— Как хочешь. — Правая перчатка Нита Сахора засветилась и заискрилась. Поток ионной энергии окружил предплечье Реккка, разделился, сплетая нити, пока не охватил всю руку. Реккк почувствовал, как рука немеет под воздействием обезболивающего. В другой руке гэргона появились четыре поблескивающих инструмента. Не мешкая, он сделал длинный вертикальный разрез в центре предплечья Реккка. Бирюзовая кровь залила кожу. Нит Сахор быстро сделал короткие горизонтальные надрезы на концах первого разреза и, используя второй инструмент, отогнул семь слоев кожи, одновременно третьим инструментом откачивая текущую кровь. Вложил в разрез биоматрицу при помощи четвертого инструмента.

— Через минуту анестезия пройдет. Надо освободить нервы от внешних химикатов, чтобы окумммон соединился с ними. — Он встал и вышел из лаборатории.

Онемение сразу же исчезло, и Реккк ахнул. Казалось, руку сунули в огонь. Нервные окончания на левой стороне тела трепетали от боли, он с трудом дышал. Если это в представлении гэргонов называлось “неприятным ощущением”, ему не хотелось бы познакомиться с их представлением о настоящей боли.

Нит Сахор вернулся, чтобы откачать избыток крови, хотя теперь ее было намного меньше, словно большую ее часть впитывал сам окумммон.

— Я чувствую, как он проникает в меня и устраивается.

— Это нормально, — заверил его гэргон.

Вместе с волокнами биоматрицы в Реккка хлынули знания. Он осознал, что это живое существо, нейронная сеть биокристаллов, которая растет и приспосабливается к хозяину. Он также увидел, что представляют собой перчатки Нита Сахора: сеть невероятно сложных биомеханизмов, составляющая живое существо другого рода — нейронную матрицу.

Биоматрица заполняла разрез, и Нит Сахор освободил кожу, которую окумммон сразу же прокалил.

— Почти готово. — Он направил на окумммон голубой ионный огонь. — Теперь я Призываю его к частичной чувствительности, и он навеки станет частью тебя.

Мускулы руки Реккка спазматически напрягались с каждым приложением энергии. Он промок от пота, но лишь сузившиеся зрачки были внешним проявлением испытываемой муки. Чтобы чем-то занять разум, он оглядывал лабораторию гэргона. Полуорганический окумммон каким-то образом улучшил зрение, и теперь стало видно, что множество предметов, которые раньше казались хаотически разбросанными, на самом деле образуют весьма сложную систему — последовательно соединенные спирали. Реккк так засмотрелся, что мучительная боль отступила на задний план.

Нит Сахор перешел от работы в центре окумммона к краям.

— Теперь в твоем распоряжении настоящий арсенал.

— Как у Олннна Рэдддлина?

— О нет, гораздо больше. Ты сможешь при помощи окумммона создавать оружие из пяти окружающих элементов. Земля, воздух, огонь, вода и дерево выполнят твои приказы. Берешь что-нибудь и помещаешь вот сюда, в прорезь. Потом нарисуй в уме, что хочешь получить. Образ должен быть четким и ярким, Реккк. Почувствуй его, овладей им — и он появится. Однако помни, — Нит Сахор поднял палец, — один и тот же элемент нельзя использовать два раза подряд.

Реккка охватило благоговение.

— Только гэргоны способны преобразовывать элементы, — прошептал он.

— Верно. Ты — Переступивший Пределы. Первый кхагггун, по-настоящему вышедший из своей касты. — Нит Сахор отступил, любуясь делом рук своих. — Я десятилетия ждал этого момента. Я создал тебя заново, Реккк. Ты теперь больше, чем даже баскир. Ты отчасти гэргон.

— Ты решила, какой путь выбрать? — спросила Риана, когда они шли по извилистому тоннелю. — Ты говорила, что знаешь тысячи.

— На самом деле десять тысяч, — сказала Тигпен. — Я просто иду прямо вперед. — Хвост изогнулся над спиной, на его кончике плясал маленький светящийся шар. Перед тем как покинуть гигантскую пещеру, она откопала этот похожий на драгоценный камень предмет и облизывала, держа передними лапами, пока он не зажегся, осветив пространство вокруг.

У Рианы больно защемило в груди.

— Даже если я этот самый Дар Сала-ат, что с того? Я понятия не имею, что делать дальше.

— Имей хоть немного веры.

— Вера — еще один пункт в длинном списке того, чего у меня нет. — Риана уперла кулаки в бока, думая: “Для в'орннов понятия “вера” не существует”. — Во всяком случае, это не ответ.

Обернувшись, Тигпен ухмыльнулась во весь рот.

— Вопреки производимому впечатлению, я не знаю всего. — Риана обнаружила, что на нее невозможно сердиться. — Да, честно говоря, и не хотела бы. В чем бы тогда смысл?

— Смысл чего?

— Жизни, коротышечка. Да если бы в мире не осталось больше вопросов, что бы мы делали с собой? Ничего хорошего, уверяю тебя. Стоит только поглядеть на Пэфороса или кого-нибудь из меньших демонов.

Риана помолчала.

— Что ты имеешь в виду?

— Понимаешь, самое мерзкое в демонах то, что они потеряли способность находить ответы. Они просто снова и снова задают один и тот же вопрос.

— Ты хочешь сказать, что они глупы?

— Ну, смотря что называть глупостью. — Тигпен двинулась дальше по уводящему вниз тоннелю. — На одном уровне да, они безмерно глупы — как всегда глупо зло. Но на другом уровне едва ли есть существа умнее их. Понимаешь, они точно знают, чего хотят, и все время проводят, планируя, как добыть желаемое.

— Чего же они хотят, Тигпен? Раппа фыркнула.

— Я думала, ты достаточно насмотрелась на Пэфороса, чтобы понять. Они хотят всего: владычества над нашим миром и всеми остальными мирами, через которые мы Припрыгаем. Они планируют и будут планировать, пока не получат желаемое либо не будут уничтожены.

— Но они никогда не достигнут цели.

— Не будь самоуверенна, коротышечка. Демоны были могущественны и до того, как Миина сбросила Пэфороса в Бездну. Но теперь... что ж, ему надо сеять недовольство, и в его распоряжении вечность.

Риана задумалась.

— Если Пэфорос увеличил силу демонов, почему Миина отправила его туда?

— Что же Ей оставалось? Он был слишком опасен, чтобы бросить его связанным в этом мире.

— Если он так опасен, Ей следовало бы убить его.

— Возможно, она и пыталась. — Тигпен покачала головой. — Не нам подвергать сомнению решения Великой Богини. У нас нет ни Ее знания, ни Ее мудрости.

Наконец тоннель выпрямился. Риана предположила, что они спустились в самые глубины Дьенн Марра. Она уже не гадала, увидит ли снова солнечный свет, а просто отдала себя в лапы этого странного, удивительного существа.

Тоннель раздвоился, и Тигпен свернула налево. Вскоре дорога вывела их в огромную пещеру с низким потолком. Серо-зеленые сталактиты и сталагмиты торчали, как зубы огромного невидимого зверя, вызывая клаустрофобию. Было в пещере что-то, от чего Риану била дрожь опасения. Она попятилась обратно в тоннель.

— Что с тобой, коротышечка? — спросила Тигпен.

— Не знаю, — прошептала Риана. Какое-то шестое чувство заставило ее понизить голос. — Мне здесь не нравится. Я бы предпочла не ходить туда.

— Чепуха. — Тигпен взяла ее за руку. — Я родилась и выросла недалеко отсюда. Уверяю тебя, бояться нечего. Это мирное место, где можно размышлять без помех.

Риана неохотно пошла за раппой обратно в пещеру. Идя по жутковатому лесу, она старалась не замечать растущего беспокойства. Пол пещеры становился все более сырым. Вскоре появились и лужи.

Сталагмиты постепенно укорачивались, потом вообще исчезли. Вскоре Риана поняла почему: Тигпен привела се к подземному озеру. Совершенно неподвижные воды были черными как смоль, настолько непохожими на воду, пронизанную солнечным или лунным светом, что в них трудно было опознать то же самое вещество.

— Где мы, Тигпен?

— В самом священном месте, коротышечка. Оно называется Первый Колодец.

— Зачем ты привела меня сюда?

— Потому что ты — Дар Сала-ат. Риана поглядела на нее.

— И что я должна здесь делать? Тигпен посмотрела ей в глаза.

— Скажи мне, что это.

— Я? Ты, верно, шутишь!

— Уверяю тебя, ничуть. Я знаю, что Первый Колодец существовал здесь с начала Времен. Знаю, что здесь берет начало Поднебесный. Знаю, что он считается бездонным, хотя в последнем я, пожалуй, сомневаюсь.