А уничтожение документов и скандал вокруг ядерной контрабанды еще больше все осложняет. В любой момент название предприятия «Палу-крон» и имя бывшего члена его правления Эрика Дальманна может замелькать на страницах газет.

Но даже это не смертельно, когда бы не проблемы со здоровьем. Он уже оправился после инфаркта, однако прежним ему уже не стать. Этот случай напомнил Дальманну о смерти и забрал частичку его жизненной силы. Дальманн по-прежнему делал все то, что строго-настрого запретил ему его друг и домашний врач Антон Хоттингер, однако теперь, ко всему прочему, его мучила совесть. Это было нечто новое для него: Дальманн никогда не страдал от подобных угрызений, тем более в связи со своим образом жизни. Однако он слышал, что они тоже неблагоприятны для здоровья. Поэтому с некоторых пор Дальманн решил бороться не со своими пороками, а со своей совестью. И в этом он тоже, по всей видимости, не преуспел.

22

До недавнего времени Андреа не занимала комнату Дагмар, планируя когда-нибудь ее сдать. Однако дела в «Пище любви» шли настолько хорошо, что необходимость в квартирантке отпала, к тому же Андреа нужно было помещение под офис.

Уничтожить последние следы пребывания подруги оказалось нелегко. Андреа отдирала от стены остатки скотча, при помощи которого они обклеили стену кадрами из любимых фильмов Дагмар. Их герои часто говорили на непонятном Андреа языке. Дагмар была настоящим знатоком этого вида искусства. Она собрала коллекцию шведского немого кино и ценила русских режиссеров времен революции.

Это ее увлечение часто порождало разногласия между девушками, и не только из-за разницы во вкусах. Дагмар работала стоматологом-гигиени-стом и допоздна пропадала в клинике, а у Андреа не было никакого желания посвящать немногочисленные свободные вечера высокоинтеллектуальным просмотрам.

С другой стороны, Андреа любила в ней именно эту страсть. Дагмар одевалась, красилась, причесывалась, как звезда немного кино. Она курила сигареты с длинным мундштуком — прежде чем обе они покончили с этой вредной привычкой — и обставляла свою спальню в стиле двадцатых годов. И ту утонченность, которую находили окружающие в манерах и внешности Андреа, та переняла от Дагмар.

В комнату, еще пахнущую свежей краской, внесли офисный стол и бюро, телефон, компьютер и вращающийся офисный стул. Все, за исключением телефона и компьютера, Андреа купила в мебельной комиссионке неподалеку от дома Маравана.

Теперь от Дагмар здесь оставалась только призма из горного хрусталя, висевшая на длинном шнуре возле одного из двух окон. Она преломляла солнечные лучи, и время от времени на стене играли радужные пятна.

Собственно, для работы Андреа хватило бы нескольких телефонных номеров, пары папок и ежедневника. Но офис придавал всему делу солидности. С ним «Пища любви» становилась фирмой, а они с Мараваном ее сотрудниками.

И еще одно обстоятельство заставило Андреа нарушить неприкосновенность комнаты Дагмар. В редких случаях клиентки оставались ночевать у нее в квартире. Ведь Андреа до сих пор жила одна, и работа не оставляла времени обзавестись новой подругой.

В этом кабинете Андреа и сидела, разглядывая мелькающие на стене радужные блики, когда ей вдруг позвонил ее первый клиент, господин Мел-лингер.

Сначала она удивилась. И вовсе не тому, что супруги Меллингер захотели воспользоваться услугами фирмы во второй раз, такое случалось все чаще. Однако до сих пор все шло через терапевта Эстер Дюбуа, которая направляла к Андреа своих пациентов. Первый раз заказчик позвонил непосредственно в фирму.

Причина выявилась незамедлительно.

Господин Меллингер тяжело дышал и смущенно покашливал в трубку, прежде чем начать разговор.

— Я хотел бы сделать вам заказ, но так, чтобы это оставалось... в тайне, — начал он.

— Мы уважаем тайны своих клиентов, иначе просто открыли бы магазин, — отозвалась Андреа.

— Разумеется, но я имел в виду, в тайне от всех, в том числе и от доктора Эстер Дюбуа.

— Я вас не понимаю.

— Я хочу спросить, можете ли вы приготовить мне еще раз такой ужин, но так, чтобы она об этом не знала?

Андреа задумалась. Пока Эстер довольствовалась десятью процентами прибыли, однако в любом случае портить с ней отношения не стоило.

— Не думаю, что это хороша идея, — ответила она Меллингеру. — Кроме того, вы ставите под угрозу успех терапии...

— Речь не о терапии, — нетерпеливо перебил ее Меллингер и, прежде чем она успела сообразить, добавил:

— ...и не о моей жене. Теперь понимаете?

Да, теперь ясно. Разумеется, если Эстер узнает...

— Я заплачу вдвое больше.

Собственно, кто ей скажет? Не Меллингер, во всяком случае.

Андреа согласилась и приняла заказ.

Гостиная трехкомнатного мезонета находилась на втором этаже, куда вела узкая винтовая лестница. Андреа вошла в комнату, набитую разной чепухой: подушками, куклами, фарфоровыми статуэтками, шкатулками, панно, боа из перьев, мишурой, бижутерией — причем все эти вещи были разных оттенков красного цвета либо украшены изображениями роз.

— Я собираю розы, — объяснила Алина, проводившая Андреа в гостиную.

Она оказалась маленькой блондинкой, наиболее симпатичной представительницей этого типа женщин, любителем которого определенно был господин Меллингер.

Дом, конечно, обошелся ему недешево. Абсолютно новый и шикарно обставленный, он, ко всему прочему, находился в престижном районе.

— Может, будем на «ты»? — предложила блондинка. — Ведь мы примерно одного возраста.

Андреа согласилась. Клиентка показалась ей чуть моложе ее самой.

— Я предоставляю вам полную свободу действий, — сказала Алина, прощаясь. — Что толку от моих советов?

Круглый поднос, подушки и покрывала, которые они с Мараваном подняли по винтовой лестнице на второй этаж мезонета, на этот раз не были из квартиры тамильца. Фирма «Пища любви» обзавелась собственным инвентарем.

— Боюсь, это будет их раздражать, — заметила Андреа, кивая на красную мишуру.

— Наоборот, — успокоил ее тамилец. — У индусов зеленый и красный — цвета сердечной чакры, то есть центра любви, анахата.

Андреа принялась готовить помещение, а Мараван занялся кухней.

Позже, когда тамилец с неизменным искусством сооружал фигуру из эластичных и хрупких машевых лент, он пробурчал, как бы рассуждая вслух:

— Странно. Такая молодая — и уже проблемы.

Андреа так ничего и не сказала ему об особенностях этого заказа. Ничего не объяснила сейчас и не собиралась делать этого впредь.

И Мараван ничего бы не узнал, если бы не винтовая лестница.

Андреа несла на второй этаж сладкие шарики с маслом гхи, когда на полпути вдруг наступила на подол своего сари. Вместо того чтобы схватиться за перила, выпустив из рук поднос, она попыталась сохранить равновесие, в результате чего подвернула ногу.

Ей все-таки удалось подать блюдо и, прихрамывая, вернуться на кухню. Там она села на стул и принялась осматривать больную ногу, которая немного распухла.

Маравану пришлось подменить напарницу.

Он поднялся наверх с чаем и конфетами и постучался в дверь.

— Да! — ответил мужской голос.

Тамилец вошел в комнату. При свечах красные интерьеры, казалось, сияли золотом. Алина развалилась на подушке. Увидев, что вошла не Андреа, она прикрыла бюст руками и закричала, скорее наигранно, чем испуганно:

— Ой!

Обнаженный до пояса мужчина сидел спиной к двери. Заслышав шаги, он обернулся и прокашлялся: «Кхе, кхе...»

Мараван узнал господина Меллингера, первого клиента «Пищи любви». Некоторое время тамилец размышлял, что ему делать дальше: выйти и дать им возможность одеться или все-таки накрыть чай.

— Не надо мешать нам, — сказала Алина. — Мы почти готовы.

Мараван поставил поднос на стол и собрал грязную посуду. Он избегал смотреть на любовников, однако в поле его зрения попали мужские брюки и розовое женское белье, разбросанное возле стола.

— Почему ты мне не сказала? — спросил он Андреа на кухне.