Из джипа выбрались Пефтиев с Карповым и сразу двинулись к дому. Режиссер уже складывал из пальцев воображаемую рамку кадра и рассматривал через нее основательную бревенчатую избу. Мандрыкин с Асей остались возле «Хаммера». Ларин стоял в сторонке. Сегодняшнее предприятие ему было не по душе. Интуиция подсказывала – грядет что-то очень нехорошее и стыдное.
Владелец участка с избой и другие обитатели поселка от удивления пооткрывали рты. Из автозака один за другим спрыгивали немецкие каратели с автоматами, в касках.
– Ну, как? По-моему, то самое, о чем вы просили, – радостно заявил Пефтиев, демонстрируя избу Владимиру Рудольфовичу.
– Крыша, конечно, шиферная, – задумчиво и вдохновенно произносил кинорежиссер, – но главное, что стены фактурные, из толстых бревен. Таких нынче уже не строят, лес другой пошел, измельчал. Да, мельчаем и мы вместе с ним, Владлен Николаевич.
– Согласен, мельчаем. Но не во всем, в чем-то мы ведь и выше стали, культурнее, – отозвался бизнесмен от дорожного строительства.
И тут Карпов внезапно налился багрянцем и заорал на владельца участка:
– Что вы творите?! Кто вам позволил так портить уникальный объект?!
Пожилой мужчина даже жестянку с краской выронил из рук – спустился со стремянки, подошел к киношникам.
– А что такое? Я вот бревна нумерую. Разберу свой дом – и на новый участок перевезу. Наш-то кооператив ликвидируют. – И он с ненавистью посмотрел на Пефтиева.
– Какой ваш дом? Я что-то не понимаю, – делано удивился владелец дорожно-строительного треста.
– Ну, этот – мой. Его ж еще дед мой ставил перед самой войной на родине. А потом, когда деда не стало, мы с отцом оттуда избу забрали, по бревнышку раскатали, сюда перевезли, своими руками сложили, мхом законопатили. Все-таки память о предках. Теперь вот в новое место повезу по вашей милости.
– Вам компенсацию заплатили? – ледяным тоном произнес Пефтиев.
– Заплатили, – растерялся домовладелец.
– А компенсация, между прочим, выплачивалась за снос строения, расположенного на участке, который изымается для государственных нужд. За снос, – еще раз подчеркнул Пефтиев. – Так что дом вам больше не принадлежит, и никуда его перевозить вы не имеете права. Он – уже собственность строительного треста. Вы деньги за него получили и расписались.
– Так другие же перевозили или на дрова пилили, – вконец растерялся мужчина. – И вообще, что происходит?
– Не мешайте работать, – в голосе Пефтиева появился металл. – Участок уже не ваш, и вы вообще не имеете права здесь находиться.
– Да пошел ты! – Домовладелец пихнул Пефтиева в грудь.
Но тут уже не дремали омоновцы – только дожидавшиеся подобного развития событий. Они схватили мужчину, заломили ему руки. Жители поселка не рисковали подходить близко – помнили, чем все кончилось в прошлый раз. Да и лица некоторых омоновцев с того времени запомнили.
Мужчина дернулся, ругнулся матом.
– За оскорбление при исполнении, – вырвалось у одного из омоновцев, и он с размаху ударил домовладельца в живот.
Бедняга сник и его тут же поволокли к автозаку.
– Извините, Владимир Рудольфович, – сменил тон Пефтиев, брезгливо оттирая ногтем пятно краски со своего запястья. – Вы не обращайте внимания – работайте. Вам больше не будут мешать.
Из толпы обитателей поселка выбрался Новицкий.
– Эй, фашисты! – окрикнул он омоновцев. – Вы с кем, с ними или с народом? На кого руку подняли? На трудягу?
– Ты кого фашистом назвал? – Командир ОМОНа двинулся на ветерана, немецкая каска висела у него на сгибе локтя.
– Тебя и назвал, и холуев твоих. Фашисты вы и есть. Повязки со свастикой нацепили и в немецкой форме со «шмайсерами» ходите. Как мне вас еще называть?
Пефтиев понял, что ситуация накаляется, и уже пожалел о том, что решил помочь Карпову с выбором натуры.
– Не связывайтесь, – шепнул он командиру ОМОНа. – Просто оцепите участок и никого не пропускайте.
Омоновец подошел вплотную к Новицкому и только сейчас оценил рост и комплекцию ветерана. Тот был еще хоть куда: плечистый, крепкий и сантиметров на пять выше него.
– Ладно, дед. С формой неувязочка вышла, – процедил сквозь зубы офицер. – А это тебе, чтоб ты не сомневался. – Он достал удостоверение и показал его Новицкому. – Больше вопросов нет? Заодно предупреждаю об ответственности за неподчинение законным требованиям правоохранителей. Всем разойтись!
– Повидал я таких, как ты, на своем веку. И в гестапо меня на допрос водили, и полицаи за руки к балке подвешивали, – прищурился Новицкий. – Но и я в долгу не остался. Даже точно сказать не могу, скольких сволочей и карателей на тот свет отправил. Тринадцать лет мне тогда было, когда со счету сбился.
Омоновец отвел взгляд и хмуро промычал:
– Не скапливаться, разойтись.
– И еще, – произнес бывший партизан. – Сами каратели повязок со свастикой не носили, только полицаи-бобики. Это я тебе как очевидец говорю.
Заслышав это, Владимир Рудольфович оживился:
– Может, вы нас проконсультируете еще по парочке вопросов?
Новицкий ничего не ответил – только демонстративно сплюнул на пыльную землю и отошел к другим членам кооператива.
– Прикольный старичок, – прощебетала Ася и тут же дернула за рукав Мандрыкина. – Достань-ка мороженое из холодильника в багажнике. А вы будете? – обратилась она к Ларину. – Жарко ведь. А я так люблю холодненькое в жару полизать.
Андрею самому хотелось плюнуть на землю, как это сделал Новицкий, и отойти к нормальным людям. Но приходилось стоять рядом с теми, кто был ему уже противен. Утешала лишь мысль, что он здесь не просто так, не для удовольствия, а на задании, полученном от Павла Игнатьевича Дугина.
– Нет, спасибо, – сухо ответил он. – Не люблю сладкого.
– Зря не соглашаетесь. Я, как и Ася, большой любитель сладенькое полизать. – Мандрыкин уже вытащил из багажника переносной автомобильный холодильник и предлагал Мокрицкой мороженое на выбор.
Андрей даже не стал смотреть на то, что из сладенького и холодненького Мокрицкой по вкусу. А вот Владимир Рудольфович уже буквально впал в художественный транс.
– Погода и освещение уходят. Снимать надо прямо сейчас. Это же фантастика какая! А светотени! Такие и импрессионистам не снились. Какие там, на хрен, Дега с Моне… Быстро затоптать цветы на клумбе. Таких во время войны не делали. И умывальник на заднем плане на хрен убрать. Кто на Смоленщине в сороковые годы фаянсовые умывальники по деревням ставил? Быстро, быстро.
Возбуждение режиссера передалось даже омоновцам. Хоть они и не обязаны были этого делать, но принялись топтаться сапогами по клумбе, уничтожая цветы, крушить фаянсовый умывальник топорами. Оператор уже возносился на кране, припав к окуляру.
– Что-нибудь белое мне выставите, чтобы цветоделение отрегулировать, – просил он, но его услышала лишь Мокрицкая, потому как, очутившись на съемках, тоже слегка «отравилась» искусством.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.