Мягкой тропкой свернули в сторону речки. Густые заросли ивняка и ольхи почти накрыли ее. Над водой на высоких свайках бревенчатый, всего лишь метровой ширины мосток. По его истертым клавишам перешли на другую сторону, к огромным листьям лопухов. За ними вытянулись толстые перья коровяка. И рядом прижелтились шапочки пижмы. И текучие песчаные отмели под бережками. Райское место! Жаль только, что для настоящего купанья не слишком пригодно. Мелко везде… Дальше… Дальше…

Нашли наконец под сухим деревом-перестарком широкую промоину.

— Вот и пришли… Здесь получше будет…

Покальчук первым вошел в речку, встал на колени — вода приятной прохладцей обожгла ему горло.

— Личная ванна для опера… — засмеялся Рахимов.

— А почему «опера»? — спросил Федор.

— Да это так, треплется… — прокашлялся брызгами Покальчук. — Я такой дотошный на работе. В мелочах, во всем. Вот меня и прозвали опером. Аты не забыл, браток, что обещал боезапас бутылочный обновить?..

— Я на это дело памятливый. Сейчас вот и сшустрю в Мерцаловку! На обратном пути сюда подскачу. Не соскучитесь?.. Надоест — вот ключ.

Федор тут же скрылся в черноосиннике.

Покальчук еще поползал коленями по холодному от родников дну и, отплевываясь водой, вылез. Стал энергично разводить руками в стороны:

— А… А… А…

Оттолкнув Рахимова, в Олыланку плюхнулся и Лобурев. Заплескался в ней, забрыкался… Но вдруг с криком выскочил снова на берег.

— Тебе что, щука одно место откусила?

— Вона!.. Вона!.. — показал на шевелящуюся траву, в которой увидел черный промельк змеи.

Рахимов в воду не полез, а, держась за низко склоненную толстую ветвь, лишь ополоснул ноги.

Все блаженно разлеглись на белых песчаных барханчиках.

Однако Покальчук тут же привстал.

— Порезвились — и ладно…

Выражение лица его стало привычно жестким.

— Лукичёвка, оно, конечно, хорошо. Но век тут не засидишься. А нам пора и дальше. Не забыли про деньки городские?.. Там уже могут забеспокоиться, что их оперативник исчез. А копни они глубже — нам вообще всем хана. Вы, небось, и не знаете, что это такое — розыск государственный. Поэтому чем дальше мы будем, тем оно надежнее для каждого. Только вот ума не приложу: куда?.. А нужен до деталей продуманный маршрут, в какую сторону направляемся и зачем.

— Ясное дело, за кордон! — сказал еще оглядывающийся на траву за спиной Лобурев.

— А кордон он где? Может, в заповеднике этом? Да можешь ли ты вообще мыслить дальше шланга твоей бензоколонки…

— Хорошая денежка была, — насупился Лобурев.

— Она и есть, если не сперли с Федькиного двора.

— А я думаю так. Только ты, шеф, никакую политику мне не шей, — Мурат опасливо посмотрел на Покальчука. — Заграница заграницей… Я бы сам по ней в лимузине раскатывал. Только как туда с нашими липовыми документами?.. Не нарвемся ли?.. А захват самолета — тоже штука рискованная… У них ведь всякие там «альфы», «омеги»… Пуля в лоб каждому из нас припасена.

— Говори короче, Хаджи-Мурат! — зло осадил его Покальчук.

— Вот ты меня все время национальностью попрекаешь, — заговорил снова Рахимов. — А Кавказ — крыша надежная для каждого, кто ему друг. Сегодня это самое опасное место для тех, кто с войной связан. Но зато и самое надежное тому, вето в нем добра и мира ищет. А у меня там четверо дядьев, братья… Да нас как самых дорогих гостей примут. А осмотримся — решим окончательно, что делать.

— Учись, Лобурев, у этого национального героя! Телом не вышел, зато умишком-то его бог не обошел. Кумекает. Думаю, что такой вариант нам пока ближе всего… Решено! Подадимся в Дагестан…

С речки они возвращались уже с конкретным планом.

Навстречу им вместе с покачивающимися мужчинами шла соседка Федора в купальнике. И снова все смотрит, смотрит… У Покальчука даже замурашило по спине. И чего ей надо?..

Когда снова все чинно уселись за стол в Федоровой избе, возвратившийся хозяин сказал:

— А эти сегодня хорошо пьют. Свое допивают. А завтра разъезжаться будут… И так каждый раз до следующей пятницы…

Игнатию снова вспомнился пристальный взгляд той, очковой…

— Ну, Федя! — он плотно сжал граненый стакан в руке. —

Нас тоже дела ждут. Иначе останемся без деталей… Уезжаем чуть свет… Спать ляжем пораньше…

Федор не артачился:

— Но на обратном пути вы ко мне обязательно заскочите.

Эту ночь Покальчук спал как убитый.

Утро зависло над Лукичёвкой низкими темными тучами. Распрощавшись с Федором, выехали на мерцаловский асфальт и заколесили по лесным завитушкам. Теперь никаких отступлений от намеченного маршрута.

Выворачивая левой рукой баранку руля, Покальчук взял протянутую Лобуревым бутылку «пепси». Допив, с каким-то остервенением бросил ее через рамку открытого окна. Она взрывчато зазвенела уже дальше корпуса машины. Окружно провел мясистым языком по губам. Отер рукавом налимий рот. Поудобнее расправил плечи.

В свинцовом подлете тумана еще просматривались хуторские дома. Но вот и их напрочь скрыла мутная хмарь. Дорога становилась все прямее. Ехали меж нацелившихся в небо наклонных сосен.

— Словно пьяные! — вглядываясь в лесной бор, заметил Лобурев.

Зевая, он не мог прогнать от себя еще не покинувший его сон. Сзади покачивал головой тоже толком не проснувшийся Рахимов.

Машина шла легко, приглушенно урча новехоньким двигателем и ровно шурша протекторной зубчаткой.

Совсем неожиданно микроавтобус вдруг повело на ближайшую слева от водителя сосну.

Покальчук инстинктивно придавил тормозную плашку и одновременно выжал педаль сцепления.

Машину резко крутануло, и она, соскользнув с края рубчатого асфальта, передним бампером глухо сотрясла темное, с густой прозеленью сосновое изножье.

Лобурев тюкнулся теменем о гладко-глянцевитую поверхность стекла.

— Черт возьми, откуда она тут взялась?..

Покальчук довольно шустро для своей комплекции спрыгнул с сиденья. Сразу же обратил внимание на спущенное колесо… С удивлением и огорчением протянул:

— Вот тебе и новенькая… Сволочи! Совсем разучились работать…

По другую сторону автомобильного борта раздался голос Рахимова.

— Прямо фокусы какие-то… Шеф! Да ведь мы же с тобой на собственный трюк напоролись!.. И лента наша!.. — Поднатужившись, он уже тянул в свою сторону змеевидную полосу, часто утыканную металлическими шипами. — Штурман! Кинь-ка мне на всякий случай мой карабин!

Лобурев всем своим неказистым телом только еще сильнее сгрудился над портфелем.

— Ну ты, центральная фигура божьей троицы! — Игнатий помахал выхваченным пистолетом. — Смотайся-ка вот по этим кустикам! Осмотри их все. Да повнимательней! Чуть что, свистеть-то умеешь?..

Лобурев невразумительно развел руками.

— А ты, — Покальчук махнул Рахимову, — на другую сторону!

Лес замер в неопределенном молчаливом ожидании. В стороне от Лобурева хрустнул сучок — резко развернулся на звук. За плывущими в глазах кустами можжевельника ничего подозрительного не было. Но из самой густоты тумана, высоко поведя рогами, выскочил стройный олешек и, в несколько прыжков перепрыгнув дорогу, скрылся за глазастыми кустами бересклета.

— У нас всего две запаски! — произнес возвратившийся Рахимов. — А пробито три…

— Ты и виноват, чертило из Дагестана! — смачно ругнулся Лобурев. — Сам шипы вкручивал так близко…

— Вы, ребятки, мне эту лесную философию бросьте! Душа не лежит — а придется теперь назад к Федору. Там уж и завулканизируем третью. Обстоятельства вынуждают. Дорога-то наша только начинается, — Покальчук тяжело вздохнул.

А Рахимов уже копошился в салоне. Поднял за брезентовые ушки рюкзачок:

— А здесь что?

— Дед Пешто! А ну положь! — рявкнул Игнатий.

Рахимов сбросил вниз и вторую запаску. Как бывалый

шофер, подставил под корпус домкрат…

Покальчук напряженно морщил лоб. Это же просто необъяснимо! Лента, которой они пользовались по ночам, вдруг теперь так нелепо перечеркнула их планы. Впрочем, нелепо ли?.. А может, кто-то уже давно разобрался в ситуации и теперь вот попугивает и предупреждает их?..