Боль. Ужасная боль.

Он лежал на животе, скромно прикрыв чресла простынкой, опустив голову на скрещенные руки, и думал о долгой войне, которую ведет во имя будущего Китая. Небесному Покровителю вообще-то не полагается стареть. И страдать от болей. Настоящий Небесный Покровитель бессмертен, и он может сколько угодно гонять по небу покрытого золотой чешуей Дракона.

Этого он никак не мог понять. Старость, казалось бы, не должна была его тревожить. Ведь у него был рен, его заветный генеральный план. Он жил в его мозгу, беспокойный, словно стая перепелов. Сколько постоянно меняющихся ситуаций, к которым надо приспосабливаться, сколько неожиданно появляющихся врагов, с которыми надо бороться, сколько судеб друзей в его руке!..

Вчера он услышал о назначении Дэн Сяоху, человека из группы проверки У Айпина, на пост заместителя председателя КПК по идеологии. И, как Чжилинь и ожидал, этот ястреб немедленно развернул кампанию по борьбе с «духовными шатаниями» среди молодежи.

Чжилинь взывал к премьеру, указывая, что этот опасный курс может вернуть страну к черным дням Культурной Революции, потрясавшей Китай с 1966 по 1976 годы. Он говорил, что над Дэном смеются за рубежом не только недоброжелатели Китая, но и те, на кого принято смотреть, как на союзников.

Но все без толку.

— Что бы я ни думал о нем лично, — сказал премьер, — но в настоящее время за спиной Дэн Сяоху стоят такие силы, что я просто не могу заблокировать его назначение.

На душе Чжилиня было неспокойно. Неужели этому он посвятил последние пятьдесят лет своей жизни? Чтобы фанатичные недоумки вроде Дэн Сяоху приходили к власти? А может быть, недоумком был я? — сгоречью спрашивал себя Чжилинь.

Он пошевелился, услыхав, что кто-то вошел в комнату. Его голова была повернута в сторону, противоположную той, где была дверь, и поэтому Чжилинь не видел, кто это.

— Доктор, это вы? — спросил он, почувствовав вдруг беспокойство.

— Нет, товарищ министр, это всего лишь я.

Чжилинь успокоился, услыхав голос Чжан Хуа.

— Какие новости, мой друг?

— "Тихоокеанский союз пяти звезд" пытается овладеть Пак Ханмином. Они уже скупили около ста тысяч акций.

— Угу, — удовлетворенно промычал Чжилинь. — И это только день первый. По-видимому, наша уловка сработала. Кто-то сообщил им о встрече Цуня Три Клятвы с Питером Ынгом.

— Очевидно.

— И только «Тихоокеанский союз»?

— Не только. «Сойер и сыновья» приобрели тридцать тысяч, а Т.И. Чун — пятьдесят.

— Давление увеличивается.

Чжан Хуа кивнул.

— Будет еще хуже.

— Так и надо. — Чжилинь пошевелился на кушетке, превозмогая приступ боли. — Давление должно достигнуть уровня, за которым начинается удушье, иначе появится не только один путь выхода из создавшейся ситуации. Мы этого не можем допустить.

— Понятно, товарищ министр.

— Тогда, пожалуй, можно начинать.

— Хорошо, товарищ министр.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Чжан Хуа...

— Да, товарищ министр?

— Что-нибудь слышно о Джейке Мэроке?

— В данный момент он находится на пути в Гонконг.

— Блисс встретит его в аэропорту?

— Ее предупредили, товарищ министр.

— Хорошо. Он позволил себе тяжело вздохнуть.

— Товарищ министр? — Чжан Хуа сделал шаг к нему. — Что-нибудь не так?

— Я все о Марианне, — ответил Чжилинь. — Такая трагедия.

— Судьба, товарищ министр.

— Да. Судьба. — Чжилинь с трудом повернул голову. — Да послужит ее смерть предупреждением нам, Чжан Хуа, что ничто никогда не идет в точности так, как запланировано. Началось все с того, что некая таинственная Химера узнает о фу.Затем неудачный рейд Джейка Мэрока на Дом Паломника. Потом смерть Марианны, возвышение У Айпина... — Он опять вздохнул. — Боюсь, мой Друг, что я слишком часто начинаю забывать, что все в этом мире взаимосвязано. Когда я был помоложе, я мог жонглировать самыми различными комбинациями, и в уме у меня при этом оставалось еще и место на случай появления новых и непредвиденных ситуациях... А теперь последнее время я все чаще и чаще думаю о семье.

— При данных обстоятельствах, товарищ министр, — деликатно заметил Чжан Хуа, — это вполне объяснимо.

— Объяснимо, но непростительно, — возразил Чжилинь. — Если я теперь поскользнусь, когда хожу по краю, то всему придет конец: мне, тебе, Китаю, России. Америке. Начнется цепная реакция, которой уже не остановить. Советы подтолкнули нас к опасной черте, мы позволили им такую степень боевой готовности, что ситуация может каждую минуту выйти из-под контроля.

— И есть еще Камсанг.

— Есть и будет, Чжан Хуа. По-видимому, человечеству необходимо, чтобы подобные жуткие призраки стояли у него за спиной, дабы удержать его палец, когда он тянется к спусковому крючку.

— Советы смотрят на это несколько иначе.

— У Советов тоже не будет выбора в этой ситуации, Чжан Хуа. Это я тебе могу гарантировать.

— Есть еще и У Айпин, — сказал Чжан Хуа почти шепотом.

— Да. Прежде всего надо разделаться с нашими внутренними врагами. — Чжилинь закрыл глаза. — Не упускай этого из виду, Чжан Хуа.

— Да, товарищ министр.

— Чжан Хуа.

Уже у двери тот остановился, держась за ручку.

— Да, товарищ министр?

— Ты, что на этой стадии любое сообщение имеет невероятную важность?

— Да, товарищ министр, понимаю.

— Тогда не должно быть никаких ошибок.

Чжан Хуа вышел из комнаты. Оставшись один, Чжилинь пробормотал:

— Я постоянно чувствую зловещее присутствие У Айпина. Он близко. Очень близко.

Беспокойство охватило его. Не за себя. Сам он не боялся смерти. Но он знал, что его работа еще не завершена. Пятьдесят лет — это большой срок, если их посвятить беззаветному труду на благо своей страны. Большой, если рассматривать его в контексте человеческой жизни. Но это всего лишь краткое мгновение в масштабе истории Китая.

Он нетерпеливо пошевелился на своей кушетке, ожидая начала процедуры. Боль хлестнула его, как бичом. Вроде бы, пора и привыкнуть к ней. Но нет, человеческая плоть не может не молить о пощаде.

Наконец Чжилинь услышал шаги босых ног, приглушенные мягким ковром, покрывавшим пол. Он почувствовал на своей спине сильные, умелые руки доктора, отыскивающие узлы нервных клеток.

— В каком месте сегодня больнее всего, товарищ министр? Здесь? — Его руки беспрерывно двигались. — Или здесь? Беспокоит?

Чжилинь негромко вскрикнул.

— Вижу, что да, — сказал голос.

Через минуту Чжилинь почувствовал прикосновение ватки, смоченной в спирте, к трем разным точкам на его теле: нижняя часть спины, над левым бедром, под левым коленом.

— А теперь приступим.

Длинные, тонкие иглы пронзили его плоть. Мгновенно боль притупилась. А потом и совсем прошла. Чжилинь уснул.

Самолет, доставивший Джейка в Гонконг, приземлился в аэропорту Кайтак в семь часов вечера. Он бы прилетел раньше на несколько часов, если бы не шквал. К его величайшему удивлению, Блисс встречала его в аэропорту.

Она поджидала его, стройная и такая красивая, пока он проходил таможню. Заметив, что он освободился, она пошла к нему навстречу сквозь толпу, и он невольно залюбовался грациозным покачиванием ее бедер. Было в ней что-то одновременно и целомудренное, и чувственное. Ее можно было принять за студентку, встречающую старшего брата, возвратившегося домой из заграничной поездки.

Они стояли на расстоянии фута друг от друга. Она молчала. Джейк заглянул ей в лицо и вспомнил слова Камисаки: Так,наверно, выглядит человек, пробежавший марафонскую дистанцию.

Неужели я в самом деле так плох? — подумал он.

В самолете он спал урывками. Это был неглубокий и неспокойный сон, в котором Ничирен, одетый в кимоно Камисаки, ожидал его в Гонконге и манил к себе рукой. Что бы это значило?

— Он в Гонконге, — сказала ему Камисака на прощание. — Вот и все, что я могу вам сказать.