— Успокойся…
Я только сильнее рыдаю.
…
Дверь скрипит тем противным протяжным скрипом, который она всегда издаёт утром по понедельникам.
Тюремщик сегодня какой-то необычайно весёлый. Меня берут подозрения, что это именно он шумел сегодня ночью с Воровкой в соседней камере. Может быть, так оно и было, но через секунду я понимаю, что рад он вовсе не поэтому.
— Вас выкупили, идёмте за паспортом, Хакер, — он усмехается.
Я чуть не падаю замертво на месте. Сердце,молчавшее с момента рисования Подсудимым татуировки, с болью подскакивает в груди. Кстати, Подсудимого досрочно освободили десять месяцев назад…
Сама не своя от неудержимой радости я прямо в ночной рубашке, с неубранными волосами и босая, бегу со всех ног за тюремщиком.
Пролетаю как на парусах мимо удивлённо косящихся вслед заключённых… Тюремщик суёт мне в руки паспорт и сумку с какой-то одеждой.
— Это просили передать.
Я киваю, а губы в это время непроизвольно расползаются в улыбке. Открываю сумку… Платье-бюстье от Dior! Моё платье…
Тюремщик учтиво отвернулся и вот я уже быстро влезаю в платьице.
— У вас есть зеркало? — шепчут мои губы.
Тюремщик жмёт плечами и открывает створку шкафа. Там, в глубине, я вижу блестящую гладкую поверхность…
Мне очень повезло: кожа осталась всё того же чистого белого цвета, правда в волосах кое-где начали поблёскивать крохотные прожилки седины, да и похудела я изрядно. Но худоба мне идёт… И вдруг я впервые задаюсь вопросом: кто же этот таинственный выкупающий?
Накидывая оказавшийся в сумке чёрный плащ, я оборачиваюсь к тюремщику:
— Кто меня выкупил?
Он ухмыляется:
— Просили не говорить, но выкупивший ждёт тебя на улице, за тюремными воротами.
Я, смеясь, киваю и быстро, как только позволяют «шпильки», иду следом за тюремщиком к выходу из помещения.
На улице холодно, сырой промозглый ветер прошибает меня насквозь. Но мне уже всё равно. Проходя мимо осточертевших бетонных стен тюрьмы, я вспоминаю тот год, что провела здесь. Как ни странно, поколотить меня пытались только два раза. Три оторвы-девицы в душевой комнате. Ничего не получилось: я верещала и махалась руками как ветряная мельница. На визги мои прибегал тюремщик и девицы успокаивались. Больше меня никто не трогал.
В столовой никто не подсаживался, на приисковых работах вокруг меня образовывалась всегда «мёртвая» зона в два-три метра. Все меня чуждались. Теперь я этому рада.
За всё надо платить… И я заплатила сполна за богатую жизнь, за свои преступления, которые сейчас показались мне вдруг смертными грехами. Заплатила страхом, испытанным мною , когда Подсудимый накалывал татуировку… Заплатила одиночеством, пережитым мною в одиночной камере… Теперь я думаю только ободном: кто меня выкупил?...
Тюремщик что-то кричит сонному Охраннику, сидящему возле ворот. Тот вскакивает с места, осоловело смотрит на нас и наконец начинает вертеть рычаг. Ворота медленно открываются.
Я быстрее ветерка выскакиваю из ненавистных стен, уже не оглядываясь назад…
Передо мною высокая, закутанная в серое пальто, фигура. Низкий капюшон скрывает половину лица. Я подхожу ближе и неизвестный быстро отбрасывает капюшон…
Я чувствую, как мой рот медленно начинает открываться. Пепельные волосы Подсудимого раздувает ветер, губы улыбаются мне открытой и тёплой улыбкой.
Мой язык словно бы отсох или куда-то испарился. Я не могу выговорить ни слова, просто стою, промерзая на мокром ветру и молча смотрю в вишнёвые глаза Подсудимого. Смотрю и понимаю, что я, злостная, глупая и мелочная, его бы выкупать не стала.
И тут же мне вспоминаются те его слова, которые Подсудимый сказал, сидя рядом со мной в тюремной камере. Слова, гулко бьющиеся теперь в моём опустевшем сознании:
— Я ж не ты…
notes
Примечания
