Резкий дребезжащий звонок судового телефона прервал шахматную партию в каюте.

— Поднимитесь на мостик. Мы на подходе к Дуврским утесам. Я покажу вам «Песчаного хамелеона», о котором мы вчера спорили, — сказал Джон Финлей, капитан кувейтского теплохода «Ал Сабахиа».

Я был страшно обрадован. Еще бы! Наконец-то предоставилась возможность воочию увидеть одно из самых удивительных мест на земном шаре — фантастическое кладбище кораблей, будоражащее мое воображение еще в детстве.

С левого крыла ходового мостика, почти прямо по курсу, белели на фоне мрачного, неприветливого неба Британии отвесные меловые скалы Дувра.

— Смотрите вправо от вон того мыса, где стоит красный плавучий маяк. Вон оно, проклятое моряками всех стран место, — сказал капитан и протянул мне двенадцатикратный бинокль.

Сквозь мощные линзы отчетливо был виден скалистый мыс Саут-Форленд и за ним — обширная песчаная отмель. Как раз начинался прилив, и мутные струи воды с одной стороны дружно наступали на серо-желтые пески. То и дело в поле зрения бинокля попадали чернеющие над водой похожие на могильные кресты мачты с реями, ржавые трубы и наполовину занесенные песком корпуса стальных сухогрузов. Это и были знаменитые «Гудвин сэндз» — «мели Гудвина» — самое большое кладбище кораблей на земном шаре. Оно находится в шести милях к востоку от юго-восточной оконечности Англии, простираясь по меридиану на тринадцать миль, достигая в ширину примерно пяти миль. Фактически это обширная группа песчаных банок, которые местами осыхают в малую воду, обнажая двухметровый слой песка. С наступлением прилива, который идет здесь со скоростью восьми миль в час, пески начинают «оживать». Причем примерно каждый месяц под действием различных течений они меняют свою форму, постепенно передвигаясь то в одну, то в другую сторону. Говорят, что за последние тридцать лет они «прошли» на юг две мили.

— Эти коварные пески напоминают хамелеона, — продолжал Финлей, — похоже, что они приспосабливают свой цвет к цвету моря… Эх, сколько обманутых и сбитых с толку капитанов привели свои суда на верную гибель!

За год плавания на кувейтских теплоходах «Ал Сабахиа» и «Ал Джабариа» между портами Персидского залива и Северной Европы мне удалось побывать четыре раза близ этого морского кладбища. Я расспрашивал английских лоцманов, беседовал со многими капитанами и не упускал возможности достать и прочитать все, что попадалось по истории этих гигантских мелей. Старинные лоции Английского Канала, хроники страхового Ллойда и многие описания былых кораблекрушений позволили воссоздать в какой-то степени мрачную «родословную» Гудвинских песков.

У англичан нет единого мнения, почему на самом оживленном месте мировых морских путей неожиданно образовалась эта чудовищная мель. Геологи считают, что она возникла в результате эрозии дна моря. Гидрографы объясняют ее появление в данном месте встречей сильных приливо-отливных течений океана с течениями Английского Канала, Северного моря и Темзы. Один из известных английских геоморфологов, Чарльз Лайал, утверждает, что несколько столетий назад на месте мелей был остров, который в 1099 году опустился ниже уровня моря. Об этом же гласят английские легенды.

Английские морские хроники свидетельствуют, что на протяжении тысячелетий Гудвинские пески являлись местом постоянных кораблекрушений. Еще в средние века моряки дали этим мелям очень меткое определение — «Великий пожиратель кораблей». Оно как нельзя лучше характеризует крутой нрав этих обманчивых песков. О них не раз упоминает и Вильям Шекспир. Например, в «Венецианском купце» говорится, что корабль Антонио с ценным грузом «потерпел крушение в этих стесненных водах, называемых Гудвинами, очень опасными, плоскими и смертоносными, где остовы многих судов покоятся». Страховщики Ллойда, который уже почти три века ведет учет всех морских аварий, давно сбились со счета погибших здесь судов. Стоимость застрахованных ими кораблей и погибших на Гудвинских мелях за последние двести лет они определяют в 250 миллионов фунтов стерлингов, а число пропавших здесь людей — в 50 тысяч.

Лоцман, который проводил наше судно в устье Темзы, утверждал, что в чреве «Песчаного хамелеона» покоятся боевые триремы Юлия Цезаря, который в 43 году нашей эры не совсем удачно высадился к северо-востоку от Дувра и покорил обитателей «коварного» Альбиона. Английские капитаны рассказывали мне, что над триремами римлян лежат останки острогрудых ладей «жителей моря» — викингов Скандинавии. Они навечно прижаты дубовыми остовами тяжелых галеонов «Непобедимой Армады», разгром которой, начатый королевским пиратом Фрэнсисом Дрейком, довершил в 1588 году сильный шторм.

Над испанскими галеонами в песках мирно спят вселявшие когда-то ужас в сердца ганзейских и венецианских купцов пиратские бригантины и корветы. Где-то рядом с ними покоятся английские фрегаты и барки XVI века, набитые черным деревом, слоновой костью и драгоценными камнями, награбленными в Индии и Африке. Вся эта канувшая в Лету армада парусников сверху прижата стальными корпусами современных сухогрузов и танкеров. Невольно вспоминаются строчки из «Легенды о мертвых моряках Британии» замечательного ленинградского поэта Вадима Шефнера: Без парусов в заплатах пестрых Там спят, от пристаней вдали, С резными девами на рострах Веков прошедших корабли. А рядом с ними, но сохранней Лежат, как черная гора, Трансатлантических компаний Цельносварные стимера.

Да, «Песчаный хамелеон» не считался ни со временем, ни с размерами кораблей. Он проглатывал свои жертвы без разбора, пожирал все, что попадало ему в пасть. А попадало в его цепкие объятия немало пищи, столько, что он даже не успевал ее переваривать. Рассказывают, что в 1959 году английские геологи взяли с Гудвинских песков образцы грунта и сделали анализ. Оказалось: извлеченные пятнадцатиметровые столбы грунта содержали песок, перемешанный с полусгнившими деревянными кусками корабельных частей и ржавого железа…

«Почему корабли оказывались на мелях? Разве они не могли их обойти?» — вправе спросить читатель.

Было и есть три основные причины попадания судов в ловушку Гудвина: штормы, которые выносили беспомощные парусники на пески, туман, лишавший судоводителя видимости и возможности точной ориентировки, и сильные течения, сносившие корабли с курса.

Если судно оказывалось на мели и его до наступления отлива не удавалось снять, то оно навечно оставалось в плену «Великого пожирателя».

Парусные корабли имели полукруглое днище и, оказавшись на суше, не могли оставаться без подпорок на ровном киле: они валились набок. Когда такой корабль попадал на мель и с отливом пески осыхали, он ложился на борт. С наступлением прилива, когда мели покрывались пятиметровой толщей воды, течение заливало обреченное судно, прежде чем оно успевало принять нормальное положение. Обычно на третий-четвертый день зыбучие пески засасывали парусник полностью. Если судно оказывалось на мели, будучи выброшенным штормом, то его участь решалась еще быстрее: волны и прилив опрокидывали и заливали корабль мгновенно.

С пароходами и теплоходами дело обстояло немного иначе. У этих судов плоское днище, и, попав на мель, они в отлив оставались на ровном киле. Но с первым же приливом течение намывало с одного борта корабля гряду песка, вымывая его из-под другого борта. На третий-четвертый день судно опрокидывалось на борт, вода заливала его помещения с палубы. Если пароход оказывался на мели носом или кормой по направлению к течению, то песок вымывался из-под днища в районе носа и кормы: корпус судна провисал, и пароход разламывался пополам. Это обычно происходило с тяжело загруженными пароходами.

Британский остров от Гудвинских песков отделяет довольно широкий и судоходный пролив — Галл-Стрим. В южной части этого пролива, напротив городка Дил, есть удобный для якорной стоянки рейд, носящий название Даунс. Издавна на этом рейде в ожидании благоприятного ветра отстаивались суда, направлявшиеся из Лондона в Атлантику, или суда, шедшие в столицу Англии. Они ждали на этом рейде очередного прилива для прохода через бар в устье Темзы.