— Руперт заплатит за это собственной кровью, — поклялся он. — Небо мне свидетель, я отомщу, даже если мне придётся пожертвовать собственной жизнью!

Несколько мгновений наш спаситель усмирял чувства, затем он совладал с собой и попросил Холмса продолжать. Когда рассказ был закончен, Тарленхайм облокотился о каминную стойку и стал задумчиво смотреть на тлеющие угли.

— Дела обстоят гораздо хуже, чем я предполагал, — сказал он наконец. — Я-то думал, что нам известны все тайные задумки и операции графа Руперта и Синих. Выходит, я ошибался. Однако могу вас заверить, что Рассендила держат не в замке Зенды и не в «Кабаньей голове» или основном гарнизоне Синих, замке Беренштейна. У нас все эти места находятся под круглосуточным наблюдением, как и этот охотничий домик.

Он отвернулся от огня и встретился с нами глазами. Это был крепкий, небольшого роста человек с приятным лицом, которое украшали роскошные усы и внимательные карие глаза.

— Последнее время Руперт полюбил проводить здесь ночные собрания. Конечно, это удобно, потому что король тут больше не бывает, да и Руперту приятно бывать на месте его триумфа. Ведь именно в охотничьем домике ему удалось опоить короля и похитить его в день коронации. Я лишь на прошлой неделе приказал наблюдать за этим местом из лесного укрытия. — Его лицо немного расслабилось. — Вы обязаны своим спасением моему часовому. Это он увидел, что сюда приехали Руперт, Гольштейн, ещё один человек, который не показался ему знакомым, и двое пленников без сознания. Он тут же доложил обо всём мне, а я решил во всём разобраться сам.

— Мы очень благодарны вам за ваше вмешательство, — заверил я его.

— Скажите, — перебил нас Холмс, — вы уже знали об участии сэра Роджера Джонсона в заговоре?

— Мы об этом подозревали, но прямых доказательств у нас не было. Иначе мы немедленно доложили бы британскому правительству и приняли бы меры сами.

Невольно мы все посмотрели в сторону скорчившегося на полу посла. В предательстве земляка всегда есть что-то невыносимо грустное, но сейчас я не мог найти ни капли сострадания в своей душе.

— То, что Рассендил сейчас в Руритании, тем более принуждаемый заменить короля, — продолжил Тарленхайм, — означает только одно: нас ждёт жесточайший кризис. У нас не осталось времени. Король Богемии прибывает через два дня. Что мы можем сделать в этой ситуации?

— В первую очередь мы не должны терять надежды, — перебил его Холмс. — Самое главное сейчас — это найти Рассендила, где именно его держат Синие.

— Даже если мы сможем его разыскать, чем это нам поможет? Если Рассендил предпримет что-либо против Руперта, граф тут же его разоблачит, обвинив в махинациях на коронации. А это уничтожит репутацию королевской фамилии.

— Похоже, граф опережает нас на голову, — мрачно заметил я.

Холмс ободряюще положил руку на плечо Тарленхайма.

— Пусть в этой жестокой и опасной игре у Руперта в рукаве собрались все тузы, у Шерлока Холмса осталась ещё пара козырей, чтобы разыграть эту партию.

Эти слова, похоже, немного развеяли тяжкие размышления Тарленхайма.

— Джентльмены, — сказал он, приходя к какому-то решению. — Предлагаю вам отправиться со мной в королевский дворец в Стрельсо и информировать обо всём королеву лично.

Я повидал разных женщин на трёх континентах, но другой такой, в которой так соединялись бы сияющая красота и царственное спокойствие, как у королевы-консорт Флавии, я нигде не встречал. Тонкие черты и удивительная кожа, бледная от природы, создавали удивительный образ, который только становился ярче от контрастирующих с лицом волос цвета воронова крыла. Вела она себя мягко и даже скромно, что только делало её ещё привлекательнее. Даже Шерлок Холмс, который если и обращает внимание на женщин, то лишь в качестве объектов для оттачивания своего дедуктивного метода, был очарован ею.

Мы встретились с королевой в отведённых ей жилых покоях дворца позже, тем же самым вечером. Тарленхайм и королева вначале долго разговаривали наедине, и лишь потом нас пригласили к ней. До этого нам выделили комнаты, в которых мы успели привести себя в порядок и подготовиться к встрече с её королевским величеством.

После того как Тарленхайм нас представил, она приняла наши приветствия и тепло поприветствовала нас сама. Затем безо всякого предупреждения выражение тёплого дружелюбия на лице сменилось горестным, и глаза начали опасно поблёскивать. Ей пришлось отвернуться, чтобы сдержать слёзы.

Тарленхайм мрачно взглянул на нас.

— Похоже, джентльмены, удача от нас отвернулась. Этим вечером мы получили самый тяжёлый удар из возможных. Король мёртв.

— Как мёртв? — выдохнул я.

— Его ослабевшее тело наконец сдалось мозговой горячке.

Я невольно застонал. Холмс не сказал ничего, но я видел, как он поражён неожиданным известием. Такой поворот событий лишал нас последней надежды помешать исполнению планов Руперта. Теперь у Руритании не было короля, как и прямого наследника престола, и ничто не могло помешать графу воспользоваться поддержкой Синих и захватить всю Руританию.

Сдержав рыдания, королева вновь повернулась к нам, промокнув глаза батистовым платочком.

— Это был не тот мужчина, которого я любила, — тихо произнесла она, обращаясь скорее к себе, нежели к нам. — А в последнее время и не тот, за которого я вышла замуж, но… он был моим королём. — На мгновение она закрыла глаза и замолчала. — Теперь, когда Рудольфа больше нет. мы ничего не можем сделать, чтобы сдержать переворот графа Руперта…

Холмс сделал шаг вперёд.

— Простите меня, ваше величество, но я считаю, что ещё не всё потеряно. Смерть короля — это серьёзный удар как для вас лично, так и для семьи Элфбергов, я не стану этого отрицать, но это не должно нас останавливать в деле противостояния узурпированию власти графом Рупертом. Мы не должны позволить ему узаконить свою собственную династию. — Эти слова были сказаны мягко, но с такой силой убеждённости, что произвели почти волшебное действие. — Мы должны любой ценой сохранить смерть короля в тайне, потому что это не только даст нам необходимое время для составления плана действий, но и поможет сохранить Рассендилу жизнь. Иначе, если эта новость достигнет лагеря Синих, у них отпадёт всякая необходимость держать его в живых.

Глаза королевы расширились от испуга, и она прикрыла губы рукой, будто стремясь сдержать крик.

— Это действительно так, — поддержал Холмса я. — Какой смысл в двойнике короля, если сам король уже мёртв?

Флавия с грустью покачала головой.

— Что же нам тогда делать? — спросила она, но ещё до того, как кто-либо успел ей ответить, она неожиданно взяла моего друга за руку и заговорила снова: — Фриц сказал мне, что вы очень умный и решительный человек, Мистер Холмс. Вы сможете нам помочь?

— Думаю, что смогу, — тихо ответил Холмс. — Если вы позволите мне возглавить все наши действия. У меня есть план, в успехе которого я уверен.

Какое-то мгновение королева внимательно вглядывалась в глаза знаменитого сыщика, затем вопросительно посмотрела на Тарленхайма, который быстро ей ответил:

— Я считаю, что план Шерлока Холмса — это наша единственная надежда.

Она кивнула, затем изящно поклонилась моему другу.

— Ну что ж, мистер Холмс. Тогда будущее Руритании в ваших руках!

Близилась полночь, я и Холмс вернулись в отведённые нам комнаты во дворце и обсуждали с Тарленхаймом план дальнейших действий. Королева Флавия отправилась ко сну, выразив свою благодарность Холмсу и потребовав, чтобы Тарленхайм держал её в курсе всех наших планов и событий.

Сердце моё разрывалось от сострадания этой чудесной женщине, такой одинокой в своей трагедии. Бремя долга и титула давит ещё тяжелее, если сердцу нет утешения в любви. Мне думалось о том, что под её ногами, должно быть, осыпался сам краеугольный камень, на котором она выстроила всё, что было важным в её жизни, всё, чем она старалась заменить свою любовь к Рассендилу.