— Волосы обрезать не дам.

— Если ты меня снова разозлишь, я устрою тебе еще тридцать пять суток отсидки. Ты сам очень хотел сюда сесть и теперь получишь все, что получают другие. Может, успокоишься и перестанешь усложнять жизнь нам обоим? Голт, принеси ножницы, крем для бритья и бритву.

— Я соглашусь только на душ, — сказал парень.

— Вот и хорошо. Не все сразу.

Парень медленно пошел к душу, а Тисл взглянул на часы. Около шести — вероятно, скоро полиция штата сообщит ему что–нибудь об этом парне.

Ему не хотелось туда возвращаться и он сколько мог оттягивал эту минуту. Он знал, что ни за что не вынесет, если Тисл начнет обрезать ему волосы. Выглянув из душа, он увидел Голта — тот держал в руках ножницы, крем для бритья и опасную бритву. Внутри у него все сжалось в тугой комок. Он в ужасе следил за Тислом, который показал на стол и стул рядом с лестницей, сказал что–то Голту — что именно, он не расслышал из–за шума воды. Голт поставил стул перед столом, вытащил из стола несколько газет и разложил их под стулом. На все это у него ушло совсем немного времени. Тисл подошел к Рэмбо, громко стуча ногами.

— Закрой кран, — велел он.

Рэмбо притворился, что не слышит.

Тисл подошел еще ближе.

— Закрой кран, — повторил он.

Рэмбо продолжал мыть руки и грудь. Ему дали огромный желтый кусок мыла, сильно пахнущий дезинфектантом. Потом он начал намыливать ноги — он намыливал их уже в третий раз. Тисл кивнул и отошел налево, где, наверное, был общий вентиль, потому что через секунду вода кончилась. Рэмбо замер, с него капала вода — и тут опять появился Тисл и протянул ему полотенце.

— Оттягивать нет смысла, — заметил Тисл. — Только простудишься и все.

У Рэмбо не было выбора. Он медленно вышел из–под душа, зная, что если не выйдет, Тисл вытащит его оттуда, а он не хотел, чтобы к нему кто–то прикасался. Он несколько раз вытер себя полотенцем.

— Еще немного, и полотенце все пойдет дырками, — усмехнулся Тисл.

Рэмбо продолжал вытирать себя полотенцем. Тисл попытался подтолкнуть его к стулу, но Рэмбо уклонился. Он пятился к стулу, держась лицом к Тислу и Голту. С этой минуты события развивались в стремительной последовательности.

Вначале Тисл коснулся ножницами его головы сбоку и выстриг клок волос. Рэмбо постарался сдержаться, но все же дернулся.

— Сиди смирно, — сказал Тисл. — А то пораню нечаянно.

Затем Тисл отстриг большой клок волос, и открывавшемуся левому уху стало холодно в сыром воздухе подвала.

— У тебя тут больше, чем я думал, — сказал Тисл, стряхивая волосы на газету. — Скоро твоей голове станет легче. — Газета впитывала воду и становилась серой.

Потом Тисл отстриг еще, и Рэмбо снова дернулся. Тисл отступил за его спину, и Рэмбо напрягся: ему не было видно, что делается сзади. Он повернул голову, а Тисл надавил на нее сбоку, возвращая на прежнее место. Рэмбо высвободил голову резким движением.

Тисл снова щелкнул ножницами, и Рэмбо снова дернулся, его волосы запутались в шарнире ножниц, причинив ему боль. Все, хватит. Он вскочил со стула и резко повернулся к Тислу.

— Хватит.

— Садись.

— Я больше не позволю вам себя стричь. Если это так необходимо, позовите парикмахера.

— Сейчас уже вечер и парикмахерские не работают. А униформу я тебе не дам, пока не обрежешь волосы.

— Тогда я обойдусь без нее.

— Ты сейчас сядешь на этот стул. Голт, приведи Шинглтона. Я долго шел у него на поводу. Мы быстро приведем его в божеский вид, хотя у нас и нет ножниц для стрижки овец.

Казалось, Голт был бы рад уйти. Рэмбо слушал, как он отпирает дверь наверху. Теперь все происходило куда быстрее. Рэмбо никому не хотел причинять вреда, чувствовал, как его гнев растет и выходит из–под контроля. В следующую минуту он увидел, как вниз по лестнице бежит мужчина, а на полпролета сзади него Голт. Это был тот, кто сидел у передатчика в большой комнате, Шинглтон. Сейчас он казался огромным и чуть не касался головой ламп на потолке. Он смотрел на Рэмбо, и тот почувствовал себя еще более голым.

— Неприятности? — спросил Шинглтон у Тисла. — Я понял, что у вас неприятности.

— Нет, но неприятности у него, — ответил Тисл. — Ты и Голт посадите его на стул.

Шинглтон подошел к Рэмбо. Голт, поколебавшись, последовал за ним.

— Я человек покладистый, — сказал Голт Рэмбо. — Даю тебе выбор. Сам пойдешь или тебя отнести?

— Думаю, вам лучше меня не трогать. — Рэмбо был полон решимости сохранить над собой контроль. Пять минут — и все останется позади.

Он направился к стулу. Позади него Шинглтон сказал:

— Какой–то у тебя шрам на спине странный. Где ты его получил?

— На войне. — Напрасно он ответил на этот вопрос.

— О, конечно. Я не сомневаюсь. В какой армии?

В это мгновение Рэмбо готов был его убить.

Но Тисл опять занялся его волосами и тем самым отвлек на себя внимание. Длинные лохмы волос валялись на серой мокрой газете, прилипали к голым ногам Рэмбо. Обрезая бороду, Тисл поднес ножницы слишком близко к правому глазу, и Рэмбо инстинктивно отклонил голову влево.

— Сиди тихо, — велел Тисл. — Шинглтон и Голт, подержите его.

Шинглтон коснулся его головы, и Рэмбо ее резко оттолкнул. Тисл хватил ножницами по бороде и уколол ему щеку.

— Иисусе! — Он шевельнул плечами. Эти люди были слишком близко. Они теснили его со всех сторон, и ему хотелось кричать.

— Это может продолжаться всю ночь, — сказал Тисл. — Голт, подай со стола бритву и крем.

Рэмбо снова шевельнул плечами.

— Брить я не дамся. С бритвой не подпущу никого.

Голт уже протягивал Тислу бритву. Рэмбо видел, как блестит длинное острое лезвие, — так блестит оружие, и это был конец. Он потерял контроль, схватил бритву и встал, оттолкнув их. Он не хотел на них нападать. Только не в полицейском участке, черт возьми. Он хотел всего лишь отнять у них бритву. Побелевший от страха Голт смотрел на бритву и уже схватился за кобуру, пытаясь достать револьвер.

— Нет, Голт! — крикнул Тисл. — Не стрелять!

Но Голт уже вытащил револьвер. Похоже, он совсем недавно на этой работе, сам не верит в то, что в его дрожащей руке револьвер, на спусковой крючок которого он вот–вот нажмет. Увидев это, Рэмбо полоснул Голта по животу бритвой. Голт непонимающе уставился на глубокий разрез, кровь быстро пропитала рубашку и уже стекала по брюкам, внутренности выпирали, словно автомобильная камера в разрез покрышки. Он попытался запихнуть внутренности обратно, но они не поддавались. Голт с легким стоном завалился на стул, свалив его своей тяжестью.

Рэмбо уже бежал вверх по лестнице. Он взглянул на Тисла и Шинглтона — один стоял возле входа в камеру, другой у стены — и понял, что они слишком далеко друг от друга и он не успеет зарезать обоих: кто–то наверняка опередит его выстрелом. Когда он был на площадке посредине лестницы, сзади раздался выстрел. Пуля шмякнулась в цемент.

Верхняя половина лестницы располагалась под углом к нижней, и он теперь оказался вне поля зрения полицейских, выше их голов. Впереди был главный холл. Он слышал позади крики, потом топот бегущих ног на нижней половине лестницы. Дверь. Он забыл про дверь, Тисл напомнил Голту, что ее всегда нужно запирать. Он бежал, молясь в мыслях, чтобы Голт забыл запереть эту дверь, когда спешил назад с Шинглтоном.

— Стой! — услышал он позади, потом щелкнул курок. Он резко повернул ручку — и дверь открылась! Пригнув голову, он заворачивал за угол, когда в стену напротив впились две пули. Он толкнул на ходу малярные козлы, и на пол повалились доски, кисти, банки с краской.

— Что происходит? — услышал он за спиной и обернулся. Совсем близко стоял полицейский, смотрел в удивлении на голого Рэмбо и уже тянулся к кобуре. Четыре стремительных шага, и Рэмбо ударил полицейского ребром ладони в переносицу, и когда тот начал падать, подхватил его револьвер. Кто–то уже пробирался через разбросанный на полу хлам, и Рэмбо дважды выстрелил. Услышав вскрик Тисла, он подумал, что его преследователи теперь наверняка замешкаются и он успеет добраться до передней двери.