— А мне непонятно, Юра, почему ты не маешься, — ответил Корнилов. Он встал, прошелся по кабинету, глядя себе под ноги, хмурый, сутулый больше, чем всегда, словно его придавила эта история на станции Мшинской.

Юрий Евгеньевич молчал, сосредоточенно барабаня пальцами по столу. Он в общем-то чувствовал, почему мается шеф. Слава богу, за четырнадцать лет он изучил его характер! Но ему было досадно, что Игорь Васильевич не может успокоиться из-за этого дела. Уж здесь-то все точки расставлены… Художника Тельмана Алексеева убил его родной отец, старик Зотов. Зачем? Кто теперь сможет ответить на этот праздный вопрос? Нет, не праздный, конечно… Но ответить-то на него некому! Отец убил сына и повесился сам. Страшно. Господи, каких только не бывает на свете трагедий! Но они-то, они, работники розыска, что еще могут сделать? Заняться поисками мотивов? Ах-ах, мы не простые сыщики, мы глубокие психологи. Смотрите, мы не только нашли преступника, но докопались еще, почему он стал убийцей, да еще и сам повесился! Мы и до этого докопались. Месяц потратили, но докопались. А кто будет в это время Витю Паршина по кличке Кочан искать? Взломщика и бандита? А участников ограбления в Приморском парке?

— Ты, Игорь Васильевич, лучше меня знаешь, что мы сделали все, что положено по закону нам сделать, — твердо сказал Белянчиков. — Был бы Зотов жив, суд выяснил бы мотивы убийства. А так… Следователь дело прекращает. Они там тоже не мальчики, опыт имеют.

— Имеют, имеют, — пробормотал Корнилов, вспомнив молоденького следователя прокуратуры Каликова. Он подошел к Белянчикову и спросил: — А ты можешь мне ответить, кто шел вместе с художником со станции? Кто топтался возле его тела? И почему этот кто-то не попытался оказать ему помощь? Ведь Алексеев не сразу умер! Участковый-то видел следы?! Почему лесник, застрелив сына, спрятал карабин и спокойно жил-поживал целых два дня, а только потом сунул голову в петлю?

— У тебя есть сомнения в том, что Алексеева убил отец? — с вызовом спросил Юрий Евгеньевич.

— У меня нет твердой уверенности в этом. Но я допускаю, что стрелял лесник Зотов.

— Значит, убийца известен, он сам себя наказал. Соучастников у него не было… Или ты считаешь, что были?

— Этого я не знаю, — сказал Игорь Васильевич.

— Даже если ты ответишь на все свои вопросы, ничего не изменится! Убийцей как был лесник, так он и останется, сообщников ты не выявишь — их нет. Во имя чего же затевать новые поиски? Виновный на свободе не гуляет.

— Истина гуляет где-то, — устало сказал Игорь Васильевич. — Сухой ты человек, Белянчиков.

— Ну-ну, — обиженно протянул Юрий Евгеньевич и встал. — Я, пожалуй, пойду. Нам с Семеном Бугаевым надо на Острова ехать. Там третье ограбление подряд. Что-то райотдел медленно раскачивается.

Он подошел к двери, но не открыл ее, а обернулся к Корнилову.

— Знаешь, Игорь, даже если ты узнаешь что-то новое, какую-то новую истину установишь, она бесплодной будет. Ты ее практически никак не сможешь использовать. — И вышел, осторожно прикрыв дверь.

Игорь Васильевич подошел к столу, снял телефонную трубку: хотел позвонить домой, сказать, что едет. Но передумал. Машинально крутанул ручку сейфа — закрыт ли. Оделся. Погодка выдалась промозглая. Прошлой ночью подул южный ветер, распустил снег, и люди шагали по жидкой снежной кашице, шарахаясь от автомашин, из-под которых веером разлетался мокрый снег. Над городом висел туман, и свет от фонарей был тусклым и безжизненным.

Утром он проснулся очень рано — еще шести не было. И проснулся с мыслью об этой проклятой бесплодной истине. Он долго лежал и думал о Белянчикове. Сначала думал о нем с некоторой даже завистью. Позавидовал его умению быстро переключаться на новые дела, не выматывать себе душу сожалениями о чем-то ускользнувшем, не выясненном до конца. Потом вдруг вспомнил, что Юрий Евгеньевич никогда не брался за дела о самоубийствах. Говорил неприязненно: «Пустая трата времени. Живыми надо заниматься». Игорь Васильевич вспомнил об этом и осудил Белянчикова. Выяснить, что привело человека к трагедии, — ведь это так важно. Для будущего важно. А значит, для живых. И не всегда предсмертная записка — даже если она и была — правильно объясняла мотивы. Ну разве мог человек, находясь в таком состоянии, логично оценить поступок, который готовился совершить? А сколько раз бывало, что причина самоубийства — живые, здравствующие люди, заниматься которыми и призывал Белянчиков. Нет, не все так просто.

…Придя на работу, Игорь Васильевич провел ежедневную оперативку. Сводка была неспокойной: кража в новостройках.

— Семен, через полчаса зайди ко мне. Расскажешь, что вы там собираетесь делать в Невском районе, — сказал Корнилов Бугаеву, заканчивая оперативку.

— Я бы хотел доложить тебе по вчерашнему ограблению, — попросил Белянчиков. — Есть кое-что новое… Преступников взяли.

— Як тебе загляну сам… Попозже.

Все разошлись, и Корнилов снял трубку прямого телефона к начальнику управления.

— Товарищ генерал, разрешите зайти? По одному делу…

— Заходите.

Когда Корнилов открыл дверь в кабинет, Степанов разговаривал по телефону. Игорь Васильевич хотел было подождать, но генерал, увидев его, махнул рукой, показал на кресло.

— Ну что, товарищ Корнилов? — спросил Владимир Степанович, закончив разговор и положив трубку. — Как поживают сыщики? Уж не хотите ли вы доложить мне о том, что задержаны вчерашние грабители?

— Задержаны. Мне только что доложил капитан Белянчиков, сегодня их взяли.

— Этот ваш Белянчиков опытный работник. Быстро умеет закрутить розыск, — уважительно сказал генерал.

— Да, способный сыщик. Очень организованный человек.

Генерал согласно покивал головой, сказал уже буднично:

— Так что ж, какие дела?

— Товарищ генерал, — Корнилов на мгновение замялся, подумав: «А не зря ли я все-таки затеваюсь?» — Владимир Степанович, дело об убийстве на станции Мшинской прокуратурой изучено, и следователь собирается прекращать его из-за смерти убийцы… Я вам докладывал, помните, отец и сын?

Генерал кивнул. Он слушал внимательно, давно уже привыкший к тому, что подполковник по пустякам не тревожит.

— Но есть в этом деле несколько белых пятен, — продолжал Игорь Васильевич. — Ну как бы сказать поточнее? — он помедлил секунду. — Дополнительный розыск может не оказать никакого влияния на конечный результат уже проведенного расследования. Все останется по-прежнему… Я очень путано говорю? — Игорь Васильевич виновато улыбнулся.

Генерал улыбнулся тоже:

— Не путано, Игорь Васильевич, а непонятно.

— Вы знаете, Владимир Степанович, у нас из-за того, что убийца, лесник Зотов, покончил с собой, сложилась необычная ситуация, — Корнилов вдруг нашел нужные слова. — Знаете, как у экспериментаторов иногда бывает: открытие сделали, конечный результат есть. Но ведь надо же обосновать это открытие, исследовательскую работу провести, которая дала бы ключ к пониманию первопричин открытия…

— Причинно-следственные связи не выявлены? — генерал заинтересованно смотрел на Корнилова.

Игорь Васильевич кивнул:

— Вот именно. Причинно-следственные связи! Они ведь в первую очередь для нас важны. Но стоит ли возиться в каждом конкретном случае? Особенно в таком, как этот. Главное сделано — убийцу мы нашли, он на свободе не гуляет. — Игорь Васильевич поймал себя на том, что повторяет слова Белянчикова. — Один мой товарищ сказал — до истины ты докопаешься, но она будет бесплодной, твоя истина. Ты ее никуда не приложишь. Только собственное любопытство удовлетворишь.

— Ну и что же, вы хотите собственное любопытство удовлетворить? — спросил генерал, и Игорь Васильевич не понял, то ли он пошутил, то ли осудил его.

— Нет, я хочу только, чтобы в каждом деле была полная ясность, — твердо ответил Корнилов. — Нельзя считать дело закрытым, если есть вопросы без ответов…

— Я тоже за полную ясность. — Владимир Степанович задумался, глядя куда-то мимо Корнилова. Лицо его стало пасмурным, озабоченным, словно он вспомнил что-то тревожное и досадное. — Я тоже за полную ясность… — Он хотел еще что-то добавить, но не добавил, а откинулся на спинку кресла и неожиданно улыбнулся доброй, какой-то простодушной улыбкой: — Вот еще с флота помню штурманскую мудрость: «Всякий случай должен быть изложен в сжатой, но ясной форме, не допускающей каких-либо сомнений или неправильного толкования!» — отчеканивая каждое слово, продекламировал он. — Так в капитанском справочнике записано.