Вода текла все медленнее. Струйка дернулась несколько раз и исчезла. Морен какое-то время еще машинально перемешивал глину, потом поднял на Вагнера глаза.

— Бутье, сколько ты сможешь продержаться с оставшимся раствором?

— Два часа, не больше…

«Додж» мчался по колдобинам на финиковую плантацию. Вагнер, стоя на подножке, водил фарой-искателем по змеящейся вдоль дороги трубе водостока.

— Быстрей, жми на всю железку!

С момента взрыва успело пройти полчаса, пока нашли и погрузили запасные трубы, ключи, сварочный аппарат, баллоны с кислородом. Буровики теснились в кузове «доджа» кто в чем; Бутье не успел снять пижамную куртку и прижимал к груди брезентовую сумку с инструментами.

Скоро они были возле плантации. Деревья, облитые молочным светом луны, казались призраками. Грузовик, натужно гудя, пополз через глубокие рытвины. Люди в кузове едва держались на ногах.

— Здесь!

Вагнер спрыгнул с подножки а подбежал к яме, вырытой взрывом.

— У самого соединения с колодцем, — сказал он, стиснув зубы. — Хорошо придумано…

Он присел на корточки возле изуродованного края трубы и поднял кусочек металла.

— Аммонал…

Повернулся к подоспевшему Пьеру.

— Взрывчатка есть только у нас на складе. Или гораздо дальше…

— Туареги? — неуверенно спросил Пьер.

Вагнер со злостью швырнул осколок, опустился на колени и пошарил вокруг. Рука его натолкнулась на металлический стержень, погнутый взрывом. Он поднялся и страшным шепотом сказал Пьеру:

— Ты слышал когда-нибудь, чтобы туареги пользовались взрывным устройством?

Пьер сделал шаг назад.

— Кто-то знает, что я найду нефть в Эль-Хаджи, и готов угробить всех, лишь бы этого не случилось!

Люди были ошеломлены. Вагнер провел грязной пятерней по лицу, словно стряхивая наваждение.

— Ладно, за работу. Фары на колодец. Давайте сварочный аппарат.

— Сколько времени? — спросил Бутье.

— Не знаю. Пошевеливайтесь!

Бурильшик в защитных очках начал прилаживаться к разорванному краю трубы. Вагнер не выдержал. Он выхватил горелку…

— Что происходит?

Пьер повернулся, увидел Макса, владельца лавки.

— Взорван водосток. Вы разве не слышали?

— Я спал…

Волосы у Макса всклокочены, на ногах шлепанцы.

— Может, зайдете выпить чего-нибудь холодненького? Мой палаццо тут рядом.

— Хорошо.

Квадратное строение с покосившейся вывеской на фасаде стояло у самой дороги. Макс зажег фонарь.

— И это все для туарегов?

— Нет. Для туристов. Раньше Эль-Хаджи входил в маршрут по сахарским оазисам. Теперь туристов нет, но коммерцию поддерживают нефтяники. Знаете, надоедает сидеть в столовой, вот они и заглядывают ко мне на огонек… Ну а когда вы закроете дело, бедному Максу останется только сидеть и глотать песок.

Выходит, ему нет никакого смысла саботировать работу. С другой стороны, за такую пакость должны были заплатить хорошие деньги…

— Что будете пить? Виски, джин?

— Нет, спасибо. Стакан воды, если можно. Мне надо вернуться к остальным.

Макс развел руками.

— Но, я надеюсь, вы выберете случай поболтать с отшельником?..

Он заботливо отодвинул нити стекляруса, пропуская гостя.

Пьер пошел к колодцу, где разлетался сноп искр… Не было никаких улик против этого человека, но он не мог побороть в себе неприязни к нему. Скользкая личность.

…Через час, подъезжая к лагерю, они услыхали отчетливое тарахтенье дизелей.

Было два часа дня. На тысячи километров, от дюн Красного моря до каменистых плато Мавритании, пустыня замерла, раздавленная солнцем.

На буровой был ад.

Пьер стоял у рычага тормоза, Хуан Гомес — верховым, Педро и двое из его смены — у ротора. Счетчик показывал сто шестьдесят оборотов. Подсобный рабочий безостановочно поливал перегревшиеся трансмиссии. Дизели, пущенные на полную мощность, сотрясали каркас вышки.

Сто шестьдесят оборотов. Три тысячи двести пятьдесят метров глубины. Одна, две, три, четыре секунды — удар!.. Пятьдесят пять градусов.

Люди двигались, как лунатики, почти не сознавая, что делают. Они жили в эти часы какой-то слепой верой в чудо. Они сражались с пустыней.

— Ну как вы? — услышал Пьер голос Бутье.

— В норме.

Хотя какая норма… Цифры растекались перед глазами, уши заложило от грохота. Все чаще он поворачивался к Салиму: «Пить»! Салим, беглый раб с плантации, не успевал наполнять флягу: на вышке каждый выпивает по пять литров воды, но солнце выпаривает влагу, беспощадно иссушая тело… Рычаг. Обороты? Давление масла? Раствор? Ноги трясет мелкой дрожью, а сердце стучит все сильней. Еще раз рычаг. И еще. Тысячу раз… Пройдено двадцать семь метров… А солнце колотило деревянной кувалдой в затылок. Но нельзя упасть. Это барышни хлопаются в обморок в романах… Сердце стало очень-очень большое, оно давило изнутри на ребра. Обороты? Давление? Раствор? Бутье как-то странно смотрит… Их что, двое? Нет, Пьер, это у тебя двоится в глазах…

Хуан Гомес закричал, словно раненая птица. Сорванный свечой с узенькой площадки верхового, он упал вниз на пол буровой и больше не двигался. Его широко раскрытые глаза немигающе смотрели на солнце.

Голоса доносились до Пьера словно сквозь вату. Он машинально поднес руку к верхней губе Кровь… Педро Гомес стоял на коленях возле безжизненного тела брата и что-то кричал сквозь слезы. Потом вскочил и с размаху ударил Пьера.

— Ты мне ответишь!

Бутье оттолкнул Педро.

— Такое могло случиться с любым. Я тоже мог упасть на рычаг. Даже опытному бурильщику в Сахаре нужна неделя на акклиматизацию, а он здесь два дня… Кто виноват, вы все знаете!

Бутье кивнул на Вагнера. Старуха, не поднимая головы, глядел на циферблат своих часов.

— Ты думаешь, людей можно крутить, как стрелки? — крикнул он Вагнеру. — Я скажу тебе, потому что наконец понял: ты сошел с ума. Ты думаешь только о нефти… Пусть все сдохнут, но Вагнер, великий Вагнер найдет в Эль-Хаджи свою нефть!

Бутье метался как безумный.

— Слышите? Бур не работает. Да-да! Сломался роликовый зажим. Он никогда не ломается, но при таких оборотах… По твоей милости, Вагнер, все летит к черту. За надставкой надо ехать в Алжир. Или в Париж — это уже все равно. Я еще продержусь несколько часов на малом ходу, но нефти не будет. Ты слышишь, Вагнер, — твоей нефти не будет!

Все смотрели на Вагнера. Плечи его сотрясались от беззвучных рыданий.

— Миллионы, — хрипло бормотал он. — Миллионы тонн нефти… И вся моя жизнь… из-за куска железа ценой в триста франков!

Он прошел мимо распростертого на земле тела, даже не взглянув на него.

— Бутье! Продолжай бурить! Ты меня понял?!

Каждый человек в Эль-Хаджи таял от чужих глаз заветную мечту, без которой нельзя стоять адские часы на буровой, без которой Сахара заглатывала всех. У Бутье это были яхты. Громадная стопка журналов «Парусный спорт», подобранных по годам, лежала на почетном месте. Стены комнаты были увешаны схемами судов…

— Прежде тоже были несчастные случаи? — спросил Пьер.

Бутье развел руками.

— Как не быть… От этой жары не спасешься.

— Ну а темп разве нормальный?

— Темп вагнеровский. Старуха умеет внушать людям свои идеи.

— Какие именно?

— Понимаете, Вагнер ведь ищет не только нефть…

— То есть?

— Погодите… Нефть — это предлог, черная жидкость. А Вагнер ищет победу. И люди рядом с ним тоже начинают верить, что они из породы победителей. Иначе разве заставишь их сидеть в пекле? Когда вы приехали, чтобы остановить бурение, все закипели не только потому, что вы отнимаете работу. Нет, вы отбирали победу.

— Где можно достать роликовый зажим? — спросил Пьер.

— Только в Алжире.

— А на базе «Петролеума»? Гордон сказал мне, что все оборудование осталось там.

— Сомнительно. Да и потом…