Но эта попытка обошлась даякам очень дорого: осыпав их предварительно градом картечи и внеся этим замешательство в их ряды, малайцы, не давая врагу опомниться, ринулись в атаку, врезались клином, расчленили войско даяков на две части, кололи, рубили; они гнали их, не давая никому пощады.

Сражение длилось всего несколько минут и закончилось паническим бегством даяков, из которых уцелела едва ли одна треть.

Даяки, не знавшие о существовании второго выхода из пещеры — «змеиной тропы», были сбиты с толку маневрами своих противников: они предполагали, что нападавшие стараются пробиться ко входу в пещеру, а на самом деле спешившие к погибавшим вождям бойцы, не дойдя до главного входа, круто свернули в сторону и достигли того места, где среди скал и кустарника находился выход «змеиной тропы».

Первыми оказались там Сапогар и негрито. Проскользнув в щель, негрито увидел в ней смертельно бледное лицо Сандакана и услышал его отчаянный призывный крик:

— Дети Мопрачема!

Секунду спустя почти все люди отряда толпились вокруг узкого выхода и работали с яростью отчаяния, долбя скалы, оттаскивая в сторону обломки. Работа кипела, вход расширялся со стремительной быстротой. Миг, и Сапогар вытащил бесчувственное тело Сандакана. Потом негрито нырнул в пещеру со связкой веревок, и вслед за этим на поверхность были извлечены тела потерявших сознание Янеса, Тремаль-Наика и Каммамури.

Теперь удушливые пары столбом валили из пробитого отверстия.

Крутом по лесу шел гул — это перекликались сбитые с толку даяки, собираясь вновь перейти в атаку. Но малайцы не думали о грозившей им опасности: они толпились около распростертых на подстилке из листьев и травы тел своего вождя и его товарищей.

— Живы все! — крикнул Сапогар, который приводил в чувство потерявших сознание разведчиков, вливая им в рот из походной фляжки крепкий ликер и растирая их члены.

Первым пришел в себя Сандакан.

— Где враги? — спросил он, озираясь вокруг и хватаясь за оружие. Вторым очнулся Янес. Открыв глаза, он вздохнул глубоко. Потом..

Потом вынул из кармана сигару, посмотрел на нее.

— Она достаточно высохла! — сказал он хладнокровно. И добавил:

— Эй, кто-нибудь!.. Дайте огня! Я смертельно хочу курить!

Сражение с даяками у пещеры гигантских змей возобновлялось еще несколько раз в течение этого дня, но воины Сандакана и Янеса теперь занимали такую превосходную позицию, что свободно могли бы сопротивляться и гораздо более сильному врагу, чем уже деморализованные предшествующими поражениями и потерей почти половины бойцов даяки.

К вечеру бой был закончен, никто уже не тревожил отряд Сандакана, и только разосланные по ближайшим окрестностям стрелки время от времени, заметив прокрадывающегося в тени кустарника и деревьев даяка, посылали вслед ему выстрел. Все говорило о том, что даяки очистили поле сражения и едва ли могут скоро вернуться и повторить нападение.

Пользуясь перерывом в военных действиях, малайцы Сандакана и ассамцы Янеса быстро срубили для своих вождей несколько легких хижин, раздобыли массу фруктов и, устроив облаву на кишевшую кругом дичь, пополнили свои съестные припасы, принеся в лагерь достаточное количество мяса.

Сандакан тоже не терял времени даром: первым делом его после сражения было допросить опять попавшего в его руки разведчика и шпиона врагов, Назумбату. Он еще не вылечился от своей раны и во время вылазки воинов Сандакана против даяков был покинут отряженными таскать его по лесу людьми и лежал беспомощно на земле. Надо было видеть лицо Назумбаты, когда Сандакан приступил к разговору с ним!

Его темная кожа стала бурой и покрылась какими-то беловатыми пятнами; красные, словно вымазанные кровью губы почернели, на лбу крупными каплями выступил пот, волосы на голове как будто шевелились.

Назумбата видел, что теперь ему уже нечего ждать пощады. Но человеку трудно расстаться даже с искоркой надежды на спасение, всегда теплящейся в его душе, как бы ни было невероятно это спасение. И потому, когда Сандакан заявил, что он подарит жизнь пленнику, если тот, отказавшись от попыток ввести их в заблуждение, даст все необходимые сведения, Назумбата ожил и заговорил откровенно.

По показаниям пленника оказывалось, что у раджи Голубого озера имелись в запасе еще весьма сильные отряды воинов, так как раджа дал приказ о мобилизации всего мужского населения страны, способного носить оружие, для защиты против вторжения.

— И население охотно дало воинов? — осведомился Сандакан.

— Не везде и не всюду! — ответил откровенно Назумбата. — Местами люди очень недовольны. Но раджа не церемонится. Он дал приказ истреблять деревни, из которых к нему не приходят воины.

Сандакан вполголоса сказал флегматично покуривавшему сигару Янесу:

— Я глубоко убежден, что раджа озера теперь столь же боится нашего вторжения, сколько и восстания своих собственных подданных. Ведь моего отца все любили. Он был мудр и храбр, как тигр, и вместе с тем для всех доступен, справедлив, кроток. Если страна узнает, что возвратился сын раджи Кайдангана, волнение усилится и около теперешнего раджи останется только худшая часть населения.

— Ну, милый мой, не очень полагайся на любовь своих прежних и настоящих подданных! — философски заметил Янес.

— Ты судишь по примеру твоего Сидара «хитмудьяра»? — засмеялся Сандакан.

— О Господи! — отозвался Янес, швырнув в траву окурок. — Все подданные хороши! Признаться, в молодости я мечтал о славе Наполеона. Почему бы и нет? Мир еще долго будет находиться в состоянии брожения. Человек, у которого хватит смелости и решимости идти напрямик, не щадя ничего и никого, еще и в наши дни имеет шансы переполошить половину земного шара и из артиллерийских поручиков или из барабанщиков сделаться Великим Моголом. Индия, Китай, Персия, Аравия, наконец, Африка… Поле деятельности весьма обширно! Но теперь, пожив, поглядев на людей, узнав их, я все больше уважаю… собак.

— Да ведь ты добился своего? — улыбнулся Сандакан. — Ведь ты не просто ты, а его величество принц, супруг прекрасной Сурамы, рани королевства Ассам. Чего хочешь ты, того хочет и Сурама. Значит, ты правишь Ассамом на правах настоящего короля. Чего же тебе больше?

— Фи, Ассам! — презрительно засмеялся Янес, вновь раскуривая сигару. — Разве Ассам заслуживает такого внимания? Разве, если завтра наводнение, землетрясение или что-нибудь подобное сметет Ассам со всеми его обитателями с лица земли, мир будет очень обеспокоен этим?

— Ну, я вижу, у тебя аппетит все возрастает! — пошутил Сандакан. — Но чего же ты хочешь, друг Янес? Хочешь, отправимся в Индию, на родину нашего друга Тремаль-Наика и твоей прекрасной супруги Сурамы, и поднимем индусов против англичан? Или хочешь, проберемся в таинственный Тибет, свергнем далай-ламу и коронуем тебя на престол этих властителей дум и душ двухсот миллионов ламаистов? Говори, чего ты хочешь?

— Спать! — зевнул Янес. — Заканчивай, пожалуйста, допрос этого негодяя Назумбаты, или как там кличут этого волка с перебитой ногой, и отпусти меня на покой!..

В голосе Янеса звучала странная нотка какой-то затаенной горечи. Словно и в самом деле он сожалел о своей молодости, потраченной бесплодно в поисках приключений и сильных ощущений, тосковал о том, что судьба не дала ему возможности приобрести такое имя, как Наполеон, Кортес, Писарро.

Однако в ходе допроса Назумбаты наступил момент, когда Янесу пришлось стряхнуть меланхолию и вслушаться внимательнее в слова пленника. В это время речь шла о Теотокрисе, вдохновлявшем даяков и управлявшем военными действиями, и о его спутниках, среди которых по описанию Назумбаты Сандакан, Янес и остальные спутники, участники экспедиции, без труда узнали бежавшего Си-дара.

— Скажи, Назумбата, давно ли тут появился Теотокрис? Только не лги! Помни, твоя ложь сейчас же обнаружится, и ты поплатишься шкурой за попытку обмануть нас! — сказал Сандакан, обращаясь к лежащему на земле крепко связанному пленнику.