— Параграф 148а особо подчеркивает, что устав имеет в виду систематическое противодействие силой. Индивидуальные же стычки не рассматриваются уставом как факты, доказывающие враждебность планеты.

Посол разгневанно обернулся к старшему гражданскому чиновнику:

— Когда вернетесь на Терру, если вы вообще доберетесь обратно, можете сообщить руководству соответствующего ведомства, что космическая служба дезорганизована, парализована и не способна к выполнению своих функций благодаря составляющим уставы бюрократам.

Прежде чем чиновник смог придумать ответ, достаточно благоприятный для себя, но и не противоречащий словам посла, раздался стук в дверь. Вошедший старший помощник Морган молодцевато откозырнул и протянул капитану Грейдеру лист бумаги.

— Список первой группы увольняемых, сэр. Прошу утвердить.

Четыреста двадцать матросов ринулись на город ранним утром. Как все моряки, истосковавшиеся по берегу, они горели надеждами и нетерпением.

Глид примкнул к Гаррисону. Среди отпускников он был единственным сержантом, а Гаррисон — единственным десятым инженером. К тому же только они двое были в штатском. Без мундира Глид чувствовал себя не в своей тарелке, а Гаррисону не хватало велосипеда. Этих мелочей было достаточно, чтобы свести их вместе хотя бы на один день.

— Лафа, ей-богу, — с энтузиазмом заявил Глид. — Немало было на моем веку приятных увольнений, но это просто лафа. На всех остальных планетах всегда возникала проблема, что брать с собой вместо денег. Ребята выкатывались из корабля, как батальон дедов-морозов, нагруженные всякой всячиной для меновой торговли. На девять десятых это барахло никому не было нужно, и приходилось потом переть все обратно.

— На Персефоне, — сказал Гаррисон, — один длинноногий милик предлагал мне двадцатикаратовый бриллиант чистой воды в обмен на мой велосипед.

— И ты отказался?

— Конечно. Мне бы пришлось возвращаться за шестнадцать световых лет, чтобы достать другой велосипед.

— Мог бы некоторое время и без велосипеда обойтись.

— Я могу обойтись и без бриллианта.

— Ну и балда же ты. За такой камень мог бы огрести тысяч двести, а то и двести пятьдесят кредитов. — Глид даже облизнулся, вообразив такую уйму денег. — Кредиты, и побольше! Это я уважаю! Потому и говорю, что здесь лафа! Обычно перед увольнением Грейдер нас накачивает насчет хорошего поведения, чтобы мы производили благоприятное впечатление и все такое прочее. А на этот раз он говорил о кредитах.

— Это его посол настропалил.

— Неважно кто, мне это все равно пришлось по душе, — сказал Глид. — Десять кредитов и внеочередное увольнение каждому, кто сумеет привести на корабль взрослого ганда, мужчину или женщину, согласных дать информацию.

— Не так-то просто будет их заработать.

— Сто кредитов тому, кто установит имя и адрес руководителя городской администрации. Тысячу кредитов за название и координаты столицы! — Сержант присвистнул и продолжал: — Кто-то огребет всю эту кучу денег!

Он замолчал, заглядевшись на проходившую мимо высокую гибкую блондинку. Гаррисон дернул его за рукав.

— Вот лавка Бэйнса, про которую я тебе говорил. Зайдем?

— Давай. — Глид не очень охотно последовал за ним, не отрывая глаз от улицы.

— Добрый день, — бодро сказал Гаррисон.

— Вот уж нет, — возразил Джефф Бэйнс. — Торговля плохо идет. Сегодня полуфинальные игры, и добрая половина города смоталась туда. А о брюхе вспомнят, когда я уже закрою лавку. Значит, набегут завтра и навалят мне работенки.

— Как может торговля идти плохо, если ты не берешь денег даже тогда, когда она идет хорошо? — поинтересовался Глид, выводя разумный вопрос из полученной ранее от Гаррисона информации.

Джефф медленно обшарил его взглядом, потом повернулся к Гаррисону.

— Еще один обормот с твоего корабля? О чем это он говорит?

— Деньги, — сказал Гаррисон, — это то, что мы используем для упрощения торговли. Их печатают. Что-то вроде документированных обов различного достоинства в письменном виде.

— Понятно. Отсюда можно сделать вывод, что людям, которые письменно документируют каждый об, доверять нельзя, потому что они сами себе не доверяют. — Добравшись до своего высокого табурета, Джефф плюхнулся на него. Дышал он хрипло и тяжело. — Это подтверждает все, чему нас учили в школе: антиганд надует и собственную мать.

— В ваших школах учили неправильно, — заверил его Гаррисон.

— Может, и неправильно. — Джефф не считал нужным спорить на эту тему. — Но мы будем осторожными, пока не убедимся в обратном. — Он еще раз окинул их взглядом. — Ну ладно, вам-то двоим чего надо?

— Совета, — быстренько вклинился в разговор Глид. — Где можно лучше всего поесть и повеселиться?

— А времени у вас много?

— До завтрашнего вечера.

— Ничего не выйдет. — Джефф печально покачал головой. — За это время вы только и успеете заработать достаточное количество обов на то, что вас интересует. К тому же немного найдется желающих дать антигандам иметь на себя об.

— Слушай, — сказал Гаррисон, — но можем мы заработать хоть на приличный обед?

— Не знаю. — Джефф подумал над вопросом, потирая свои подбородки. — Может, вы и пристроитесь, но я вам на этот раз помочь не сумею. Мне от вас сейчас ничего не надо, так что ни один из обов, которые я имею на других, я вам передать не могу.

— Посоветуй нам, как быть.

— Если бы вы были местные — дело другое. Вы бы могли получить все, что вам нужно, прямо сейчас за долгосрочные обы, которые вы бы погасили в будущем при первой же возможности. Но кто же даст кредит антиганду, который сегодня здесь, а завтра весь вышел?

— Полегче насчет «весь вышел», — посоветовал Глид. — Если сюда прибыл имперский посол, то это значит, что мы пришли на веки вечные.

— Кто это сказал?

— Империя. Ваша планета — часть Империи.

— Нет, — сказал Джефф. — Не были мы ничьей частью и не будем. Более того, мы и не дадим никому сделать нас своей частью.

Глид облокотился на прилавок и рассеянно уставился на большую банку свинины.

— Поскольку я не в мундире и вне строя, я тебе сочувствую, хотя и не должен этого говорить. Мне и самому бы не понравилось, если бы мною стали править чужеземные чинуши. Но вам, ребята, от нас не отделаться. Такие вот дела.

— Ты так говоришь, потому что не знаешь, чем мы располагаем. — Джефф казался очень уверенным в себе.

— Да чем вы можете располагать? — фыркнул сержант Глид тоном скорее дружески-критическим, чем открыто презрительным. Он обернулся к Гаррисону. — Как ты думаешь?

— Кажется, ничем.

— Не судите поверхностно, — посоветовал Джефф. — До того, что у нас есть, вам никогда не додуматься.

— Например?

— Для начала могу тебе сказать, что мы обладаем самым могущественным оружием, изобретенным когда-либо. Мы — ганды, понял? Поэтому мы не нуждаемся в кораблях, пушках и прочих игрушках. Наше оружие эффективнее. От него нет никакой защиты.

— Хотел бы я его увидеть, — бросил перчатку Глид. За сведения о новом сверхмощном оружии можно получить намного больше, чем за адрес мэра. Грейдер за такое дело отвалит тысяч пять, не меньше. Не без сарказма он добавил: — Но, конечно, ты не можешь выдать военную тайну.

— Никакой тайны здесь нет, — спокойно ответил Джефф. — Можешь получить наше оружие за так, когда пожелаешь. Попроси только, тебе его любой ганд отдаст. Хочешь знать, почему?

— Еще бы.

— Потому что это оружие одностороннего действия. Против вас мы его использовать можем. А вы против нас — нет.

— Такого не бывает. Невозможно изобрести оружие, которым человек не сможет воспользоваться, если заполучит его в руки и будет знать, как с ним обращаться.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно, — без всякого сомнения сказал сержант. — Я уже двадцать лет в десантных войсках, а в них какое только оружие не освоишь! От луков до водородных бомб. Тебе меня не провести. Оружия одностороннего действия просто не может быть в природе.