Корабль делал виток за витком, и казалась, он не подвластен времени. Но витки не были бесконечным повторением одного и того же, все они разные, и в каждом было что-то своё, новое. Работы было много. Я вновь взялся за ручку управления. На сей раз более уверенно, ибо уже знал, как в этом случае ведёт себя корабль. Он послушно повиновался моим желаниям.

По графику полёта приближалось время отдыха — я должен был спать. График был разумно составлен на Земле. К этому часу я достаточно притомился: ведь «Востоком-2» уже было сделано шесть оборотов и прошло девять часов полёта в космосе. Кроме того, длительное пребывание в условиях невесомости вызвало некоторое изменение в моём организме со стороны вестибулярного аппарата, и я временами испытывал неприятные ощущения. Они вызывались особенностями работы вестибулярного аппарата в обстановке, отличной от земных условий. Состояние невесомости особым образом действовало на так называемые отолиты — маленькие камешки, находящиеся в наполненной жидкостью замкнутой полости внутреннего уха человека. В обычных условиях отолиты при изменениях положения головы перемещаются, возбуждая то одни, то другие группы чувствительных нервных окончаний, расположенных в стенках полости внутреннего уха, которые и передают по нервам соответствующую информацию в головной мозг. Потеряв на орбите силу тяжести, отолиты не могут правильно информировать мозг, а значит, способствовать ориентировке космонавта в пространстве.

Чтобы избежать этого, я принимал исходную собранную позу и старался делать поменьше резких движений головой. Сон должен был не только снять охватившую меня усталость, но и в какой-то степени помочь избавиться от неприятных ощущений, связанных с естественными в условиях невесомости нарушениями в вестибулярном аппарате.

В 18 часов 15 минут «Восток-2» проходил над Москвой. Наступало время, отведённое на сон. Но я не удержался и передал в нашу столицу небольшую радиограмму. Сообщая в ней о том, что всё по-прежнему идёт хорошо и отлично, я сказал о комфорте, окружавшем меня, и пожелал дорогим москвичам спокойной ночи:

— Я сейчас ложусь спать. Как хотите вы, а я ложусь спать…

На этом радиосвязь прекратилась. Приёмники были включены, но, как было условлено, никто меня не тревожил вопросами и ни один звук не долетал с Земли. Наземные радиостанции заботливо оберегали мой покой. Время с вечера 6 августа до двух часов 7 августа было отведено мне для отдыха и сна.

Чтобы не отделяться от кресла, я закрепил себя привязными ремнями и приказал себе уснуть. Нас, космонавтов, врачи приучали засыпать мгновенно, по желанию, и просыпаться точно в заданное время. Я закрыл глаза и уснул. Радиотелеметрический контроль аппаратуры корабля и аппаратуры обеспечения жизнедеятельности и состояния космонавта продолжал свою бесшумную работу.

Проснулся я от какого-то странного состояния тела. Вижу, мои руки приподнялись сами собой и висят в воздухе: сказывалось состояние невесомости. Я засунул ладони под ремни и взглянул на световое табло специального счётчика, показывающего, что корабль идёт на восьмом витке. Просыпался я также на десятом, а затем на одиннадцатом витках, взглядывал на табло и тут же снова засыпал. Спать в космосе легко. Переворачиваться незачем; ни руки, ни ноги не затекают. Чувствуешь себя, как на морской волне.

Окончательно проснуться и приступить к работе я должен был ровно в два часа 7 августа. Но я проспал лишних 35 минут. На Земле это поняли и не будили меня, давая возможность отдохнуть получше. Через две минуты после пробуждения и необходимого туалета я приступил к работе. В космосе ценишь каждое мгновение, и было жаль часов, потраченных на сон.

Всё оборудование корабля действовало с точностью часового механизма. Я отдохнул, чувствовал себя свежо и бодро, неприятные ощущения исчезли, и обо всём этом сразу же было сообщено на Землю:

— Никаких снов не видел, выспался, как младенец…

Передав первое после отдыха сообщение и тем успокоив товарищей, бодрствовавших на Земле, я занялся физзарядкой. Для нас, космонавтов, она уже давно стала необходимой потребностью. Если не сделаешь её с утра — целый день чувствуешь себя не в своей тарелке.

Физзарядка в космосе? В состоянии невесомости, когда собственное тело не ощущает тяжести, казалось бы, невозможны физические усилия. Но это явление было учтено, и наши врачи и инструкторы физической подготовки разработали оригинальный комплекс упражнений. Так, например, космонавт старался оторвать своё тело, привязанное ремнями, от кресла. Это было одно из упражнений для мышц брюшного пресса. Были найдены и другие движения, которые разминали суставы и приводили мышцы в рабочее состояние.

Физзарядка активизировала сердечную деятельность и сделала меня более бодрым. Я набрался сил и был готов к новым испытаниям. Ведь предстоял ещё очень большой путь — пять витков вокруг Земли, свыше 200 000 километров космического полёта.

Я вспомнил о том, что обещал товарищам сделать несколько автографов, и надписал их, пролетая где-то над джунглями Индии.

«Восток-2» совершал свои обороты с математической точностью, минута в минуту. Я это проверил по своим наручным часам. Один раз, войдя в тень Земли, я засёк время. Когда корабль, прорезав ночь, вновь оказался на солнечной стороне, я стал следить за часовой стрелкой, ожидая нового входа корабля в тень. Он произошёл на восемьдесят девятой минуте, то есть именно так, как было подсчитано на Земле и ещё в самом начале полёта сообщено мне в космос.

У меня был красивый позывной — «Орёл», как бы второе имя, на которое я откликался с орбиты. У каждого космонавта было подобное имя. Но когда мне говорили с Земли: «Ландыши», — было понятно, что в беседу по радио вступает один из моих друзей. Сочинённая нами шутливая песенка о ландышах частенько распевалась в нашем кругу в часы досуга. Полёт, потребовавший немало выдержки и терпения, подходил к концу, и товарищи, зная, что приближается трудный, заключительный этап — приземление, старались поддержать мои силы и бодрое настроение.

Приподнятое настроение ни на минуту не покидало меня. Оно возрастало с каждым часом, приближавшим меня к финишу. Я радовался, да и как было не радоваться, если вся научная программа выполнялась успешно. И всё подтверждало: полёт проходит хорошо. Я посмотрел на контейнеры с пищей: в них хранился запас продуктов на десять суток. В случае надобности полёт по орбите мог быть продолжен.

В благополучном приземлении я нисколько не сомневался, верил в корабль, твёрдо верил в точность расчётов, проведённых математиками под руководством Теоретика Космонавтики, которого успели полюбить все космонавты. Он неразговорчив, но мы помнили каждое его слово и суждение, которые были неоспоримы.

В бортовом журнале появлялись всё новые и новые записи, сделанные без помарок. Для каждого витка в нём были отведены свои страницы. И я старательно заносил в них не только обусловленные графиком полёта наблюдения, но и свои впечатления и переживания. Мне хотелось записать оценку ракете, которая вывела «Восток-2» на орбиту: «Могучие у нас ракеты. И славу космических полётов в равной мере следует делить между космонавтами и теми, кто создаёт, снаряжает и запускает ракеты».