Я протянул ему шариковую ручку.

– Виноват, – сказал доктор, – а где же чернильница?

Пришлось объяснить ему, что чернила не нужны. Доктор пожал плечами, вынул из чемоданчика узкий хрустящий бланк. Задумался на минутку, потом быстро написал по-латыни несколько строк.

Это был рецепт.

Я прочёл:

«Возьми лист наперстянки, разотри в порошок. Отвесь пять сотых грамма, смешай с сахаром. Назначь: по одному порошку перед едой трижды в день».

И они ушли, мои удивительные собратья. Вернулись к себе домой, в далёкие времена, в пожелтелые книжки, где когда- то я прочитал о великом и поучительном прошлом медицинской науки.

Науки?

Но можно ли всерьёз называть наукой то, что я услыхал от них? И какая же это наука, скажете вы, если один говорит одно, другой – другое. А воз, выражаясь фигурально, и ныне там.

Меня всегда занимал один вопрос.

Искусство врачевания возникло в доисторические времена; оно такое же древнее, как искусство охотиться на зверей и готовить на огне пищу. Но ведь подлинно научная медицина возникла недавно. Ещё несколько столетий назад врачи буквально бродили в потёмках. Им неизвестны были причины болезней. Они не знали многих лекарств. Как же они лечили? Как они вообще могли считаться врачами?

И не просто врачами. Во все времена существовали люди, которые пользовались репутацией всемогущих целителей. Молва о них гремела по всей земле, их боготворили, им поклонялись, как сверхъестественным существам.

Вот послушайте:

«Привет вам! Я для вас уже не человек, а бессмертный бог. Я шествую в венке, с почётной перевязью и, входя в ваши цветущие города, принимаю поклонение тысяч мужчин и женщин. Они бегут за мной, спрашивая о пути к спасению, и одним я предсказываю будущее, а других исцеляю от болезней».

Это строки из древнегреческой поэмы, сочинённой 2400 лет назад. Её автор – врач и философ Эмпедокл, уроженец города Агригента— жил в эпоху, когда медицинская наука в полном смысле слова ползала на четвереньках. Казалось бы, что мог, что умел делать тогдашний врач? А какое гордое сознание своего могущества. Какой хвастливо-торжественный тон!

Автор поэмы называет себя бессмертным богом. А на поверку выходит, что этот всеведущий бог имел самые смутные представления об анатомии, не знал, в чём сущность насморка или, скажем, какова должна быть температура тела у человека.

Не странно ли, что этот лекарь, не знакомый с самыми обыкновенными, на наш взгляд, вещами, исполнен столь безграничной веры в своё искусство, что ему мог бы позавидовать самый знаменитый и многоопытный профессор медицины.

На это можно ответить так.

Очевидно, и этот врач, при всей скудности его знаний, кое в чём разбирался. И прежде всего хорошо знал людей, понимал их, умел найти подход к каждому человеку и по-своему умел облегчать страдания. Очевидно, это умение до некоторой степени восполняло для него недостаток знания.

Древнему врачу некогда было дожидаться, когда наука, которая в те времена только ещё зарождалась, даст ему это знание. Он не имел права ждать, потому что вокруг него были больные. И он лечил их как умел.

А главное, этот древний врач был необычайно догадлив. Многое из того, что спустя много веков доказала наука, он сумел предвидеть. Он развил в себе необычайную зоркость глаза. Он наблюдал, сравнивал, делал выводы. Вот почему он был всё-таки врачом, а не шарлатаном.

Но спрашивается: нам-то что до него? Какое нам дело до этой ветхой медицины, которая, как ни говори, была и наивной, и примитивной, и полной всяких предрассудков.

И что толку было приглашать к постели больного допотопных лекарей, один из которых откровенно признался, что он не в силах вылечить мальчика, а другой с важным видом нёс околёсицу!

Так ли это? Давайте разберёмся.

Первый врач, осмотревший Мишу Баранова, начал свою речь с рассуждения о «четырёх соках». Это рассуждение я не придумал. Такая теория действительно существовала в античной Греции, создателем её считается Гиппократ. Она продержалась в медицине очень долго – до конца средних веков. Так что не удивительно, что и для второго консультанта учение о четырёх соках, от которых якобы зависит всё в организме, было непреложной истиной.

Надо сказать, что в этой фантастической теории есть зерно правды, потому что и кровь, и желчь, и лимфа действительно вырабатываются у нас в организме. Но конечно, объяснять болезни неправильным смешением соков, с нашей точки зрения, наивно и нелепо, не говоря уже о том, что эти жидкости, строго говоря, не смешиваются: кровь течёт по кровеносным сосудам, лимфа – по лимфатическим протокам, а желчь из печени попадает в кишечник.

И всё же чернобородый лекарь по-своему верно оценил болезнь мальчика. Он уловил её главную черту – застой крови (мы бы назвали это нарушением кровообращения) – и правильно связал её с появлением отёков. Хотя, конечно, подлинная причина болезни так и осталась для него тайной.

Надменный магистр, учёный медик средневековья, в сущности, ничего не добавил к диагнозу. Этот врач, как вы слышали, считал учение Гиппократа последним словом в науке и любую попытку взглянуть на вещи по-новому рассматривал как преступную ересь. Но и он, и греческий лекарь дали в высшей степени полезный совет: ограничить употребление жидкости и соли. Оказывается, ещё в древности было замечено, что от обильного питья и солёной пищи у сердечных больных развивается водянка. А магистр, кроме того, предложил сделать больному кровопускание. Этой рекомендацией тоже стоит воспользоваться, и недаром кровопускание применяют до сих пор; его цель – предупредить переполнение кровью лёгочных вен. Делается это так: особой иглой прокалывают вену на сгибе локтя и выпускают один или два стакана крови. Больному становится легче дышать.

Само собой разумеется, что и средневековый врач не имел никакого представления об истинной природе сердечных заболеваний. Он, например, не знал, что нарушение кровообращения отражается на работе почек. Но он подметил важную особенность болезни – изменение цвета мочи. Греческий лекарь до этого не додумался.

Как видите, и эти допотопные доктора кое в чём смыслили. И даже сумели дать нам несколько ценных советов.

Но какая разительная перемена происходит в девятнадцатом веке! Консультанту № 3 незачем разглагольствовать о таинственной власти созвездий. Да и пресловутая теория соков для него пустой звук. Превыше всего он ставит факты. Его рассуждения основаны на точном знании анатомии человеческого тела. К тому же он владеет методами, которые неизвестны его предшественникам, – например, умеет выслушивать сердце трубкой. В итоге он ставит точный диагноз. Ну, а лечение?

Врач XIX века назначает средство, о котором его коллеги— античный грек и средневековый медик— осведомлены так же мало, как и о существовании клапанов сердца. Между тем это одно из самых замечательных лекарств, и о нём стоит сказать особо.

Лет двести назад один английский врач по имени Уизеринг выпросил у старухи знахарки снадобье, которым она лечила водянку. Это был настой, приготовленный из двадцати растений. Врач решил проверить это средство и стал испытывать его на больных, давая им по очереди каждую из двадцати трав. Девятнадцать из них были совершенно бесполезны. Зато двадцатая оказалась поистине чудодейственной.

Уизеринг был опытный и осторожный врач. Десять лет он испытывал это лекарство. И лишь потом решил обнародовать свое открытие.

«Давайте сие снадобье, – писал он, – больным, у которых пульс слабый и с перебоями, посинелые губы, кожа холодная на ощупь, а на ногах, если надавить пальцем, остаётся ямка».

И с тех пор эта травка распространилась по всему свету. О ней написаны тонны – тонны! – книг. О ней можно было бы создавать поэмы. Недаром один знаменитый терапевт сказал, что он бросил бы медицину, если бы не было этой травки.

Зеленовато-серый порошок из сухих листиков наперстянки восстанавливает силы утомлённого сердца. Скольких больных он поднял на ноги, скольким умирающим спас жизнь!