Гелий вздохнул.
– Если и так, то ты был к этому готов. А теперь ты должен с этим смириться, друг мой. У меня есть еще одна нехорошая новость. Твой близкий друг, Акива…
– Что? – Максим вскочил и поднес телефонную трубку к голове, словно пистолет. – Только не это! Нет!
– Акиву вчера убили. Застрелили на улице Майорки. Его и его сына Висалия.
Максим рухнул на диван, словно его ранили в сердце.
– Говорил же я ему, чтобы он приезжал сюда, – всхлипнул он, стиснув зубы.
– Это их ответ тебе. Разве ты не видишь?
– Пусть катятся к ЧЕРТУ!
– Ты не можешь с ними торговаться. У них твой сын, Максим! Алексей у них. Он станет следующим.
Семнадцатилетний сын Максима исчез одиннадцать дней назад, путешествуя по Гималаям. Русские газеты процитировали сообщения анонимных представителей власти, которые высказались в том смысле, что у Максима Драголовича много врагов и если он хочет снова увидеть сына, ему следует явиться в Россию и предстать перед судом. Все это было сказано по телевидению и в прессе, но это был откровенный шантаж и требование выкупа. Друг Максима, Акива, опубликовал «ответ» Максима в своей газете на прошлой неделе. Ответ представлял собой заявление Максима о том, что Россия пожнет то, что посеяла, если сын не будет возвращен ему целым и невредимым.
– Максим, – негромко проговорил Гелий.
– Никто не должен выйти отсюда, – тихо распорядился Максим. – Охранять все входы и выходы. Отправь это послание через одну из газет Акивы. – Все эти слова он произносил негромко рыча, словно спящий вулкан. Гелий не на шутку встревожился. – Если они хоть пальцем тронут моего сына, месть будет страшной. По всей России погибнет пятьдесят миллионов человек! Я никого не пощажу!
– Босс, я не могу…
– Так и скажи!
– Босс…
– Скажи им, пусть читают свою долбаную почту!
17 марта
15:32 по стандартному тихоокеанскому времени
Четыре хендропода и трое людей смотрели выпуск новостей. Громкость телевизора была приглушена.
На семидесятидвухдюймовом экране в гостиной Хендера в нижнем правом углу краснели субтитры срочного сообщения: ПОЖАР В КРЕМЛЕ! На экране показывали объятое пламенем мощное здание на берегу Москвы-реки. Черный дым и языки пламени вырывались из сотен окон. Камеры, установленные на борту вертолетов, показывали происшествие с разных сторон.
Кузу указал на экран.
– Дом в пожаре, – прорычал он.
– Пожар в доме, – рассеянно, по привычке поправил его Энди Бизли.
– А? – взъерошив шерсть, недовольно произнес Кузу. Английский ему не нравился. Он считал этот язык глупым из-за недостатка гибкости.
– Да, – пробормотали остальные хендроподы, прожевав попкорн. – Пожар в доме.
Кузу поджал губы. Его шерсть, вставшая дыбом, приобрела лиловый оттенок.
– Сделай погромче, – попросил Джо.
Один из хендроподов взял пульт и прибавил громкость.
– «… известное здание, одно из восемнадцати в комплексе построек Кремля, судя по всему, сгорит дотла.
– Должен признаться, просто в голове не укладывается, что такое здание может сгореть.
– Вы считаете, что это чей-то злой умысел, доктор Аронсон?
– Кто может сказать? Но это здание крайне важно для управления Российским государством – и просто невозможно поверить, чтобы в наши дни такое здание могло быть полностью уничтожено пожаром. Как минимум для правительства России это тяжелейший удар. Думаю, нельзя исключить возможность чьих-то преднамеренных действий.
– Вы полагаете, что к этому могут быть причастны террористы?
– Я уже сказал, что в данный момент ничего нельзя исключить.
– Благодарю вас, сэр. Известный кремленолог и автор книг доктор Митчелл Аронсон. Теперь мы обращаемся к нашему московскому корреспонденту Эми Шустер. Эми?»
– Ну и ну, – пробормотал Энди. – Просто жуть.
– Угу, – нахмурив брови, проворчал Бо.
Официально та изолированная военная база, которая стала засекреченным местом пребывания хендроподов, десятками лет не использовалась. Каждый день сюда из Лас-Вегаса прибывали незарегистрированные самолеты, доставляли незарегистрированных сотрудников и увозили их обратно. Дно высохшего озера на плоскогорье в Неваде было окружено охранными устройствами, созданными по последнему слову техники и способными обнаруживать приближение и удаление любого живого существа размером крупнее кролика на много миль вокруг. Почти недостижимая из-за своего географического положения, база занимала выжженную солнцем пустыню площадью больше штата Коннектикут. Более того, «Территория 51» была окружена таким количеством дурных слухов, что никому в голову не приходило, что именно тут разместят хендроподов. Словом, место для них было просто идеальное.
Один из гигантских ангаров служил селам домом до тех пор, пока неподалеку от взлетно-посадочной полосы, вдоль северного края котловины, не обустроили для них более удобные жилища. Миларовый шатер размером со стадион, под которым хендроподы обитали теперь, был заполнен охлажденным воздухом и напоминал упаковку попкорна фирмы «Jiffy-Pop»[25]. Для уфологов, которые разглядывали этот объект в телескопы, он казался самым натуральным кораблем-маткой, и военная разведка решила, что эта истерическая реакция очень даже на пользу делу. Те, кто работал на базе, окрестили ее «Зоопарком», причем одни – из неприязни к обитателям этого места, а другие – из уважения к ним.
– Эй! Позвони Хендеру, и запустим фильм, – сказал Бо.
Джо кивнул и протянул руку к пульту интеркома.
15:34
Первый мрак
До волн пришли тучи. Это было 142 221 201 год назад. Волны оторвали один из девяти лепестков Хендерики, и он попал в отравленное море. Только в песнях поется о тех погибших селах. О них будет написано в Книгах, которые будут жить еще долго после их гибели.
Прочитанная с табличек, на которых записаны поэмы, созданные по мотивам преданий, спетая, запомненная, записанная и повторенная на протяжении десятков Мраков, наша история теперь хранится в глубоких туннелях в тонущем фрагменте нашего мира. Там находятся Книги, но еще сто лет никто не сможет взять их, потому что люди бросили бомбу.
Это была моя работа, переданная мне с незапамятных времен – переписывать все страницы, пока они не рассыпались в прах. Это отняло у меня три тысячи лет. Но я помню каждое слово.
Хендер перечитывал первую запись в своей книге, делая поправки тремя руками с помощью клавиатуры своего MacBook Pro. Он мог говорить и писать на двухстах языках селов, многие из которых давно считались мертвыми. Но для него, владеющего всеми этими древними языками, английский все равно оставался достаточно труден.
Селы были одиночками. Обычно они заводили детей к тому времени, когда им исполнялось несколько десятков тысяч лет, поэтому язык для них стал скорее инструментом мышления, нежели общения. В последние семнадцать тысяч лет Хендер был единственным посредником между ними, поскольку каждый из селов говорил на своем наречии. Ежегодно они платили ему дань на тот предмет, если ему придется стать переводчиком в редком случае общения или спора. Порой кто-то из селов находил древний артефакт и письмена, и эти находки относили Хендеру.
С людьми Хендер говорил по-английски потрясающе хорошо, хотя прошло всего шесть месяцев. Люди довольно быстро поняли, что он – лингвистический гений. Довольно скоро Хендер более или менее сносно одновременно познакомился с французским, итальянским, немецким и даже русским и японским. Он неустанно обучал английскому других селов, поскольку они решили, что им нужен общий язык, которого прежде у них никогда не было. Да, это было нужно, чтобы общаться с людьми и между собой в новых и пугающих условиях.
Хендер подписал новую запись «Шенудай Шуээнайр». Приблизительно так выглядело на письме произношение его краткого имени. Он не возражал против того, чтобы его называли «Хендер» – именно так его в свое время назвал Энди. На самом деле имя ему нравилось. Не возражал он и против того, чтобы его упоминали как «он», или «она», или «хендропод». Люди использовали все эти названия и многие другие, говоря о селах, хотя селы были гермафродитами. Он предложил людям именовать его и его сородичей селами. Слово было простым для произношения и достаточно древним, оно отражалось в языках всех пятерых селов, каждый из которых был последним представителем древнего племени.
