Стейси нахмурилась:

— Но мы ведь не собираемся убивать миссис Пател!

— Конечно нет! Я просто привела пример. Я имею в виду то, что, когда мы шпионим, надо быть точными. Лилли, на следующей неделе твоя очередь…

— А как же Кисал? — спросила Тот. — Что мы будем делать с Кисалом?

Все посмотрели на нее.

— Что значит «делать»? — спросила Дороти.

Тот посмотрела вниз — нет ли жуков — и села на пол по-турецки.

— Папа Стейси сказал, что это агрессия и что Найджел… Лилли, я записала слово.

Лилли пролистала блокнот.

— Расист?

— Да, вот именно. Нам нужно как-то помочь Кисалу.

Стейси ткнула Лилли в бок и запела:

— Тот в Кисала влюбилась! Тот в Кисала влюбилась!

— Я думала, она влюблена в моего Найджела, — сказала Лилли, сталкивая Стейси с ручки кресла.

Стейси высунулась из-за кресла, не в силах сдержать глупые хихиканья.

— Ой, не могу! Тот Пател! Тот Пател!

Тот нехотя кинула в нее грязный поддон для семян, и Лилли засыпало сухим компостом.

— Эй, ты! Осторожнее! — прикрикнула Лилли.

— Прекратите! — закричала Дороти. — Мы не вправе вмешиваться, Тот. Мы просто шпионим.

— Мы можем шпионить за Найджелом и Майклом, — сказала Тот. — Можем все шпионить за ними, а потом сказать их родителям, что они вытворяют! — Она улыбнулась, поняв, что в голову ей пришла замечательная идея.

— Ни в коем случае! То, что ты предлагаешь, называется «стучать», а я — не грязная, вонючая стукачка, — сказала Лилли, стряхивая с плеч крошки компоста. — И вообще, мой отец говорит, что мистер Пауэлл прав и что если в страну будут по-прежнему пускать иммигрантов, скоро прольются реки крови.

— Это называется не «стучать», — поправила подругу Дороти, — а «доносить». «Стукачи» — все равно что «воры».

— В общем, я не хочу быть ни тем ни другим, — сказала Лилли.

— Ты просто не хочешь, чтобы мы шпионили, как вы с Найджелом целуетесь! — Стейси подсела к Тот на пол. — Подумаешь, реки крови. Мистер Пауэлл — панатик. Мой папа так сказал. Кисал — такой же англичанин, как мы.

— Не панатик, а фанатик, дурочка! — поправила ее Дороти.

— Я не англичанка. Я ирландка, — сказала Лилли, — а он — грязный пакистанец!

— Мой папа — не грязный пакистанец!

— Да не он, дура, а Кисал!

Тот встала:

— Кисал не пакистанец. Его отец из Калькутты, а Калькутта в Индии.

Лилли рассмеялась:

— Все равно он пакистанец черномазый. Это одно и то же.

— Тебе бы понравилось, если бы тебе в почтовый ящик кинули кошачьи какашки? — спросила Тот.

— Мой отец надрал бы им задницы, — ответила Лилли. — И потом, они отбирают дома у белых семей, которым негде жить. Пусть живут там, где родились. Или в Тауфорде. Или в Лондоне. — Лилли схватила клубок бечевки с полки над креслом и стала подбрасывать его в воздух, напевая: — Кисал — обезьянка! Кисал — обезьянка!

Тот не верила собственным ушам. Дороти сидела и молчала, а Лилли все пела, смеялась и подбрасывала вверх клубок бечевки. Даже Стейси, кажется, не знала, что ей делать, — она сидела и рассматривала носок туфли, втыкая в земляной пол жестяной совок.

Тот выхватила глиняный горшок из груды горшков у двери, не обращая внимания на паутину и пауков, расползшихся по сараю, когда груда упала.

— Возьми свои слова назад!

Лилли только рассмеялась.

— Дороти, пусть она возьмет свои слова назад!

Дороти теребила подол халата. Тот слышала только, как клубок бечевки подскакивает в руках Лилли, да ее песенку.

Тот медленно замахнулась тяжелым горшком.

— Лилли, ПОЖАЛУЙСТА, возьми свои слова назад! — Казалось, она вот-вот расплачется. Ей показалось, что сейчас раскроются все тайны. Лето кончилось, причем совсем не так, как она думала. Они были одна команда. Шпионский клуб тупика Стэнли. Но сейчас она стояла одна, одна против трех девочек в темном сарае, где полно всего после лета, где живут пауки и чешуйницы. А ее папа уехал в Америку. Она швырнула горшок, и он угодил Лилли в середину лба и раскололся на большие осколки, которые упали Лилли на колени.

В сарае стало тихо. Три девочки смотрели, как из раны между светлых волос Лилли течет струйка крови. Ее светлые волосы окрашивались в красный цвет; Лилли медленно потрогала голову. Недоуменно уставилась на кровь у себя на пальцах, а потом перевела взгляд на Тот. Тот понимала, что ей надо бежать, но не могла. Все нужно закончить сейчас — здесь, в папином сарае. Если она убежит, все станет только хуже.

— Ах ты, маленькая паршивка! Я тебя убью! — Лилли бросилась на Тот, размахивая руками; она сжала кулаки и принялась молотить Тот по голове и плечам.

Дороти встала и оттащила Лилли; они обе плюхнулись в шезлонг. Старый, потертый шезлонг перевернулся, и они обе упали на мешки с прошлогодними луковицами.

Стейси подхватила Тот под руку и потащила прочь из сарая. Обернувшись через плечо, она крикнула Лилли:

— Ты сама грязная ирландка, и тебя нужно отправить домой в лодке с бананами!

Тот расплакалась.

Две девочки сидели за диваном в гостиной у Стейси, вырезая самые красивые наряды из каталога «Кэй». У Стейси в волосах до сих пор была земля.

— Спасибо, Стейси, — сказала Тот.

— Не за что. Как ты?

Тот неопределенно мотнула головой.

— Стейси!

— Чего?

— Ты правда занималась этим со своим двоюродным братом?

— Нет, конечно. — Стейси вынула из косички большой ком компоста.

— Зачем же ты тогда соврала?

— Я разозлилась на Дороти. Что она выследила что-то стоящее. Ей всегда достается все самое лучшее.

— Она теперь все время ревет. — Тот вынула из волос Стейси еще один комок слежавшегося компоста.

— Почему?

— Не знаю. Мама говорит, у нее возраст такой. — Тот перевернула страницу. — Ты теперь тоже будешь все время реветь, раз у тебя уже начались месячные?

— Да, наверное. А на платье миссис Пател правда были маленькие зеркальца? — Стейси аккуратно вырезала трехцветные замшевые туфли на высоченных каблуках.

— Ага, — сказала Тот. — Более красивого платья я в жизни не видела.

— У них это называется сари. Мне мама сказала.

— Я хочу такое, — сказала Тот, вырезая блузку из марлевки.

— Если выйдешь замуж за Кисала, у тебя будет куча сари.

— Я не собираюсь за него замуж.

— Тогда поцелуй его. — Стейси положила туфли в бумажный пакет с надписью: «Рождество 1972 г.».

— Я не собираюсь целоваться с ним! — сказала Тот, выхватывая бумажные туфли из пакета и разрывая их пополам.

— Вот свинья! — взвизгнула Стейси, разрывая бумажную блузку и хихикая.

— Я пас! — закричала Тот, скрещивая пальцы и поднимая руку над головой. — Я пас! Больше ничего не рви!

Обе девочки, взвизгивая от смеха, пытались защитить свои бумажные коллекции. Тот накрыла свою руками с по-прежнему скрещенными пальцами.

После того как было заключено перемирие, они прислонились к стене и немного попили из своих стаканов.

Стейси громко вздохнула:

— Ах, Тот! Я назвала Лилли грязной ирландкой!

— Подумаешь! Я вот бросила в нее цветочным горшком!

— Думаешь, нас исключили из клуба?

Тот посмотрела на подругу:

— Мне все равно. Она это заслужила. Кисал — не обезьянка!

— Да. — Стейси осторожно засунула под диван пакет со своими вырезками. — Он Маугли!

Девочки согнулись пополам от смеха.

— Ты когда-нибудь была у него дома? — спросила Стейси, когда снова смогла нормально разговаривать.

— Не-а. Но он сказал, что я могу прийти к чаю.

— Я бы не стала пить у них чай. У них из дома воняет.

— Нет, не воняет!

— Воняет. Оттуда воняет карри.

— Карри приятно пахнет.

— Воняет. — Стейси осторожно взяла с тарелки печенье с апельсиновым джемом в шоколаде. — У них в доме нет ни соли, ни перца, — добавила она, держа печенье в руке, как белка орешек, и обкусывая ободок вокруг джема.

— Что же у них тогда есть?

— Всякие пряности. Вроде порошка карри.