* * *
Через час после того, как все разъехались, один из костиных пацанов, по фамилии Бочев, а по прозвищу Бочонок, зашмыгнул в сарай и, убедившись, что его никто не слышит, заелозил пальцами по сотовому:
– Николай Игнатьевич? Это Иван. Надо встретиться.
Николай Игнатьевич, которому звонил Бочонок, возглавлял особый отдел 136-й дивизии.
* * *
Старший оперуполномоченный ФСБ Николай Морозов встретился со своим агентом по кличке Бочонок в небольшой припортовой забегаловке.
– Вчера Костя очень хорошо заработал, – сказал Бочонок.
– На чем?
– Автоматы – штук восемьдесят. Десять «мух». Гранаты. И еще какая-то длинная штуковина, вроде ПТУРа.
– Кто покупатель?
– Китайцы.
– И как я этих китайцев возьму?
– У них посредник есть. Саня. Он сейчас монтирует электронику на Кесаревском НПЗ. А китайцы ему ее поставляют.
Глава четвертая,
в которой начальник особого отдела 136-й дивизии берет с поличным банду торговцев оружием, а Руслан Касаев проявляет заботу о ветеранах Великой Отечественной войны
Вечером в конце сентября Руслан ужинал в казино со своей новой девушкой. Девушку добыл новый менеджер по связям с общественностью, по совместительству возглавлявший модельное агентство «Мэй», что в переводе с китайского означало «цветы сливы» и намекало на название классического порнографического романа времен династии Цинь.
В девушке не было, впрочем, ничего китайского, и она была очень хороша в коротеньком черном платье, открывавшем великолепную грудь и ноги, которые росли от улыбки. Она удивительно напоминала Руслану резиновую куклу.
Руслан сделал круг почета по казино, держа девушку за обнаженную талию, и когда они наконец сели поужинать, к ним приклеился вице-губернатор Бородовиченко. Вице-губернатор делал вид, что страшно занят разговором с Русланом и все время косился на колечко в пупке его спутницы. В конце концов он не выдержал и осведомился о том, как зовут девушку.
– Не помню, – сказал Руслан, – а она что тебе, нравится?
Вице-губернатор выразительно причмокнул губами.
– Нравится, так бери.
– Что? – растерянно спросила девушка.
– Что слышала. Иди с ним. Встала и пошла.
Улыбка сползла с лица девушки, как плохо приклеенный стикер. Она, собственно, не была проституткой. Быть может, она бы и поспорила с русским, но с человеком по фамилии Касаев ей спорить не хотелось.
Девушка и Бородовиченко уже ушли куда-то на второй этаж, а Руслан все сидел, прихлебывая «Шато Марго» урожая девяносто третьего года и глядя перед собой.
Потом отодвинул бокал и приказал подать машины.
* * *
Было уже десять вечера, когда джипы Руслана остановились во дворе выстроенной «покоем» двенадцатиэтажки. Мила жила недалеко от центра, но на редкость неудачно, в безобразном районе панельных новостроек, вздымавшихся на восток от старой резиденции секретарей крайкома.
Вырванный с мясом кодовый замок болтался на одном гвозде, стены в подъезде были исчерчены рокерской каббалистикой, и челюсти грузового лифта сомкнулись за ним, как крышка гроба.
Руслан не видел такой бедности давно, даже три года назад, когда приезжал в Чечню. Там, у родных, был красный забор итальянского кирпича, и трехъэтажный особняк за пятиметровым забором, и двоюродный брат вышел к нему в мягкой кожаной куртке от Валентино и породистых джинсах, купленных в соседнем Хасавюрте, куда богатые нохчи приезжали за фирменными шмотками.
Руслан трижды обругал себя, пока лифт со скрипом ехал до одиннадцатого этажа. Он отвык от этой грязи: от закопченных чайников, ржавых кастрюль и подтекающих бачков коммунальных квартир. Сейчас он доедет наверх, и дверь ему откроет Мила в халатике, а из-за плеча у нее будет выглядывать румяный мент.
Чем она ему приглянулась? В модельном агентстве «Мэй» двадцать таких, только мытых.
Дверь Милы была обита линялым дерматином.
Уже нажимая на звонок, Руслан запоздало вспомнил, что не купил цветов или чего там полагается у русских. За дверью послышался звонкий лай, и она отворилась.
На пороге стояла Мила, в домашних джинсах и кофточке с зеленоватыми цветочками, совершенно того же цвета, что и ее огромные глаза. Руки ее были в чем-то мокром, и с кухни доносилось скворчание жарящейся рыбы. Мила стояла и молча смотрела на высокого холеного чеченца, и в глазах ее не было радости – один напряженный испуг. Руслан не привык, что девушки смотрят на него так. Они всегда смотрели на него с вожделением кошки, созерцающей печенку в руках хозяина.
– Что ж ты без спросу открываешь? – спросил Руслан. – Смотреть надо.
– Кто там? – раздался дребезжащий голос откуда-то из утробы квартиры.
Руслан шагнул внутрь. Крошечная прихожая кончалась шестиметровой кухней, а из единственной комнаты тянуло лекарствами и хворью. В глубине ее, на высоко взбитых подушках, лежала худенькая старушка с редкими волосами на бледной луковке лба.
– Это вы, Коленька? – сказала старушка.
– Нет, – ответил Руслан.
– Коленька, подайте мне воды. И там лекарство.
Руслан понял, что она не слышит, и осторожно подал ей воду. Лекарство было сильнодействующим снотворным.
– Коленька, вы присядьте, – сказала старушка.
Чеченец сел, и тут глаза его упали на фотографию в рамке под стеклом. Фотография была вырезана из газеты и была необыкновенно старой, не просто желтой, а пергаментно-прозрачной. На фотографии было три смеющихся женщины в летных шлемах и подпись: «На счету отважной летчицы Людмилы Голиковой – восемь фашистских „юнкерсов“.
– Коленька, – сказала старушка, у меня к вам дело. Вы знаете, вы должны проверить соседей за стенкой.
– Соседей?
– Да, я думаю, они хотят меня отравить. Они каждый день за стенкой возятся. И телефон все время звонит, так дзинь, дзинь, слышите?
Телефон не звонил.
– Вы должны проверить, – сказала старушка, – или написать в особый отдел. Там разберутся.
Руслан сидел на кровати еще несколько минут, пока старушка не закрыла глаза и не задышала во сне. Руслан осторожно поднялся и прошел в кухоньку.
Рыба пузырилась и шипела на сковородке. У нее был едва уловимый горклый запах. Не то чтобы она была тухлой, просто несвежей. Руслан сообразил, что это тот самый минтай-конфискат, который один из советников губернатора изъял с помощью пограничников у Аркаши Наумова. Когда выяснилось, что японцы не хотят покупать несвежее, губернатор раздал рыбу народу. Мила расставляла на столе чистые тарелки.
– Вы извините, – сказала Мила, – я не сказала ей, кто дал денег на операцию. Я сказала, что ветеранам операция полагается бесплатно. Она все равно… она не очень хорошо понимает…
– Я заметил. Она ветеран?
– Она Герой Советского Союза. Она… о ней есть фильм, документальный.
– У меня дед тоже воевал, – сказал Руслан, – он был в Брестской крепости. Там было трое чеченцев, так получилось. Он резал немцев, а потом ушел к партизанам. Был командиром отряда.
– Его наградили?
– Его вывезли на Большую Землю и сослали в Казахстан.
– Он жив?
– Да.
Руслан поколебался и добавил:
– Он очень уважаемый человек. Он живет в большом доме. У него семь внуков и одиннадцать правнуков, три отары овец, двадцать коров и огромный сад, за которым ухаживают два русских раба.
Мила отвернулась к плите и выключила шипящую сковородку.
– Вы ужинать будете?
– Конечно. Сейчас мы спустимся вниз, поедем в «Коралл» и поужинаем.
Мила замотала головой.
– Нет-нет, я не могу ее оставить. Она проснется.
– Я пришлю сиделку.
– Что вы! Она ведь…
Мила замолчала. Запах несвежей рыбы внезапно куда-то исчез, вместе с облезлой квартирой, серыми обоями и разводами грибка на стенах. Остался лишь запах женщины. В мире было только двое, он и она, и зеленоватая кофточка на Миле была как клетка, за которой билось пойманное тело, и желание сделалось таким нестерпимо жарким, что Руслан в первый момент не услышал слов девушки, – кажется, она говорила, что очень устала и они могли бы погулять.