Так что оно мертвое.
Но его не зарыли в песок, и вокруг не плавают синие и зеленые рыбки, осьминоги и морские коньки. Оно вынуждено сидеть на булыжнике под дождем и снегом. На него наезжают мальчишки на велосипедах; на него писают собаки. Однажды кто-то приклеил к нему большой комок жвачки.
Перед тем как идти в магазины утром в субботу, чтобы получить купон на скидку, я насыплю в чашку соли и налью воды. Я буду поливать водой крошечное ископаемое, пока оно не заблестит.
Я пыталась выкопать его, но булыжник вцементирован намертво. Грустно, когда что-то застряло не в том месте, где надо.
Урок фортепиано
Тот качалась на верхней стойке лестничных перил и подслушивала, как сестра в очередной раз ругается по телефону со своим приятелем. Он больше не приходил к ним домой, но Дороти звонила ему почти каждый вечер. Сперва она долго молчала, а потом что-то говорила — коротко и зло. Дороти повернулась к стене, зажав трубку подбородком. Судя по тому, как дрожали у нее плечи, Тот поняла, что сестра плачет.
Пригнувшись, она спустилась по ступенькам, бочком прошла мимо сестры и зашла в чулан под лестницей. Из ниши между обувным шкафом и вешалкой, из-под пальто и зонтиков она вытащила желто-сине-красную коробку с фейерверками и открыла крышку. Там в картонных гнездах лежали ракеты, «колеса огня», римские свечи и петарды. И бумажный пакетик с бенгальскими огнями. Она понюхала длинный жиронепроницаемый сверток. Запах был сухой. Так пахнет графитовый карандаш. Она достала ракету из гнезда, закрыла крышку и задвинула коробку обратно под вешалку.
Тот взяла с раковины вымытую бутылку из-под молока и засунула в нее ракету. Синяя обертка с трудом прошла в горловину; от влаги она намокла и заблестела. Потом она тихо поставила бутылку на кухонный стол, рядом с местом, где сидела ее мать, перебиравшая груду листовок о детских пособиях и бесплатных школьных обедах.
— Мама!
— Что, Тот? Я занята.
— Мы будем запускать фейерверки?
Мать отложила листовку и потерла глаза.
— Нет, не сегодня. Я слишком устала — столько всего пришлось разбирать.
Тот встряхнула бутылку.
— Но сегодня пятое ноября! Папа всегда пускал фейерверки в ночь Гая Фокса!
Мать отняла у нее бутылку и со стуком переставила на другой край стола.
— Да, так было раньше, а сейчас все по-другому. Если бы твой отец нас не бросил, мы бы сейчас пускали фейерверки. Но он нас бросил, и потому фейерверков не будет.
Тот протянула руку и достала ракету из бутылки. Она свисала с ладони, как разряженный пистолет.
Мать посмотрела на ракету. Вздохнула и, покачав головой, обняла младшую дочь.
— Иди сюда, — сказала она, гладя ее по голове и целуя в лоб. — Мы ведь вчера смотрели чучело в парке, правда?
— Зачем же мы купили коробку с фейерверками, раз не будем их пускать?
— Я ничего не покупала. Фейерверки положили нам на порог. — Мама выдвинула ящик из-под стола и вынула оттуда три пары варежек — темно-розовых с зеленым. — Кто-то из соседей положил нам вот это — и коробку с фейерверками.
— Можно мне взять одни?
Мать положила все три пары рядом с бутылкой.
— Выбирай, — сказала она, сморкаясь в кусок туалетной бумаги. — У меня слишком много дел, малышка, чтобы еще о фейерверках думать. Может, сядешь за пианино и поиграешь?
Тот натянула варежки и побрела в столовую. Она села на скамеечку и начала с трудом играть большими пальцами «Тати-Тати». В свете фонаря в конце дорожки она различила велосипед мистера Дамсона, прислоненный к мусорному контейнеру на их аллее.
Она вернулась на кухню и вытащила из шкафчика под раковиной два рулона туалетной бумаги. Один она протянула маме, второй сунула под мышку.
— Раз мы не пускаем фейерверки, — сказала она, — можно сходить в гости к мистеру Дамсону?
— Зачем тебе в гости к мистеру Дамсону?
— Буду учить его играть на фортепиано.
— Тот, ты самый странный ребенок на свете. — Мать оторвала кусок от рулона и высморкалась. — Ну ладно… только не мешай ему.
Она сунула в карман мамин фломастер, который всегда был прикреплен на магните на дверце холодильника, и побрела назад, в холл, где сунула второй рулон туалетной бумаги сестре. Дороти уже рыдала навзрыд; Тот понимала, что еще несколько секунд — и произойдет ритуальное швыряние трубки. Ей не нравилось, что приятель Дороти все время заставляет ее плакать.
Она сняла курточку с вешалки под лестницей, взяла два апельсина из вазы на столе и положила их в карман.
— Пока, Дороти, — сказала она, а потом вдруг вернулась и выхватила трубку из рук сестры. — ТЫ ПОГАНЫЙ ПЕДИК, КРИСТОФЕР ТЕНДАЛЛ! — прокричала она в трубку и, не дав сестре опомниться, выбежала из дому, захлопнув за собой дверь.
Тот подошла по дорожке к дому Дамсонов. Велосипед стоял на месте, но в доме было темно. Взобралась на крыльцо и встала на цыпочки, стараясь заглянуть в эркерное окно гостиной Дамсонов, но почти ничего не увидела, потому что окна были темные, разглядела только большой телевизор, тихий и серый, стоящий в углу. И картину. Большую картину в толстой золоченой раме над камином. Она потерла стекло, но оно было грязное изнутри.
Парадная дверь широко распахнулась, и на порог вышел мистер Дамсон с двумя пустыми молочными бутылками в руках.
— Что ты делаешь у меня под окнами, маленькая мисс Томпсон? — Он поставил бутылки на пластмассовую полочку над верхней ступенькой.
Тот поскользнулась на скользкой ступеньке и ударилась подбородком о подоконник.
— Черт! — сказала она, потирая подбородок одной рукой и протягивая другую мистеру Дамсону. — Здрасте, мистер Морской ангел!
Он взял ее ручку и осторожно пожал.
— Лучше зови меня мистер Дамсон. Морской ангел мне не очень нравится.
— Договорились! — сказала она.
— Итак, объясни, зачем ты подглядывала ко мне в окно?
Тот протиснулась мимо него в прихожую и села на нижнюю ступеньку лестницы.
— Я подумала, пора дать вам урок игры на фортепиано — я ведь вам обещала, — сказала она. — Но если вы сейчас смотрите канал «Горизонт», я зайду попозже. Мой папа всегда его смотрит… то есть смотрел, ну да… и нам не разрешали к нему приставать, когда он смотрит телевизор. Ух ты! — воскликнула она, открыв дверь гостиной. — Это ведь не настоящее золото, да?
Мистер Дамсон вошел в комнату следом за ней.
— Нет, — сказал он. — Позолота. Позолоченный гипс.
— Вот здорово! А что там, кстати, нарисовано?
— Это абстракция.
— Ну да, а что такое абстракция?
— Это «Обнаженная, спускающаяся с лестницы» Дюшана.
Тот рассматривала картину, стоя на пороге. Потом присела на длинный, узкий диван, обитый ситцем, и снова посмотрела на картину.
— Дама без одежды?
Мистер Дамсон кивнул.
— Спускается по лестнице?
Он снова кивнул.
— Значит, она идет вниз?
— Да.
— А где ее ноги? — спросила Тот, наклоняя голову.
— Наверное, там, где ты хочешь, чтобы они были.
Тот с грустью посмотрела на соседа:
— У меня дома есть настоящая картина. Дельфины. Раскраска по номерам. — Она встала и взяла его за руку. — Если хотите, я ее вам подарю.
Мистер Дамсон закашлялся.
— Ну, пошли, — велела Тот. — Где пианино?
— Вон туда. — Он открыл дверь и повел ее в столовую.
Там за столом у окна сидела миссис Дамсон и читала журнал.
— Памела, — сказал мистер Дамсон, — у нас гостья.
Тот снова протянула руку.
— Тот Томпсон, — сказала она. — Я ваша соседка.
— Рада с тобой познакомиться, — ответила миссис Дамсон, пожимая ей руку.
— Мисс Томпсон пришла, чтобы научить меня играть на фортепиано, — сказал мистер Дамсон. — Хочешь чаю, Тот? Мы как раз собирались пить чай.
Тот кивнула, села на стул с прямой спинкой у пианино и сняла варежки. Она бросила их на пол, растерла пальцы и лишь потом подняла палисандровую крышку.
— Ух ты! — воскликнула она. — Это «Чаппел»! — Она оглядела супругов. — Должно быть, вы были настоящими богачами до того, как потеряли все деньги!