– Ну, это уже демагогия, – развел руками Горбачев. – Они проиграли выборы, не смогли убедить людей последовать за ними, оказались на обочинах политических процессов в своих республиках. А теперь считают, что десантники и внутренние войска должны решать за них политические задачи? Этого никогда не будет. Мы не для того начинали перестройку и демократизацию страны, чтобы снова прибегать к силовым методам.
Шенин не решился спорить. Он мог бы напомнить, что к силовым методам уже прибегали и в Тбилиси, и в Баку, и в Риге, и в Вильнюсе. Что в Приднестровье уже созрел конфликт, а в Осетии людей убивали каждый день. Мог бы вспомнить о противостоянии в Ошской долине и настоящей необъявленной войне в Нагорном Карабахе. Но он не стал ничего говорить, зная, что не найдет понимания у своего собеседника.
Парадокс и усмешка истории заключались в том, что ни при одном лидере Советского Союза не было столько крови, страданий и поражений, сколько при Михаиле Сергеевиче Горбачеве. Этот невероятный вывод кажется тем более невероятным, что в сознание людей вошли «тиран» Сталин, «волюнтарист» Хрущев и «застойщик» Брежнев. При Брежневе людей отправляли в психиатрические больницы или выдворяли из страны, лишая их гражданства. Многие получали тюремные сроки, но погибших и казненных не было. Два переворота в Чехословакии и Польше были почти бескровными. Правда, при Брежневе началась афганская война, но за первые два года потери были всего в несколько сот человек, и серьезно считать их военными потерями нельзя. При Хрущеве были новороссийская трагедия и расстрел рабочих, вышедших на демонстрацию, а также жесткое подавление венгерских событий, где отличился тогдашний посол СССР в Венгрии Юрий Владимирович Андропов. Но Хрущев реабилитировал и отпустил из лагерей десятки тысяч людей, несправедливо осужденных и родственников репрессированных, вернул доброе имя тысячам другим.
И наконец, страшный «тиран» Сталин, каким его подавали все годы перестройки демократические журналы и газеты. Что только о нем не узнали его бывшие сограждане! Он был маньяком, психопатом, садистом, болел немыслимыми болезнями, был виновен во всех грехах, случившихся на планете в течение тридцати лет. Некоторые дописались до того, что поставили Гитлера и Сталина на одну доску, а люди, выдававшие себя за серьезных ученых, даже начали уверять, что Сталин готов был напасть и Гитлер всего лишь начал превентивную войну. Глупость подобных заявлений очевидна: оправдать национал-социализм невозможно, как невозможно оправдать и преступления, происходившие при Сталине.
Обратимся к истории. Был голод начала тридцатых, больно ударивший по стране и вызвавший массовую гибель людей. Украинский президент Ющенко, в угоду политической конъюнктуре, требовал признать гладомор фактом геноцида украинского народа, как будто представители других народов не умирали от голода. Были репрессии конца тридцатых, когда истреблялись старые большевики, революционеры, военная и политическая элита. Наконец, были огромные потери в начале войны. Но парадокс истории состоит в том, что все эти неслыханные жертвы, которые никак не могут оправдать Сталина с человеческой и нравственной точки зрения, с политической и экономической точки вели к укреплению государства. Разорение крестьян и насильственная индустриализация выводили страну на новый этап развития. Отсутствие оппонентов, истребленных в конце тридцатых, позволило укрепить вертикаль власти, которая проявила завидную устойчивость в годы страшной войны. Были выдвинуты новые люди, которые сумели сотворить нечто невозможное. На пустых площадках, при отсутствии техники, подготовленных людей, материалов, оборудования они создавали заводы, выпуская столь нужную фронту продукцию. Героизм был не просто массовым явлением, он стал насущной необходимостью, без которой была бы невозможна такая победа. И наконец, после огромных потерь в начале были великие победы в конце войны.
Гибель каждого человека – трагедия, гибель миллионов – не статистика, это просто миллионы трагедий. Но как тогда назвать эпоху Горбачева, которую многие недалекие люди, по недомыслию или по глупости, называют временем, когда распалась большая страна без большой крови? Если только в Азербайджане был один миллион беженцев? В эту цифру с шестью нулями входят женщины, дети, старики. Никто не взялся за труд посчитать, сколько азербайджанцев и армян погибли в ходе двадцатитрехлетней войны, которой не видно конца, когда ожесточение достигло наивысшего предела и людей убивали только потому, что они принадлежали к другому этносу. Никто не посчитал погибших в Таджикистане, где гражданская война велась с наибольшим ожесточением. По самым осторожным данным, в республике погибло больше ста тысяч человек, и еще один миллион человек оказались беженцами. Хотя это всего лишь официальные цифры. А в каждую таджикскую семью пришло большое горе, глава государства был повешен в центре столицы на памятнике Ленину, но об этом в мире предпочитали не вспоминать. Кто точно посчитает, сколько людей за эти годы погибло в двух чеченских войнах, в осетино-ингушском, грузино-осетинском и грузино-абхазском конфликтах? А ведь все истоки этих противостояний начались именно в бескровную эпоху Горбачева, когда «без большой крови» распадалась страна. Кто посчитал погибших в Приднестровье, убитых на Северном Кавказе, растерзанных и сожженных заживо в Ошской долине, где конфликты повторялись с пугающей регулярностью? Кто подсчитает страдания людей, оказавшихся в Прибалтике гражданами второго сорта, не получивших гражданства тех республик, где они проживали? Кто считал жертвы террористических актов, когда сотни погибших детей Беслана – тоже следствие процессов, начатых в «бескровную эпоху» перестройки?
Можно вспомнить, что после своего ухода Сталин оставил великую страну, одержавшую победы над всеми врагами, окруженную союзниками и сателлитами, которая уже при его жизни имела атомное оружие, а через четыре года после его смерти первой вышла в космос и еще через четыре года послала туда своего первого космонавта. После своего ухода Горбачев оставил разорванную и разоренную страну, не имеющую ни друзей, ни союзников, в которой миллионы людей стали беженцами, сотни тысяч погибли, а десятки миллионов оказались иностранцами в чужих странах. В которой космические программы были свернуты, экономика оказалась отброшенной на десятки лет назад, а самая грозная в мире армия превратилась в позорные отряды плохо обученных людей, воевавших друг с другом. И чудовищные долги, которые Россия, принявшая на себя долги бывшего Союза, должна была выплачивать – по пятнадцать миллиардов долларов в год только в качестве процентов.
Возможно, усмешка истории как раз и заключается в том, что в Горбачеве обычный человек, со своими слабостями и недостатками, почти всегда побеждал великого политика, каким просто обязан быть лидер такой страны. И наоборот, в Сталине циничный, расчетливый и умный политик всегда побеждал человека, истребляя в его душе все живое. И когда отправлялись самые близкие друзья на плаху, и когда принимались чудовищные по своей жестокости решения, и когда случались трагедии в его семье. Напрашивается вопрос: что полезно для государства и общества? «Тишайший» Алексей Михайлович, при котором так долго и кроваво гуляли казаки Степана Разина, или деспот Петр Первый, лично рубивший головы стрельцам? Ничтожный Николай Второй, допустивший разгром своей страны в русско-японской войне, две революции, расстрел собственной семьи, или решившийся на долгожданные реформы его дед – Александр Второй? Возможно, ответ кроется всего лишь в одной фразе, сказанной мудрым Громыко перед самой смертью. Он старался не комментировать события, происходившие в стране уже после его ухода на пенсию. Но однажды, не выдержав, произнес в кругу семьи, наблюдая за очередными выступлениями депутатов, критикующих Горбачева: «Не по Сеньке шапка оказалась».
…Горбачев говорил еще несколько минут, и Шенин его терпеливо слушал. Выговорившись, хозяин кабинета замолчал на минуту, потом спросил:
