конечно-конечно! Все будет немедленно исправлено!! От имени компании «Санлайт декстормикс» я приношу вам самые глубочайшие извинения, и в качестве компенсации за доставленные неудобства позвольте предложить вам бесплатное пользование вашим персональным каютным баром на все время путешествия.

Пэрис еще раз недовольно скривил губы, но предложенная компенсация уже развернула ход его мыслей в ином направлении, так что он лишь вяло махнул и буркнул:

– Ладно, но только чтобы это было в последний раз.

– Можете не сомневаться.

Менеджер вновь согнулся в глубоком поклоне, который на этот раз был нужен еще и для того, чтобы скрыть презрительную усмешку. За двадцать лет работы он изучил всю эту сволочную публику, как облупленных. И ведь не то чтобы плата за каютный бар так уж разорила этого папенькиного сынка. Просто у него мозги были устроены так, что в них имелось всего лишь две извилины. Одна из них заключала в себе мысль, что он априори выше всего этого человеческого стада, суматошно копошащегося где-то у него под ногами. А вторая – что ему все всё должны. Просто так. По жизни. А от этих двух извилин отходили два маленьких отросточка, даже не смеющих претендовать на звание извилин. Один из них именовался «секс», а второй – «кайф». Любой – от банальной выпивки до «дури». Так что, для того чтобы управлять любым из подобных зомби, упакованных в шмотки от Игра Руаяля или Пантенойо с механическими часами ручной работы стоимостью в его годовую зарплату (а он получал немало, уж можете поверить…) на руке, менеджеру достаточно было дернуть любой из этих отросточков. Ну так, слегка… И зомби послушно разворачивались в нужную сторону. Как сейчас. Правда, обычно они появлялись на борту целой компанией, обремененной, как правило, еще и достаточным количеством шлюх, не менее чем по две на, хм, нос… А этот отчего-то летел один. Да еще и каким-то странным маршрутом, заканчивающимся на заштатной планетке, под названием Игил Лайм, на которой не было абсолютно ничего, что является привлекательным для такого сорта людей. Да там даже шестизвездочных отелей не было!..