— Чегой-то? — переспросила хитрая старуха, снова вздумав изображать глухоту, и приложила ладонь рупором к уху. — Ничего не знаю!

— Шкатулка! — решительно повторила Даша. — Она ведь из той квартиры, от Марты Мартыновны! Вы ее там взяли? Варвара Васильевна, говорите правду!

— Ничего такого не знаю! — упорно повторила старуха и спрятала шкатулку за спину.

— Врать нехорошо! — Даша приблизилась, протянула руку и пошла на крайнюю меру. — Варвара Васильевна, эта шкатулка — вещественное доказательство, она необходима для следствия.

— Тьфу! — Старуха протянула ей шкатулку. — А говорила, что не из милиции! Вот и верь после этого людям! Ладно, забирай! Все у старого человека отнимут! Хоть нитки-то мои отдашь или так и заберешь с нитками?

— Ну что вы... — Даша открыла ящичек и с душевным трепетом увидела рядом с нитками белую лошадку, и браслет с камушками, и маленьких японских матрешек, и темно-синюю бутылочку с плохо притертой пробкой, и брошку без застежки с целой картиной на эмали — рыбак в лодке ловит рыбу, а из тростников за ним подглядывает русалка... и даже хрустальный шарик со спящей в его прозрачной глубине маленькой принцессой — все было на месте! Даша не удержалась, она открыла бутылочку темно-синего стекла и поднесла ее к лицу... И снова почувствовала этот забытый таинственной запах, запах своего далекого детства...

— Так как же, — Варвара Васильевна тронула ее за плечо, — может, все-таки будет что-нибудь из одежды? К примеру, пальто?

— Очень возможно, — ответила Даша, глядя на старуху затуманившимися глазами, — а какой у вас, Варвара Васильевна, размер?

Даша выложила на стол трогательные сокровища своего детства, все эти безделушки, никчемные для других людей и бесценные для нее, и осмотрела пустую шкатулку. Саша с интересом наблюдал за ее действиями.

Собственно, это была не шкатулка — у шкатулок крышка откидывается вверх на петлях, а этот ящичек выдвигался, как выдвигаются ящики письменного стола.

Даша выдвинула его до конца, заглянула внутрь, ощупала стенки. Ящичек был пуст, ничего нового она в нем не нашла.

— Может быть, эту монету давно уже нашли и продали? — произнесла она полувопросительно. — Или просто потеряли?

Саша пожал плечами.

Даша перевернула ящичек, потрясла его над столом, постучала по донышку.

— Если бы монету нашли, я думаю, старик об этом узнал бы. — Саша задумчиво посмотрел на ящичек. — Знаешь, что мне напоминает эта шкатулка? Фокусники в цирке используют такие ящики с двойным дном. Показывают зрителям — ящик пустой, закроют, еще раз откроют, а в нем лежит букет цветов или живой голубь.

— И как они это делают? — с сомнением покосилась на него Даша.

— Я же сказал — двойное дно. — Саша взял ящичек в руки, закрыл его, повертел зачем-то ручку и снова выдвинул внутреннюю часть.

Раньше ящичек был обит синим вытертым сукном, а теперь — выстлан внутри зеленым бархатом. И на этом бархате лежала тускло блестящая монета с отчеканенной на ней бычьей головой, маленьким бородатым человечком и неровной клинописной надписью.

— Ну ты даешь! — в полном восторге проговорила Даша, не отрывая взгляда от «вавилонского таланта». — Тебе только в цирке работать!

— Не надо аплодисментов, — скромно ответил Саша.

Раздался звонок в дверь, и Даша с досадой подумала, что придется все же представлять Сашу соседке Белле Леонидовне как двоюродного брата.

На пороге стояли Алла и участковый Иван Васильевич. Даша обрадовалась, увидев их вместе, но лица у них были очень серьезными.

— Даша, тут понимаете какое дело, — сдержанно начал участковый и остановился на полуслове. — Скажи ты! — махнул он Алле.

— Даша, ты сядь, — мягко предложила Алла. Ты знаешь, из милиции сообщили... некая Елизавета Бачанова взорвалась вчера поздно вечером в собственной машине, а на квартире у нее нашли убитого мужчину и по документам установили, что это... твой муж.

— Что? — Даша прижала руки к горлу, как будто ей не хватало воздуха. — Как это?

Каким-то отстраненным чувством она поняла, что Алла сознательно сказала «некая», то есть вовсе незачем рассказывать в милиции, что Даша знала про Лизу и следила за ней, и уж кто-кто, а Алла ее не выдаст. Не случайно она незаметно встала так, чтобы участковый не видел в первый момент Дашиного лица.

Вот и итог второго ее замужества. Но она уже пережила его крах. Жалко ли ей Игоря? Конечно, жалко, как любого мужчину, погибшего в расцвете сил. Но убиваться она не будет.

И тут же почувствовала, как слезы текут по щекам и зубы стучат. Даша рванулась в ванную, Алла — за ней.

— Молчи, — говорила она, обтирая Дашино лицо мокрым полотенцем, — молчи, ничего не говори. Ты ничего не знаешь, про эту Лизу первый раз слышишь.

— Да не я это... — проскрежетала Даша.

— Господи, конечно, не ты! — изумилась Алла. — Иван говорит — вроде эта Лиза сама его прикончила, везде только ее отпечатки... ну он потом еще разузнает поподробнее. Так что не волнуйся, все обойдется...

— Да уж, — вздохнула Даша.

Они ушли, а Саша остался. Забытая монета валялась на столе.

— Забери, — буркнула Даша, — видеть ее не могу. Все из-за нее!

Она понимала, конечно, что все это неправда, что монета ни при чем, но Саша не стал возражать и спрятал монету в карман.

— Она тебе не нужна? — спросил он.

— Не нужна, я искала бабушкину шкатулку, а не ее.

— И деньги не нужны?

— Деньги? — очнулась Даша. — Черт побери, деньги нужны! И немедленно! Столько расходов предстоит, а у меня сто рублей в кошельке.

— Ну, на первое время я денег дам, — протянул Саша, — потому что покупателя на монету трудно так быстро найти. Потом проблем с деньгами не будет.

— Ужас какой! — Даша закрыла лицо руками. — Я так спокойно обо всем говорю...

— А я на что? — Саша погладил ее по волосам. — Можешь плакать у меня на плече сколько хочешь, можешь рассчитывать на меня полностью...

— Нет уж! — Даша отвела его руку. — Плакать я больше не буду.

— Ну и хорошо, — покладисто согласился Саша.

В канун старого советского праздника Седьмого ноября, который в последнее время получил не очень вразумительное наименование День примирения, Варвара Васильевна Хряпина вышла во двор неторопливой гордой походкой обеспеченного человека, чтобы дать возможность всей дворовой общественности в полной мере оценить ее обнову.

На Варваре Васильевне было изумительное голландское пальто из черной ворсистой ткани с пушистым меховым воротником.

В городе необычно рано похолодало, и Варвара Васильевна блаженствовала, кутаясь морщинистым лицом в благородный мех.

— Гуманитарная помощь! — гордо произнесла она на невысказанный вопрос соседок и неспешно двинулась к магазину под их завистливыми взорами.

Немного отойдя, остановилась, повернулась и добавила:

— Вспомнили наконец о пожилом человеке. А вы в собес-то позвоните, поинтересуйтесь — может, и вам чего дадут. Ну не пальто, конечно, но, к примеру, кофточку какую — тоже хорошо!

Так среди пенсионеров этого двора впервые проявились ростки социального неравенства.