– Об этом не беспокойся, – сказал он. – Я доверяю ему не больше, чем ты.

Я колебался. Мне очень хотелось сказать ему, что я ухожу отсюда, что не хочу иметь ничего общего с этим проклятым делом. А он сидел и смотрел па меня, прищурив глаза и держа в руках револьвер. Он никуда меня не отпустит, слишком многое у него поставлено на карту. Он скорее убьет меня, чем позволит отсюда уйти.

Я вышел и прикрыл за собой дверь. Теперь, когда во мне уже не было злости, я чувствовал себя потерянным. У меня не было никакой цели, никакого смысла в жизни, оставалось одно лишь отвращение ко всему здешнему предприятию. Я чувствовал себя примерно так же, как Гамлет. Смерть моей матери взывала к отмщению. Однако осуществить его я не мог. Нельзя же просто так, хладнокровно убить старого человека. Он же безумен. И вот вместо гнева меня переполняло отвращение. Уйти отсюда, убраться как можно скорее.

Передо мной оказалась дверь в кухню, а за дверью плакала девушка, слышались ее отчаянные, неудержимые рыдания. Я открыл дверь и вошел. Кити была одна. Она сидела у очага, плечи ее сотрясались от рыданий, казалось, ее хрупкое тело не может их выдержать. Она была бледни, это было видно несмотря на отблески пламени. Меня она не видела, она смотрела в огонь, и глаза се были сухи.

– Кити, – позвал я ее.

Она не услышала.

Я подошел и положил руки ей на плечи. Она подняла глаза и увидела меня. Рыдания прекратились. Казалось, она старается не дышать. И вдруг, прислонившись головой к моему боку, она снова разрыдалась. Слезы градом катились по ее липу, она вся дрожала, прижавшись ко мне.

– Полно, не плачь, – сказал я. – Все уже в прошлом. Тут ничего нельзя было сделать.

– Нет, можно! – отчаянно вскрикнула она. – Я сама могла. О Джим, сможешь ли ты меня простить? Она была так добра ко мне. А я ему поверила. Поверила тому, что он про нее сказал. Но мне ведь следовало знать, что она этого не делала. Маму свою я спасти не могла, а ее могла. – Кити в отчаянии смотрела на меня. – Скажи, что ты прощаешь меня, Джим, скажи, что прощаешь. Ведь не могла же я знать, правда?

– Конечно не могла, – говорил я, поглаживая се по волосам.

Бедная девочка была вне себя от горя.

– Господи, как все это страшно, – еле слышно проговорила она. – Весь тот ужасный год. Она провела взаперти полый год и все это время думала, что это она убила. Верила ему, что сошла с ума. О, если бы я только знала, – рыдала она. – Это моя вина. Я не должна была ей верить. Ведь если бы я не верила, и она бы так не думала.

– Тогда он убил бы ее каким-нибудь другим способом, – ласково сказал я. – Не думай об этом, Кити. Ты ни в чем не виновата.

Она крепко схватила меня за руку и прижала ее к своей щеке.

– Она рассказывала мне сказки, когда я была маленькой девочкой с косичками, – говорила она, словно через силу. – Она любила меня, и я не должна была верить. Как вспомню се лицо, когда она смотрела на меня через этот глазок… О Господи!

Дверь отворилась, и вошел капитан Менэк.

– Старика в его комнате нет, – сказал он, подходя к Кити и хватая ее за плечо. – Ты слышала, как он выходил?

Она сглотнула, а потом кивнула.

– Куда он пошел, наверх по лестнице? Она покачала головой.

– Он вышел из парадной двери, – медленно проговорила она.

Он отпустил девушку и обратился ко мне:

– Он отправился в шахту. Пойдем с нами. – Он быстро повернулся и вышел через кладовку. Я слышал, как он зовет Слима и Фраера.

– Послушай, Кити, – сказал я, хватая ее за плечи и поворачивая лицом к себе. – Тебе нельзя здесь оставаться. Понимаешь? Ты должна отсюда уехать.

Она медленно кивнула, а потом сказала тихим, потерянным голосом:

– Но куда? Мне некуда. Я ненавижу этот дом, но я ведь никогда нигде не была.

– Ты поедешь со мной, – сказал я не раздумывая, приняв мгновенное решение.

Она смотрела на меня. Через открытую дверь кладовки послышались голоса. Они все приближались.

– Встретимся у шахты в три часа утра. Сейчас некогда разговаривать, – быстро проговорил я, поскольку шаги звучали уже по булыжнику конюшен. – Встретимся в три. Поняла?

Кити медленно кивнула. Она была слишком ошеломлена и не могла ни о чем думать. Согласилась бы на все, что бы я ей сейчас ни предложил.

– Обещаешь?

– Обещаю, – шепнула она. Я слышал голос Фраера:

– Ничего себе шуточки, понимаешь. Мы работали с шести часов, кептэн, и я не собираюсь играть в пятнашки со стариком в этой клятой шахте. – Они остановились в кладовке.

– Мы должны его найти, – раздраженно сказал Менэк, проходя в кухню. – Пойдем, Прайс, – сказал он.

– Я хочу побыть немного здесь, – сказал я. – Девушка потрясена, для нее все это было шоком.

– К черту девушку! – рявкнул он. – Пошли.

– Я остаюсь здесь, – сказал я.

– Ты идешь с нами. – В его спокойном голосе слышалась угроза. – Смотри не нарывайся на неприятности, – добавил он, бросив взгляд в сторону Кити.

Я хотел было с ним схлестнуться, но решил, что толку не будет. У него был револьвер, я видел, как оттопыривается его карман.

– Хорошо, – сказал я, а потом повернулся к Кити. – Обещаешь? – снова спросил я ее.

Она медленно кивнула.

– Обещаю, – сказала она, словно повторяя затверженный урок.

Тут я ее оставил и пошел следом за Менэком. Когда он закрывал дверь, я видел, что она сидит в той же точно позе, в какой сидела, когда я вошел, устремив глаза в пространство и ничего не замечая. Мне кажется, именно в этот момент я понял, что люблю ее. Вдруг оказалось так естественно, что я решил взять ее с собой, когда буду отсюда уезжать. Вид ее страданий разрывал мне сердце, я страдал вместе с ней.

Когда мы вышли наружу, я удивился, что на небе все еще светит луна. Мне казалось, что прошла целая вечность с того момента, как мы с Кити пришли в дом.

Мы шли быстро и молча, Менэк рядом со мной, а Слим и Фраер чуть позади. Дойдя до шахты, они прошли в сарай, чтобы взять каски, лампы и шахтерскую робу. Потом все мы направились к подъемнику.

– А что, если он пошел в сторону утесов? – сказал Фраер. – Он ведь может забрести куда угодно. Может быть, стоит одному из нас остаться наверху?

– Нет, – ответил Менэк, и мы все вошли в клеть. – Он там. В шахте. Куда же ему еще идти? – Он дернул рычаг, и клеть поехала вниз, но на галерее, где находились склады, она остановилась. – Ты останешься здесь. Прайс, – сказал Менэк.

– Вы не хотите, чтобы я спустился в шахту?

– Нет. – Он вышел из клети и встал возле меня. – Я не хочу рисковать. После всего, что случилось, ты мне там не нужен. Дэйв! – крикнул он. – Дэйв! Куда запропастился этот проклятый валлиец? Дэйв!

Мелькнул свет фонарика.

– Да, я здесь. Что случилось? – испуганно спрашивал Дейв, появляясь из галереи.

– Явился, наконец. Скажи, у тебя есть револьвер?

– Натурально, капитан. Я всегда…

– Постереги своего приятеля Прайса. Не оставляй его ни на минуту. Понятно? Если он попытается сбежать, стреляй. Ты мне за него отвечаешь. – Он обернулся ко мне: – Пойми меня правильно, Прайс. Не желаю тебе ничего плохого, просто не хочу рисковать. Еще денька два, и все будет кончено. И тогда ты будешь свободен,

Все его действия настолько меня удивили, что я не знал, что сказать, Дэйв подошел к нам совсем близко. Белки его глаз поблескивали на смуглом лице.

– Что случилось, капитан, в чем дело?

– Ничего не случилось, – оборвал его Менэк. – Просто проследи, чтобы он до утра оставался здесь, вот и все. А если нет, – добавил он, понизив голос, – Италии тебе не видать.

Угроза, прозвучавшая в его словах, возбудила мои подозрения.

– Что будет, когда я кончу вашу работу? Какая у меня гарантия, что вы меня после этого отпустите?

– Мое слово, – ответил он. – Я никогда не отступался от своего слова. Прайс. Ты отбудешь на «Арисеге» в понедельник вечером, если к тому времени Мермейд соединится с морем.

– И меня укокошит эта свинья Малиган.

Его лицо потемнело, и он схватил меня за руку: