При его отце дважды бывали случаи, когда люди выходили из лабиринта спятившими. Оба раза разгорался огромный скандал, но его отец вовремя сворачивал аттракцион и уезжал из города.

А иногда люди не выходили вообще.

Балаганщик успокаивал себя мыслью, что нельзя же всех запомнить и заметить на выходе. Только такими вот ночами, когда деревья гнутся под порывами ветра и луна выглядывает в рваные окна среди свинцовых туч, эти мысли вовсе не выглядят убедительно.

Кроме того, случаи с одиночками.

Их не удовлетворяла экскурсия в толпе, они хотели испытать лабиринт один на один, в то время, когда аттракцион формально закрыт. И они хорошо платили за это. Балаганщик не возражал. Таких случаев в его практике было пять. Двое вышли вполне нормальными, и лишь его натренированный глаз выявил отпечаток безумия, который со временем приведет к нервным срывам и еще черт знает к чему.

Один вышел, держась за стену, хохоча и пуская слюни. Глаза его были пусты, волосы — седы. Балаганщик, по примеру своего отца, той же ночью свернул балаган и покинул город.

Двое сгинули.

И если первый в идеале смог бы, заблудившись, перемахнуть через пару-тройку гладких, в два с половиной метра стен и выскользнуть в ночь, приподняв материю шатра, то второму помешал бы новый потолок.

Так что бояться было чего.

Парнишка появился на дороге, ведущей к трейлеру. Балаганщик, ничуть не удивившись, поднялся ему навстречу. Ветер задирал влево джинсовую куртку парня, но не мог погасить возбуждение, сияющее в его широко открытых глазах. Шестнадцать-семнадцать лет — еще тот возраст, когда книжные приключения проецируются на пока не познанную жизнь и вера, что где-то еще затаилось волшебство, цепляется за глубины подсознания.

И иногда это имеет смысл.

Балаганщик достаточно много повидал, чтобы знать, что так оно и есть.

Он щелчком бросил окурок в темноту. Парень остановился перед ним, неуверенно улыбаясь, но глаза его горели ожиданием и предвкушением чуда, и этот огонь был куда ярче, чем днем, когда балаганщик видел его выходящим из-под матерчатого полога шатра. Тогда огонь заслонялся разочарованием. Что-то открылось парню в лабиринте, что-то слегка выглянуло из сияющих теней зеркал и спряталось, не желая показываться слишком многим. Но парень хотел увидеть это и надеялся, что сможет, если будет один. Все это балаганщик прочел в его глазах еще днем и понял, что парень вернется.

— Я хочу пройти лабиринт, — произнес парень.

Двое исчезли.

Один сошел с ума.

Что он ответит завтра подруге юноши, когда та пожелает узнать, что случилось с ее парнем?

Но деньги есть деньги, так учил его отец.

Балаганщик назвал сумму. Лицо парня несколько вытянулось, но желание чуда затопило уже весь мозг, и парнишка кивнул. Балаганщик повел его за собой к колышущейся материи шатра через металлические ворота в ограде, и в голове его, как загнанные зайцы, метались мысли: ему всего семнадцать! Или даже шестнадцать! На что ты его отправляешь?! Он сам захотел. Но он не знает. Расскажи ему. Это вряд ли его остановит. К тому же, деньги — есть деньги.

И все же, отдергивая матерчатый полог шатра и зажигая свет в лабиринте, балаганщик взглянул в глаза парня и проговорил:

— Надеюсь, ты знаешь, на что идешь.

Парнишка кивнул.

Нет, ты не знаешь.

Парень вошел под полог и растворился среди зеркал. Полог остался откинутым, и на траву перед входом падал прямоугольник желтого света. Балаганщик побрел обратно, и видит бог, он надеялся, что парнишка выйдет в своем уме.

Он вспомнил, как сегодня в обеденный перерыв, оставив у балагана наемного билетера, он пил кофе в небольшой кафешке в том же парке, и вокруг веселились люди, гудели карусели, и лабиринт тихо прятался где-то слева, а этот самый парень со своей молоденькой подружкой вкушал пирожное за соседним столиком. Уже тогда он возбужденно поглядывал в сторону лабиринта, а подружка в страхе отговаривала его, рассказывая, что зеркала несут энергию всех, кто в них смотрелся, и могут перебросить эту энергию на других, что зеркала — это окна в антимир, но не в научном понимании этого термина, и что если поставить одно зеркало напротив другого и из-за этого, первого, заглянуть в образовавшийся зеркальный коридор, то душа может заблудиться там, а что-то другое может войти в тебя, ведь вторая половина этого бесконечного коридора через зеркало в твоих руках проходит сквозь твое тело… «Я знаю, — со смехом отвечал парень, — я пробовал. Я смотрел поверх зеркала, и коридор плавной дугой уходил вниз, но я понял, что он бесконечен. И если просверлить дырочку в центре зеркала и посмотреть сквозь нее, то можно увидеть саму бесконечность и сойти с ума, потому что человеку непозволительно видеть бесконечность. Я не видел бесконечности, но в тот момент был близок к помешательству, будто бы чувствовал дыхание безумия на своем лице…» Парень улыбнулся шире и вновь оглянулся на спрятавшийся за пожелтевшими тополями шатер.

«Ты чуть не заблудился там» — прошептала в ужасе девушка.

А он рассмеялся: «Господи! «Заблудился»! «Антимир»! Как можно верить во всю эту чушь?!»

Но он верил и сам. И хотел это увидеть. И именно за этим он пришел сюда сейчас.

И уже полтора часа не выходит.

Балаганщик понял, что никогда больше его не увидит, но поднялся и пошел к лабиринту, чей вход желтел в темноте. Он вспомнил карие глаза девушки, и казалось, они обвиняют его: ты убил моего парня. Ошибаешься, девочка, в этом есть и твоя вина. Он говорил тебе: «Не ходи со мной, раз боишься». Но ты пошла. И я видел, как ты вышла из балагана, в ужасе вцепившись в его локоть, испортив ему все волшебство, не дав до конца испытать то, что он хотел. Таким образом, можно сказать, что именно из-за тебя он пришел сюда вновь.

Балаганщик несколько раз обошел шатер, призывая парня откликнуться. Отозвался лишь ветер.

— Ну что ж, — балаганщик не заметил, как заговорил вслух, — значит, он все же увидел это. То, чего не видел ни один из ныне живущих, даже те двое, которые вышли… Именно поэтому они и вышли. Он счастливее нас с тобой, девочка, мы никогда не испытаем того, что почувствовал он, не познаем неведомое. Его мечта исполнилась, он получил свое чудо. И скорее всего, он был счастлив.

Но что же все-таки он видел?! Что видел он, шагая один в холодном сиянии зеркального коридора, слишком великого, чтобы обратить на человека внимание, обладающего тайной, которую, сами того не зная, вложили в него создатели-люди. Он не испытывал страха в беспощадном свете бескрайнего пространства. Он пожирал глазами бесконечность, а бесконечность пожирала его. Каждый шаг его вышибал зеркальные искры, а потом он, наверное, увидел отражения людей, которых сейчас там не было. Он видел отражения всех, кто проходил лабиринт, и всех, кто когда-либо смотрелся в эти зеркала, включая рабочих на заводе, но он не испытывал страха — это было частью тайны.

Возможно, он вышел из шатра в другом мире, но скорее всего — нет. Балаганщик не помнил, чтобы из его шатра выходил кто-либо посторонний. Парнишка и сейчас блуждает где-то в гирляндах миров, переходя из одного антимира в другой, ведь число отражений бесконечно. Он видит ответвление в стене и, не зная, что это всего лишь отражение реального хода, идет сквозь зеркало.

А познав таким образом бесконечность, он должен будет познать и вечность, не так ли?

Но это еще не все.

Ведь его что-то ведет. Он стремится к Нему и, может быть, подходит все ближе и ближе, но достигнет ли он Этого?

И что Это такое?

Балаганщик не знал. Он хотел это выяснить, но боялся.

Он завершил очередной круг, и его глаза остановились на желтом прямоугольнике света на траве перед раскрытым пологом. Балаганщик начал осторожно приближаться. Вход притягивал его, как ребенка — темная комната.

Что же все-таки все они видели?..

Он знает лабиринт как свои пять пальцев, но разве это поможет ему выйти? Нет. Он не дурак. Он не станет входить.

Но ему нужно узнать, что они видят!