Кто-то посторонний находился у меня в номере. Я продолжал лежать. Мое тело, казалось, оцепенело. Как в ночном кошмаре, когда пытаешься бежать и не можешь. Я был охвачен ужасом. Теперь я ощущал дыхание человека совсем рядом. Его руки скользнули по моему голому животу к бедру – туда, где пристегивается протез. Руки так ловко действовали в темноте, манипулируя с протезом, как будто это была привычная дли них ежедневная обязанность.

Меня охватил смертельный страх. Я знал эти руки. Я знал, кто этот человек. Мне не нужно было его видеть, достаточно было ощущать его руки и дыхание. И я закричал.

Это был крик, вызванный воспоминанием о боли, причиненной этими руками. Я с бешеным неистовством отбивался от человека, спасая свою жизнь, но мои кулаки не достигали цели.

Потом я вроде бы услышал мягкие шаги и стук закрываемой балконной двери. Я сидел на кровати и рыдал так, что, казалось, грудь моя того и гляди разорвется.

И тут снова с громким стуком открылась балконная дверь. Кто-то споткнулся о письменный стол. Мой страх нарастал, и я уже с трудом переводил дыхание. Но вдруг зажегся верхний свет, и я увидел своего соседа в алом халате.

– Что случилось? – спросил он.

Я попытался объяснить, но не смог выдавить из себя ни слова. Сердце бешено колотилось, и язык мне не повиновался. Дыхание по-прежнему было затруднено, и я отчаянно ловил воздух ртом. Потом я почувствовал тошноту.

– Вы больны? Вам нужен доктор?

– Нет, – с трудом выдохнул я. Я физически ощущал, как мои глаза расширились от ужаса при слове «доктор». – Со мной все в порядке.

– Не похоже. – Он подошел к кровати и внимательно глядел на меня несколько секунд. – Вам, должно быть, что-то приснилось.

Я спохватился, поняв, что я совсем голый, и стал поспешно застегивать пуговицы пижамы. Потом почувствовал позыв к рвоте, но все обошлось.

– Нет, это был не кошмарный сон. – Я поднялся с кровати. – Здесь, в этой комнате, кто-то был. Его руки… – Мой рассказ со стороны выглядел полным абсурдом. – Он приходил сюда, чтобы расправиться со мной. Я думаю, он хотел меня убить.

– Ладно, давайте я вас укрою. Вам надо лечь и расслабиться.

– Но я говорю вам…

– Теперь вы должны успокоиться.

– Вы не верите мне, – сказал я. – Вы думаете, я это выдумал? – Я высунул из-под одеяла свою искусственную ногу. – Вы видите это? Сделал это некий доктор Сансевино во время войны. Они хотели заставить меня говорить. Вчера я встретил его снова, здесь, в Милане. Разве не ясно, что это он был здесь, в этой комнате. Он намеревался меня убить. – Я вспомнил, как Джина подменила стакан. Все совпадало. – Он надеялся, что отравил меня. Говорю вам, он приходил, чтобы убить меня. Если бы я не проснулся…

Я замолчал. Он достал из кармана пачку сигарет и протянул мне. Я машинально взял одну, и он поднес мне зажигалку.

– Вы не верите?

– Выкурите сигарету и успокойтесь.

Я понимал, что он мне не верит. Он был серьезным, здравомыслящим человеком. И я должен был во что бы то ни стало убедить его в правдивости своих слов. Внезапно я осознал, насколько это важно для меня.

– Вы можете себе представить, что испытывает человек, которому ампутируют ногу в три приема без какой-либо анестезии? – Я смотрел на него, пытаясь заставить его поверить мне, – Этот человек был садистом. Он наслаждался страданиями своей жертвы. Он ласково гладил мою ногу перед началом операции. Ему нравилось ощупывать плоть перед тем, как начать ее кромсать. – У меня на лбу выступила испарина. Я должен был сделать все возможное, чтобы он мне поверил. – Я знаю его пальцы, как свои. Я знаю, что ночью здесь был именно он. Я как раз видел этого типа во сне и, когда ощутил прикосновение его пальцев, немедленно проснулся. В комнате было темно, но я знал, что это его руки. Вот тогда-то я и закричал. Вы должны мне поверить - это был Сансевино. Он был здесь, в этой комнате.

Мой гостиничный сосед взял стул и сел, закурив сигарету.

– Послушайте меня, молодой человек. В этой комнате никого не было. Я пришел сюда сразу же, как услышал ваш крик. Дверь была заперта. В комнате, кроме вас, никого не было. Вы…

– Я же говорю. Сансевино был здесь! – закричал я. – Он был здесь, в этой комнате. Я ощущал его дыхание. Он ушел через балкон. Я знаю, это был он. Говорю вам, я знаю это.

Внезапно я умолк, а руки, которыми я колотил по одеялу в попытке доказать свою правоту, замерли.

– Хорошо, он был здесь, но только в вашем воображении. На самом деле его здесь не было. Послушайте, я был капитаном ЛСТ на Иво-Джима. Я знаю по опыту, что у вас типичный невроз. Вам довелось много пережить, вы лишились ноги. Нельзя давать волю эмоциям. Как вас зовут?

– Фаррел.

Я откинулся на подушки, почувствовал внезапную усталость. Бесполезно что-либо объяснять ему. Он не верит моему рассказу. Наверное, никто не поверил бы. Сейчас я и сам с трудом себе верил. Все представлялось смутно, словно события, которые я так ярко живописал, были лишь частью ночного кошмара. Там, на вилле, действительно была мышь, и операционный стол, и медленно спускающийся лифт. Может, все это и впрямь мне приснилось?

Мой сосед-американец снова заговорил. Он о чем-то спросил меня.

– Извините. – пробормотал я. – Что вы сказали?

– Я спросил, что вы делали во время войны.

– Я был летчиком.

– Вы до сих пор летаете?

– Нет. Нога…

– Что вы делаете в Милане?

– Приехал сюда по делам манчестерской фирмы, в которой служу.

– Когда вы в последний раз были в отпуске?

– В отпуске? Не помню. Я очень долго был без работы, а потом устроился в эту фирму. Это было четырнадцать месяцев назад.

– И у вас не было отпуска?

– Я могу взять его в любое время. Так написал мне директор. Но мне отпуск не нужен. То, что случилось, ничего не значит…

– Минутку. Ответьте мне на один вопрос. У вас были когда-нибудь нервные срывы?

– Нет.

– Никогда не лежали в больнице с нервным или психическим расстройством?

– Я провел пару месяцев в одной из итальянских больниц после окончания войны. Меня доставили туда из немецкого госпиталя на вилле «Д'Эсте», где мне отрезали ногу.

Он кивнул:

– Я так и думал. А теперь вы заводите себя, как пружину, до отказа, и она в любую минуту может лопнуть. Если вы в ближайшее время не возьмете отпуск, то рискуете получить нервное расстройство.

Я сердито смотрел на него:

– Вы хотите сказать, что с моей головой что-то не в порядке? Нет, моя голова в порядке. Выдумаете, что все рассказанное мною – плод больного воображения? Нет, все именно так Происходило на самом деле. Тот самый доктор был здесь, в этой комнате. Он был не во сне, а наяву.

– Действительность и кошмар иногда сливаются. Ваш мозг…

– С моим мозгом все в порядке.

Мои собеседник пригладил свои взлохмаченные волосы и вздохнул:

– Помните, как вас удивил мой стук в дверь сегодня вечером?

Я кивнул.

– Удивились вы, когда узнали, что разговаривали сами с собой целых два часа?

– Но я… – Я откинулся на подушку в полном изнеможении. Что мне делать? Как мне объяснить этому прагматичному американцу, что никакого нервного расстройства у меня не было и я пребывал даже в приподнятом настроении? Наверное, он все равно мне не поверит, как не поверит и в то, что Сансевино и Ширер – одно и то же лицо. Но может быть, в чем-то он все-таки прав. Может быть, моя голова вышла из-под контроля. Говорят, что можно поверить во что угодно, если очень захотеть. Может, мне просто очень хотелось убедить себя в том, что Ширер – не кто иной, как Сансевино. Нет, это чепуха. Наверное, встреча с Ширером вчера оказалась для меня слишком большим потрясением.

– Послушайте. Фаррел, – снова заговорил американец. – Я здесь провожу отпуск. Завтра лечу в Неаполь. Почему бы вам не отправиться со мной? Пошлите вашей фирме телеграмму о том, что вы берете отпуск по предписанию врача. Не станут же они проверять, к какому врачу вы обращались. Вы полетите со мной в Неаполь и проведете недельку, лежа под солнышком на берегу. Что вы на это скажете?