— Но, Матерь, я ничего не знаю о Кольце, не знаю даже, где искать его.
— Миина спрятала Священное Кольцо. Чтобы найти его, ты должна использовать заклятие. Заклятие Вечности. Оно скажет тебе, где Кольцо. — Мать облизнула губы. — А теперь слушай внимательно. Половина заклятия находится в “Величайшем Источнике”, вторая половина — в “Книге Отречения”. По отдельности эти заклятия незначительны; так сделано для того, чтобы никто не узнал их истинной природы. Я скажу тебе, где их искать в Священных Книгах.
— Я совсем новичок в колдовстве, — сказала Риана. — Я принесу Священные Книги тебе и...
— Я не могу применить Заклятие Вечности. И никто не может, кроме Дар Сала-ата. Это заклятие Просвета, неподвластное даже мне. — Матерь тяжело и часто дышала, как больное животное. Потом закашлялась, повернув голову, чтобы не подавиться кровью.
— Не умирай. Не...
— Тигпен будет знать, что делать. Призови ее. Она поможет.
— Мне нужна ты.
— Найди Кольцо, Риана. Кольцо...
Что-то надвигалось из-за ближнего хребта. Риана чувствовала холодную ауру и обернулась, готовая защищать Матерь — даже теперь. Поздно. Подобно песку Большого Воорга, жизнь уже утекла сквозь пальцы, превращаясь в призрачный туман.
Ледяная мгла окутала летний полдень. Риана закинула голову, пронзительно закричав на жестокий мир, в котором родилась. Ей хотелось одного: умереть, идти по призрачным следам Матери сквозь темный туман, в неизвестную, не-отысканную, нехоженую страну, где можно искупить совершенное убийство.
Любовь. Что для нее любовь? Она любила Джийан и Элеану — и потеряла обеих. Она любила Матерь — и убила ее. Жестокая судьба запятнала ее, сделала ядовитой, как гадюка.
Наконец Риана не выдержала. Ободранное горло болело от крика и недавних ран. Девушка согнулась пополам, уткнувшись в холодное тело, стиснула зубы, зажала в руках бирюзовое одеяние Матери...
В конце концов странное спокойствие овладело ею. Разум, вынесенный за пределы горюющего “я” последним волнением ауры Матери, стал прозрачным озером, поверхность которого не нарушало даже дуновение эмоций. На этой чистой поверхности появился образ милой Тигпен. Не вытирая слез, Риана призвала раппу.
Джийан смотрела, как вдали — за спиной Реккка — собирается дождь. Сломанные кости срослись, но он еще не выздоровел. В'орнн и ходил не так, как до столкновения с Олннном Рэдддлином. Его шаг стал короче, а поскольку вылечить мускулы и сухожилия колдовством было труднее, чем срастить кости, правое плечо немного опускалось каждый раз, когда он двигал правой ногой. Для Джийан было удивительно, как эти вроде бы мелочи меняют его. Реккк казался ей теперь гораздо опаснее — как попавшее в капкан животное.
Проявились и другие изменения, менее заметные. Реккк был не только спокойнее, но и более сдержанным на эмоции, словно поспешно отступил в глубь себя, спрятавшись за колючий панцирь кхагггунского воспитания. Для него мир стал более мрачным; смех сбежал в другой, невидимый мир. Он дрожал от усилия сосредоточиться. Взгляд выразительных темных глаз стремился за горизонт, словно одним усилием воли он мог вызвать Олннна Рэдддлина откуда угодно, как вызывают пламя, если потереть две палочки.
Ночью было еще хуже. У него начиналась лихорадка от ран и обезвоживание из-за выделения пота. Реккк жадно пил воду, которую приносила из реки Элеана, но почти сразу же извергал ее обратно. Не мог он вынести и средства из трав, которые готовила для него Джийан. Она поддерживала его, рассказывала предания о младенчестве Кундалы, о Миине и Пяти Священных Драконах, о Пэфоросе, демоне демонов, и белокостном демоне. Эти рассказы продолжались даже после того, как Реккк впадал в тяжелый прерывистый сон, потому что, начав, остановиться было уже нельзя. Когда она сама засыпала во время рассказа, он продолжался во сне, и она просыпалась на жемчужном рассвете более усталой, чем раньше.
Они купили трех выносливых чтавров у друга Элеаны, кузнеца из Междолья, и теперь быстро двигались на северо-восток по густо заросшим лесом долинам к монастырю Плывущей Белизны. В конце второго дня погода испортилась; пришлось искать пристанище.
По пути они миновали несколько пещер и теперь вернулись по горной тропе на опушку блессонового ельника. Джийан и Элеана разжигали костер в устье пещеры, когда хлынул дождь. Джийан окликнула Реккка, который замер рядом с елями — но не среди них — под проливным дождем.
— Что это с ним? — спросила Элеана.
— Не знаю.
Девушка сидела, прислонившись к скале. Она обхватила себя руками и смотрела в темноту пещеры. Джийан знала, что Элеана думает об Анноне и первиллоне, и внутренне вздохнула. Было больно видеть, какие страдания причиняет девушке ее полуложь. Но Джийан знала, что должна хранить секрет своего ребенка от всех, даже от тех, кто когда-то любил его. Слишком рискованно позволить личным чувствам возобладать над обеспечением безопасности Дар Сала-ата.
Они находились на последнем из базальтовых плато, ведущих к высотам Дьенн Марра, где стоял монастырь. Даже в лононе ночи на такой высоте были довольно холодными. Из-за дождя и ветра стало еще хуже.
Джийан вышла из пещеры и подошла к Реккку. За несколько секунд она промокла до нитки. Дождь хлестал так, что было больно.
— Реккк, пойдем со мной. Здесь ты не найдешь ответа. Он не пошевелился.
Раскат грома пересек горные хребты внизу, как странствующий воин, наполнил долины, как разлив. Земля под ногами вздрогнула. Ели-блессоны склонились под ветром, черные от дождя, смазанные, как дым.
Реккк вздохнул.
— Я могу отречься от касты кхагггунов, но я по-прежнему воин. Для этого я рожден и взращен, таким я буду всегда. Это у меня в крови. — Он приблизился к плотному ряду блессонов и стоял под капающими ветвями, пока к нему не подошла Джийан. Тогда он указал на горные хребты внизу, на колонны блессонов. — Видишь, какая свирепая буря? Елям все равно: они гнутся, но не ломаются. Олннн Рэдддлин сломал меня, Джийан. Этого унижения я вынести не могу.
Джийан указала ему на те же самые хребты.
— Видишь те голые пятна, Реккк? Они появляются глухой зимой, когда суровые горные склоны не выдерживают груза снега и льда. Снег сходит с гор и уносит с собой деревья. — Ливень наполнял сложенную чашечкой ладонь, пока она не перевернула ее. — У каждого живого существа есть предел прочности. Даже у самых храбрых, самых преданных, самых гибких. Даже у этих елей.
— Деревья не чувствуют унижения, — отрывисто сказал Реккк.
— Мы, кундалиане, считаем, что в каждом живом существе есть искра жизни. Блессон не становится менее благородным, даже если ломается. Во всяком случае, его благородство признано всеми.
— Я чувствую себя выдолбленным бревном. — Глядя в туманную даль, он наконец высказал, что у него на душе. — Гибель мира... Джийан, если это произойдет, то из-за нас, из-за в'орннов. Эта мысль сводит меня с ума.
— Если сосредоточиваться на возможности смерти, она может прийти, Реккк. — Он повернулся к ней. — Сосредоточься на неотвратимости жизни, на своей роли в спасении Кундалы.
Их пальцы сплелись, и Джийан тихонько потянула его за собой. Но повела не к пещере, а в глубину ельника. Когда их плечи соприкасались, между ними словно проскакивала искра.
Дождь теперь казался каким-то далеким, частью другой вселенной. Здесь, под гигантскими блессонами, капли сверкали, как звезды. В воздухе пахло смолой, покрытая мхом земля мягко пружинила под ногами. Вокруг царила тишь; даже ночные животные попрятались по глубоким норам, пережидая непогоду.
Она подняла к нему лицо, и они поцеловались. Страсть вспыхнула, как костер. Ее губы открылись навстречу его губам, и она содрогнулась, чувствуя, как его желание передается ей.
Они опустились на мох. Их напряженное желание превратило лес в приют новой и трепещущей жизни. Он распахнул ее платье. Непостижимо, но она чувствовала себя застенчивой, как юная девушка. И тихо стонала, ощущая прикосновение его рук. Закрыла глаза, твердо отодвинув воспоминания об Элевсине, о смерти Аннона. Ее жизнь здесь и сейчас, и она сделает все, что нужно, чтобы не выпустить на волю своих призраков.
