— Нет, надо выпить, — сказал Михаил Степанович.

Он хотел было пойти за следующей бутылкой, встал из-за стола, но, увидев, что в дверях стоит, облокотившись о косяк, юнга, попросил его «сгонять к холодильнику», что тот и сделал — очень проворно.

Николай Алексеевич продолжал смотреть в мрачное небо за иллюминатором, которое уже время от времени озарялось всполохами молний.

Михаил Степанович не сел на стул, а налил в обе рюмки и, выпив, продолжил чтение, расхаживая от волнения взад-вперед.

— «Стоит также отметить, что в последнее время корпорация «Мистириэс вэйс» уже стала выходить и на международный уровень, предлагая свои услуги представителям коррупционных режимов в бывших республиках СССР, а также в Африке, Азии, Южной Америке. Между тем, анализируя сводку убийств в Москве и Санкт-Петербурге за последний месяц, а также действия налоговых органов и Генпрокуратуры, можно сделать вывод, что государство проводит зачистку в этом, так сказать, секторе экономики. По трем крупнейшим холдингам, которые поделили российский рынок сокрытия незаконных доходов, наносится целенаправленный удар. И если вы подумали, что дело просто в борьбе с преступностью, то сильно ошибаетесь. На днях стало известно о создании государственного агентства «Российские инвестиции», которое, по нашим сведениям, как раз и станет монополистом в этой сфере. Видимо, на самом верху решили, что если уж все равно невозможно справиться с коррупцией, то не стоит хотя бы терять рынок, который по объему и рентабельности сравним с продажами нефтегазовых ресурсов страны. Итак, руководству «Мистириэс вэйс» недвусмысленно дали понять, что игры с налоговыми проверками закончились, теперь все будет очень жестко. Надо полагать, скоро очередной клин богатых русских журавлей спешно потянется на жительство в Лондон. Ну а в России взяточничество и казнокрадство получат официальное признание в качестве практически легальных видов предпринимательской деятельности». — Михаил Степанович оторвался от чтения. — Ты понял, Коля, что они вообще делают? Вот тебе и купание в бассейне на почве ревности!

В памяти Николая Алексеевича вдруг снова всплыла та картинка из детства, которая захватила его четверть часа назад.

— Две минуты двадцать пять секунд! — снова восклицает мальчик, стоящий на борту бассейна. — Так еще никто не мог!

— Колян, ты прям Ихтиандр! — добавляет второй.

Мимо проходит женщина восточного вида.

— Здравствуйте, тетя Солмаз, — тяжело дыша, сбивчиво говорит Коля, первым заметивший ее.

Двое других мальчишек оборачиваются и тоже здороваются.

— Здорово, морячки! — крикливым, но дружелюбным голосом отвечает она. — Коля! Ну посмотри, на кого ты похож. Синий уже весь, зуб на зуб не попадает. Вылазь сейчас же. Да и вы оба — чего лыбитесь? — вы такие же. Здесь вам все-таки Баку, а не Африка. Постойте на солнышке, прогрейтесь хорошенько. Коля, я тебе говорю, быстро вылазь, а то матери расскажу — она тебя сюда больше не пустит.

— Да я и сам хотел выходить, — недовольно отвечает Коля и делает гребок к бортику.

— Они уже на все положили окончательно! — сказал Михаил Степанович под впечатлением от статьи в таблоиде. — Им на все наплевать. На нас плевать, понимаешь?! Хоть всё развались тут вообще — лишь бы свое бабло качать. Ты, между прочим, знаешь, как, оказывается, сейчас модно называть людей типа нас?

Планктон! Мы для них даже не мелкая рыбешка, а планктон. Им вообще ничего не надо. Им бы только — лишь бы мы сидели и не вякали. Чтобы только сидели и молча, как бараны, ждали светлого будущего. Ждали, ждали, ждали! — Михаил Степанович остановился, взгляд его был устремлен на стоящее в углу ружье. — А ведь мы можем и не ждать. — Он оглянулся на юнгу в дверях: — Андрюша, ты иди, там, в камбузе, пока порядок наведи. — Андрей кивнул и вышел, а Михаил Степанович подступил к Атапину и тихо продолжил (правда, лишь сначала тихо — очень быстро он снова стал чуть ли не кричать): — Они думают, что никто никогда не рискнет — не возьмет, например, ствол и не подстрелит какого-нибудь зажравшегося индюка. Вот я, например, мог бы запросто. На суде потом спросят: «За что?» А я им: «А за то самое! Чтобы бюджет не пилил, гадина!» Они спросят: «А где доказательства, что пилил?» А я: «А мне не надо никаких доказательств. Я и так все знаю. Зато теперь другим неповадно будет». Ну, что скажешь, Коль? Ну а чего делать? А то ж они там на верхах думают, что никто никогда не рыпнется, все так и будут ждать. Все будут бояться. Потому что каждому вроде есть что терять. Хоть мало что, но все же есть что терять, понимаешь? Эти козлы думают, что не найдется кто-нибудь, кто возьмет и просто перестанет ждать. Чего молчишь? — Михаил Степанович сделал паузу. — Эх, Коля, мы же хотели в кругосветное плавание с тобой сходить — под парусом! А теперь — хрен! Мачту надо капитально ремонтировать? Надо. Оснастку? Надо. Двигатель — вообще на замену. Ссуда нам не обломилась. Где мы денег столько возьмем? Ты же сам говорил, на такой развалюхе в кругосветку не двинешь. Господи, такая мечта была! А теперь опять надо ждать, ждать, ждать…

Молнии ветвистыми артериями разносили вспышки света по тучному небу.

Ожидаемо, но все же внезапно, без предварительных первых редких и крупных капель, сразу яростно и оголтело на маленький бетонный причал и одиноко стоящую рядом яхту рухнул июльский ливень.

Атапин встал, включил люстру и пошел в угол, где стояли ружье и щетка для пола.

— Э, э, Колян, ты чего? Я же это так, — забеспокоился Михаил Степанович, в то время как Николай Алексеевич взял ружье, переломил его и, направив на люстру, стал рассматривать каналы стволов. — Я просто для разговора — душу отвести. Ты куда это собрался?

Николай Алексеевич молча вернул стволы в исходное положение, достал ключи из кармана и пошел в другой угол комнаты. Там он вставил один из ключей в едва заметную замочную скважину в стене — и декоративная стенная панель распахнулась, как дверь. За ней находился узкий и высокий сейф. Атапин отпер его, сунул туда ружье, запер сейф, затем закрыл стенную панель и вернулся за стол.

Сел и закрыл лицо руками.

Николай Алексеевич вновь вспомнил эпизод из детства, когда он поставил рекорд среди мальчишек двора по времени нахождения под водой.

Тетя Солмаз была права, Коля действительно до дрожи замерз, ныряя в бассейне.

Вот он вылезает из воды и с опаской разглядывает сквозь буйно зеленеющие тополя балкон на четвертом этаже ближайшего дома.

На балконе появляется молодая женщина, которая, в свою очередь, начинает что-то высматривать у бассейна.

— Коля! — кричит она. — Домой!

— А вот и твоя мама, легка на помине, — говорит тетя Солмаз и отправляется дальше своей дорогой, бормоча: — Мать всегда чувствует, когда детям что-то надо.

— Мам, ну еще немножко, — канючит Коля.

— Два часа уже купаешься, — говорит мать в ответ. — Я отсюда вижу: замерз, как цуцик. Иди домой!

— Ну, мам!

— Чай попьешь, потом еще выйдешь.

— Я еще выйду! — радостно обещает Коля приятелям.

Он подбирает лежащие рядом на бордюрном камне шорты и футболку и босиком бежит по горячему асфальту к дому.

Атапин сидел, закрыв лицо своими большими ладонями. Неожиданно он стал вздрагивать — похоже, заплакал.

Увидев это, Михаил Степанович вопросительно посмотрел на Андрея, снова появившегося на пороге.

— Господи, какие сволочи, — вдруг послышался тихий голос Николая Алексеевича из-под ладоней, сквозь всхлипывания, которые теперь стали явными.

— Видите, до чего вы человека довели, — шепотом возмутился Андрей. — У него же мать умерла, а вы тут со своими теориями!

Но Михаил Степанович не обратил на это обвинение никакого внимания. Наоборот, он просветлел и улыбнулся.

— Заговорил, — весело прошептал он и на радостях встряхнул юнгу за плечи. — Ты слышал, Андрюха? Он заговорил!