– Ты бы кольчугу носил, князь.

– Пока я с вами и далеко от бояр, вряд ли что случится, – отмахнулся я.

– Всякое бывает… – многозначительно произнес он.

– Ты что-то знаешь? – спросил я.

– Если бы знал, сказал бы, – ответил Будиша.

Я серьезно отнесся к его словам и стал надевать кольчугу, которую подарил мне князь Черниговский. До этого носил свою, захваченную в Португалии. Она была тонка и незаметна под одеждой.

Натренировавшись в степи и заготовив сена, вернулись в Путивль. Когда я уезжаю куда-то, даже ненадолго, а потом возвращаюсь, мне все время кажется, что что-то должно измениться. К моему удивлению, перемены происходят редко. Горожане жили прежней размеренной жизнью. Моя отлучка никак не повлияли на них. Такое впечатление, что князя, как и воздух, замечают только тогда, когда испорчен.

По воскресеньям я устраивал своим воинам выходной. Пусть отдохнут и заодно улучшат демографию в княжестве. Некоторые занимаются демографией и в будни по ночам, а потом днем спят в строю. Я не наказываю. Сам был такой в курсантские годы. Как ни странно, не захотели у меня служить всего шесть человек. Сбежали ночью на второй неделе службы, хотя я предупредил, что преследовать не буду, что каждый волен уйти, когда пожелает. Вместо них набрал местных.

Перед очередным выходным ко мне подошел воевода Увар Нездинич и предложил:

– Новый выводок подрос, надо бы в воскресенье на охоту съездить, мяса запасти. Дружина ропщет, постная пища надоела.

С питанием, действительно, была напряженка. Продуктов катастрофически не хватало, особенно мяса. Но уверен, что главной добычей на этой охоте будут не туры и кабаны. Что ж, когда-то этот день должен был наступить.

– Хорошо, – согласился я. – Организуй все.

В воскресенье рано утром из города вышла колонна. Ночью выпала роса, капли которой сияли, как бриллианты, на зеленой траве под лучами восходящего солнца. Я ехал во главе колонны. К седлу приторочен арбалет – самый лучший из тех, что изготовили по моему заказу. Вслед за мной ехали слуга Савка, воевода Увар Нездинич, его заместитель Судиша – мужичок себе на уме, умеющий ладить и с начальством, и с подчиненными, что большая редкость, и сотники Мончук и Нажир. Первому сотнику я не нравлюсь, особенно после того, как заставил заниматься строевой подготовкой. Второй производит впечатление человека, которому все пофигу. Даже я. За нами скакали конные стражники, так называемые дети боярские, вооруженные луками. Дальше ехали на телегах и шли пешком гвардейцы, два взвода, вооруженные только мечами и ножами. Им предстоит быть загонщиками. Обратно на телегах повезем добычу.

Со мной поравнялся Судиша и спросил:

– А почему без кольчуги, князь?

– Мы на войну едем или на охоту? – ответил я вопросом.

– И то верно, – согласился Судиша.

На самом деле кольчуга на мне есть, моя, легкая, спрятанная под второй рубахой. Сегодня я не надел тяжелую, в которой ходил в последнее время. Пусть все думают, что я не защищен. Судиша что-то знает, но мне не скажет. Я для него – никто, князь залетный, как прибыл, так и убуду, а ему здесь жить. Впрочем, я тоже знаю заказчиков, место и время. Боярам надоело содержать мою гвардию. А у Сучковых есть дополнительные стимулы. Избавиться от меня удобнее всего на охоте. Неизвестен только исполнитель. Стрелу выпустит кто-то из тех, кто скачет за мной.

Леса здесь дремучие, заблудиться – раз плюнуть. В двадцать первом веке от них останутся только загаженные лесочки. Помню, пошел я как-то за грибами на севере Черниговской области. Вроде бы места были глухие, до ближайшего жилья километров пять, если не больше, а вдруг вижу – корпус старой стиральной машинки, круглый, покрытый облупленной во многих местах, темно-зеленой эмалью. Для меня о сих пор загадка, кто и зачем тащил его туда несколько километров?

Мы выехали на широкую поляну, заросшую высокой, по грудь человеку, травой. Пожалуй, лучшего места для засады не придумаешь. Судя по сломанным деревцам, здесь ее устраивали не раз и не два. Что и подтвердил воевода Увар:

– Оставайся тут, князь, а я разведу загонщиков и вернусь.

Он вместе с сотником Мончуком повел колонну дальше по дороге. Со мной остались Савка, Судиша, Нажир и пятеро детей боярских. Так понимаю, мне можно расслабиться до тех пор, пока воевода не отведет загонщиков. Потом начнется самое интересное. Я спешился и, отцепив от седла арбалет и колчан с болтами, отдал коня Савке, чтобы стреножил и отпустил пастись. Спешилась и моя свита. Пока они занимались лошадьми, я подошел к дубу, толстенному, с широкой, раскидистой кроной, прислонил к нему арбалет и положил рядом болты. Ствол был в три обхвата. Я подумал, что из такого можно сделать хороший киль для ладьи или шхуны. В двадцать первом веке мне казалось, что лодки-долбленки – это что-то такое же узкое и короткое, как каноэ. Из ствола этого дуба можно было бы выдолбить приличный баркас. Кора была толстая, шершавая, поросшая сухим мхом.

Услышав шаги за спиной, я подумал, что это Савка несет мне торбу с вином и закусками. Ждать ведь придется долго. Удар в район печени был так силен, что я вскрикнул от боли. Преодолевая покатившую дурноту, я прыгнул влево, выхватывая саблю и разворачиваясь. Позади меня стоял сотник Нажир. В правой руке он держал что-то типа кинжала, только вместо лезвия был рог, длинный и немного загнутый, почти черный внизу и светлеющий к острию. На пофигистском лице сотника я впервые видел эмоцию – изумление. Нажир не мог понять, почему не убил меня. Да потому, что на мне кольчуга и две шелковые рубахи. Я ведь ждал стрелу и надеялся, что, если прозеваю, шелк она не пробьет, выну из раны легко. С неменьшим удивлением смотрели на меня Судиша и пятеро детей боярских. Один из них держал Савку, зажав мальчишке рот рукой. Нажир выронил рог, схватился за рукоять сабли, начал вынимать ее из ножен.

Я опередил его, перерубив правую руку немного выше локтя. Моя сабля вошла и в грудь сотника сантиметров на десять. Правая рука Нажира упала вместе с его саблей на землю. Левую он прижал к рассеченной груди. Пальцы сразу покрылись кровью. Бесчувственное лицо сотника стремительно бледнело. Я наклонился и поднял левой рукой саблю Нажира. Пальцы его руки были еще теплые и цепко держались за рукоять. Я буквально вывернул саблю из них.

Ко мне осторожно, огибая с боков, приближались Судиша и пятеро детей боярских. Савку отпустили. Пацан стоял с разинутым ртом и, наверное, отсчитывал последние мгновения своей жизни, только недавно изменившейся в лучшую сторону. В Чернигове я разрешил ему сбегать к родителям, показаться во всей красе и похвастаться новой должностью. Сейчас приходит к выводу, что это была его первая и последняя минута славы.

Я напал первым. Начал с тех, что заходили справа. Левой рукой наносил несильный отвлекающий удар, а правой рубил. Индивидуальное мастерство здесь примерно на том же уровне, что и в Западной Европе, то есть, посредственное. Мои противники с двуручными бойцами раньше не сражались, против нескольких привыкли биться с щитом. Но мы ведь ехали на охоту, а не на войну, щиты не брали. Я орудовал двумя саблями на интуиции и наработанных навыках, не думая и, скорее всего, ничего не соображая. Уклонялся, финтил, отбивал удары, бил в ответ. Убивал быстро, не выпендриваясь. Только с Судишей поиграл немного, когда остался с ним один на один. До этого заместитель воеводы вроде бы и не прятался за чужие спины, но все время между мной и им оказывался кто-нибудь. Теперь никого не осталось. Выражение рубахи-парня сползло с его лица. Осталась смесь трусости и гаденькой неприязни. Видать, я насыпал ему соли на самое неожиданное место, даже не подозревая об этом. Что ж, это я могу. И наказывать умею. Сперва отрубил ему левую руку, потом правую и напоследок подсек левую ногу выше колена, чтобы не вздумал сбежать от своих рук. Рядом с ними Судиша и упал в траву, вытоптанную так, словно здесь табун лошадей валялся.