— Знаешь, Тори, — сказал Рассел, — только что пришел факс. Бернард шлет нам свои наилучшие пожелания.

— Вот это новость! Ума не приложу, что же мне теперь делать: радоваться или плакать.

— И я тоже.

— Ты меня не понял, — Тори посмотрела на Рассела. — Я не собираюсь бежать к Бернарду с распростертыми объятиями. И вообще, после всего, что случилось, как ты можешь общаться с ним?

— Во-первых, это моя обязанность. — Рассел наклонился, налил себе кофе в чашку, положил сахар, — Во-вторых, события в Москве показали, что не все так просто, как нам казалось сначала. Разве Бернард виноват? В чем, скажи на милость? А мы сами? Мы всегда поступали правильно? Я судить не берусь и тебе не советую. Кто мы такие, чтобы осуждать его? Ты, по-моему, слишком строга, Тори. Все так запутанно, так сложно! А в-третьих, мне необходимо кое-что обсудить с Бернардом, поставить точки над i, и если мы не придем к определенному соглашению по некоторым вопросам, я вынужден буду оставить свой пост. И уволюсь из Центра.

— По крайней мере, — съязвила Тори, — ты хоть немного изменился. Перестал быть противным твердолобым карьеристом.

— О, того Рассела Слейда больше нет. — Рассел нахмурился. — И все-таки, Тори, лучше дождись Бернарда.

— Бернард подождет, — ответила Тори. Мои родители для меня важнее. Кроме того, признаюсь, я сейчас не готова к встрече с ним. Мне надо какое-то время, чтобы прийти в себя, чтобы я смогла посмотреть на ситуацию со стороны, как посторонний человек. Я до сих пор не разобралась в своих чувствах к Бернарду и поэтому, боюсь, в беседе с ним наговорю много лишнего.

— Не сомневаюсь, — ответил Рассел, и что-то в тоне его голоса насторожило Тори.

— Ты что, Расс? — спросила она.

— Послушай, — он притянул ее к себе, — ты не исчезнешь неожиданно, как раньше делала? Тебя ведь и днем с огнем не отыщешь.

— Нет, — серьезно сказала Тори, — у меня нет причин для того, чтобы неожиданно исчезать.

Рассел не отпускал ее.

— Нам нужно многое сказать друг другу.

Тори ласково дотронулась до его щеки:

— Ты боишься, что у нас не будет на это времени?

— Я задержу тебя еще ненадолго, ладно? Когда я учился в колледже, мне постоянно снился один и тот же кошмарный сон. Будто я долго-долго иду по бескрайней, пустынной равнине. Иду месяцы, годы. И вдруг равнина кончается и передо мной, совсем рядом, открывается бездонная, черная пропасть. Я просыпался в холодном поту от страха, что упаду в эту жуткую дыру, просыпался как раз перед тем, как сделать следующий шаг — в пропасть. А теперь у меня появилось другое желание: я не хочу больше оставаться на бескрайней безликой равнине и готов сделать шаг вперед. С риском для жизни.

— Значит, сделаем этот шаг вместе, — заявила Тори и, обняв Рассела, крепко его поцеловала. — Мы будем вместе столько времени, сколько ты захочешь, сколько мы захотим, обещаю тебе.

Самолет приземлился, и Тори пошла к выходу. В аэропорту было душно, пахло чем-то горелым, словно в Лос-Анджелесе был пожар. Поскольку у нее был статус дипломата, она быстро прошла таможню и иммиграционную службу. В аэропорту Лос-Анджелеса, а также в аэропортах Вашингтона, Сан-Франциско и Нью-Йорка, работали специальные отделы Центра, — об этом в свое время предусмотрительно позаботился Рассел, — и Тори зашла туда, чтобы оформить кое-какие бумаги. И встретила там Бернарда Годвина.

— Здравствуй, Тори, — поздоровался Бернард.

— Здравствуйте.

Они помолчали, испытующе глядя друг на друга, потом Бернард сказал:

— Великая кудесница вернулась. С приездом. Почему-то Бернард показался Тори ниже, мельче, она помнила его более крупным, хотя своего представительского вида Бернард не утратил.

— Хочешь кофе? — предложил Бернард.

— Нет.

— Но мне нужно поговорить с тобой.

— Вас ждет Рассел. — Тори повернулась к Бернарду спиной, подписала счет, который ей дал служащий Центра.

— Тори, вы с Расселом провернули огромную работу, — снова начал Бернард, — сотворили настоящее чудо.

— Мы старались для вас, — ответила Тори, — исключительно для вас.

— Зачем городить всю эту ерунду, Тори? Это не так, и ты об этом прекрасно знаешь. Тори молчала.

— В чем дело? — спросил Бернард, — Ты недовольна? Я же дал тебе все, о чем ты просила: работу, особые полномочия, Рассела, в конце концов. Я даже вернул тебе твоего брата.

«Вот скотина, — подумала Тори. — Язык бы ему отрезать или врезать по шее». И тут она выложила Бернарду последние новости: оставленную про запас информацию о том, как Хитазура преспокойно занимался производством суперкокаина буквально у него под носом. Услышав это, Бернард побледнел, лицо его вытянулось, он схватился рукой за сердце, покачнулся, но Тори и пальцем не шевельнула, чтобы помочь ему, и продолжала говорить, пока не рассказала все.

— К сожалению, Бернард, — едко заметила она напоследок, — платить приходится каждому, и вам в том числе. Свобода не дается даром.

И ушла, оставив ошеломленного и расстроенного Бернарда переваривать полученные новости. Тори думала, что ей будет приятно видеть его страдания, но она ошиблась. Сознание своей победы над Бернардом и превосходства над ним не принесло ни облегчения, ни радости.

Лоры Нан дома не оказалось, — она уехала на киностудию на съемки какого-то детектива под названием «Дело Черной Лисицы». В картине Лора исполняла роль матери главного героя.

А вот отец, к большому удивлению Тори, взял в этот день выходной. Тори приехала после пяти утра, уже не застав мать, и тихо прошла в дом, никого не потревожив. Оставив багаж в холле на первом этаже, она поднялась к себе в спальню и с наслаждением плюхнулась на свежезастеленную кровать, — несмотря на то что Тори никогда не предупреждала родителей о своем приезде, в спальне было убрано, все сияло чистотой.

Несколько часов Тори проспала как убитая, а проснувшись, встала, подошла к окну и посмотрела вниз, на раскинувшийся у дома Сад Дианы. У бассейна прогуливался отец; на миг солнце осветило его с головы до ног, он остановился, повернулся к окну спальни дочери, и Тори ясно увидела отца, удивилась тому, какое все-таки русское у него лицо. Все старания Эллиса Нана ничем не отличаться от американцев были потрачены впустую, — внешность есть внешность, и изменить ее было невозможно. Жесткое выражение лица несколько смягчали большие сине-зеленые глаза, такие же, как у Тори и Грега.

Через полчаса Тори спустилась в столовую завтракать. Отец сидел за столом, заставленным едой, и, увидев Тори, поднялся, радостно обнял дочь, расцеловал в обе щеки.

— Добро пожаловать, — сказал он по-русски, потом перешел на английский. — Ужасно рад видеть тебя целой и невредимой. Но давай оставим разговоры на потом, ты, наверное, умираешь от голода, — он показал на обильный завтрак, — во всяком случае, твоя мама думала именно так и поэтому подняла с постели Марию и нагрузила работой с утра пораньше.

— Но мама уехала на съемки, и я ее не застала. Мария только что выложила мне все домашние новости.

— Н-да. — Эллис помолчал. — Тогда, значит, Мария увидела твои сумки и сообразила сама, что нужно делать. У нее всегда была к тебе слабость.

Тори достала из кармана фотографию, на которой был снят Ариель. Показала отцу. Эллис взял снимок и долго разглядывал его.

— Подумать только! — в голосе отца слышалось восхищение, — Бернарда и меня застали на месте преступления! Застукали, что называется с поличным. Да, на этом снимке мы с мамой, спешим на свидание с Бернардом.

— Снимок был сделан одним из сотрудников Бернарда.

— А-а, понятно.

Завтрак остался почти нетронутым, — выяснилось, что ни Тори, ни ее отец есть не хотели. После еды они вдвоем вышли в сад на прогулку. День выдался солнечный, в саду повсюду стоял запах цветущей липы.

— А почему ты никогда не говорил мне о «Ля Люмьер д'Ор»? — спросила Тори. Она имела в виду французскую фирму, принадлежавшую американцу Эллису Нану, как Тори узнала позже, — о которой говорила Кои.