— Огневые взводы... внимание... танки с фронта!

Положение, сложившееся после полудня, вынудило меня привлечь в помощь орудийным - номерам людей служб обеспечения. Артмастеров, водителей отделения тяги, старшего химинструктора, двух химиков, санинструкторов, двух рядовых из отделения связи с пехотой, двух радистов. Они подносили снаряды, разрушения на позиции не позволяли взводу боепитания подавать автомобили к орудиям. А затем убирали укупорку, стреляные гильзы, подвозили воду, заготовляли крепежный материал под орудийные лафеты и т. д.

Большинство из этих людей состояло в штатах огневых взводов, но рядовые из отделения связи с пехотой, химинструктор и санинструктор, два радиста, четвертый телефонист оказались на ОП случайно по той причине, что автомобиль взвода управления не подымал весь его личный состав.

По команде «Танки с фронта» все эти лица отводились в укрытие, к отделению тяги. Только остаются орудийные номера, чье место по команде «К бою» определено у орудия, а также оба телефониста, укрытые в своем ровике.

Команда призвала всех к вниманию. Мысли все прочь, помнить только обязанности.

Место старшего на батарее между первым и вторым орудиями, в 10—15 шагах позади. Он обязан вести наблюдение зa танками, распределять цели между орудиями, управлять огнем, поддерживать на ОП уровень дисциплины, необходимый для стрельбы прямой наводкой.

Дальность 1300 метров. В поле зрения 4 танка. Остальные я не вижу, скрылись в складках местности. Дым, стоявший на ОП, стал перемещаться в другой конец вырубки.

Я подам очередную команду, когда расстояние уменьшится. Танки, вероятно, не минуют поляну, свободную от пней, посредине кучи хвороста или копны.

Два танка миновали ориентир № 3, кучу хвороста. Взятый курс приведет их на бугор, где темнеет мелкая поросль. Еще четыре, по меньшей мере, танка следовали рассредоточено позади. На рубеже ориентира № 3 они как будто становились в колонну.

Орудийные расчеты замерли в ожидании. Дальность уменьшилась. Слышен лязг гусениц.

Надежда на внезапность, которую я питал вначале, исчезла. Зачем оставлять лесную просеку и тащиться на виду, по вздыбленным пням вырубки? Танкисты знали, куда идут. Но продолжать движение дальше походным порядком они не решатся. Да, несомненно, танки начали маневрировать, увеличили скорость.

— Первому огневому взводу... по двум головным, второму огневому взводу... по группе, которая вышла к ориентиру шесть... осколочно-фугасной гранатой, взрыватель РГМ, фугасный, заряд полный... угломер... тридцать ноль, уровень... тридцать ноль, прицел восемь.

— Восемь... восемь... восемь,— один за другим вторили командиры орудий. Передача команд закончилась, перемешаются гаубичные стволы. Наводчики проворачивали маховики наводки. Заряжающий громко произнес наименование снаряда. Лязгнули четыре досланные гильзы, закрылись четыре затвора. Орудия готовы к выстрелу.

И снова ожидание.

— Пятый номер, шестой... прекратить разговор...— сиплым голосом обращался к расчету сержант Дорошенко.

Телефонист, не умолкая, говорил что-то в трубку.

Вспыхнуло пламя, громыхнул выстрел. Танки открыли огонь. Снаряд лег в створе со 2-м орудием. Затем — еще три. Один перелет, два недолета.

Снова свистели над моей головой осколки. Утренний обстрел... налет «юнкерсов»... И вот — танки... Многие утверждают, будто в минуту опасности память возвращается вспять, оживляет позабытые впечатления. Я не могу этого подтвердить. В такие мгновения — не до воспоминаний. Близкие разрывы ударяли больно по слуху. Будто отключилось сознание. Лечь, укрыться, исчезнуть. Нет, страх не коснулся моей души, но состояние жуткое, ошеломляла близость смерти, непостижимое присутствие ее. В то же время меня властно влекла возможность противостоять, предчувствие последующих мгновений, того, что произойдет по моему слову.

Снаряд разбросал позади кучу стреляных гильз. Орудийный номер, дублирующий команды, бросился на землю, лицо — искаженное ужасом. Он не в состоянии выполнять свою роль. Что, собственно, происходит? Стреляли танки, орудия молчат. Да, огонь прицельный... но поединок не начался... Кто определит исход? Неизвестно. Я стоял у буссоли, на своем месте, уверенный в том, что удар, решающий участь орудийных расчетов и мою собственную, еще не нанесен.

У орудий выкрики, рвались один за другим снаряды. Тот лег, другой укрылся в нише. Вернуть! Длится ожидание...еще... еще... и еще.

Дальность 800 метров, 750, 700. Пора.

— Огонь!

Дрогнула земля, взметнулась пыль, тяжело прогрохотала гаубицы. Головной танк исчез в мгновение ока, скрылся в облаке дыма и пламени. После второго выстрела 2-го орудия получил прямое попадание еще один танк.

Командиры орудий ведут огонь самостоятельно. 4, 7, 10 выстрелов. Позади танков по краю вырубки образовалась густая белесая завеса. Там сверкало пламя. Танки продолжали обстрел.

Один остановился, за ним еще один. Меняют курс? Поворачивают обратно... назад к ориентиру № 3... танки отходят!

— Огневые взводы, стой! Ориентир четыре... по отходящим танкам... огонь!

Снаряды ложились ближе к центру участка вырубки, вздымались пыль, дым. Большая часть — с рикошета улетала вдаль. Соприкосновение с землей под острым углом 45-килограммового снаряда приводит к смещению центра тяжести относительно первоначальной траектории. Дальнейший полет сопровождается рысканием и вызывает мощные звуковые колебания. Эхо усилило их, и они сотрясают воздух громовыми раскатами. Некоторые в испуге бросались на землю.

— Стой!

Атака, по-видимому, отражена. Но обстрел не прекращался. Снаряд, посланный с большой дистанции, разорвался между орудиями.

— ...Стой! Второму огневому взводу продолжать наблюдение в секторе стрельбы... Первому огневому взводу выслать охранение в сторону горящего танка, произвести осмотр... Доложить наличие боеприпасов всех видов... Телефонист, связь!

Я ожидал минуту, другую. Переговорить с командиром батареи так и не удалось. НП не отвечал. Почему? Вразумительно объяснить телефонист не мог. Что же с телефонной линией? Надвигается ночь... Нужно осмотреть ОП. В каком она состоянии? Где танки?

Доносились стоны. На позиции 2-го орудия переносили раненых. Началась перевязка.

Огневые взводы потеряли семь человек. Два погибли, пять ранены. Одно орудие выведено из строя и к стрельбе непригодно. Два других получили серьезные повреждения. Близкий разрыв привел в негодность тягач 2-го орудия. Гаранин вместе с командирами орудий считал снаряды: на ОП всего пять выстрелов.

Появилась связь. Телефонист повторил приказание сниматься. Огневые взводы, предположим, оставят позиции, а куда двигаться? Пусть телефонист пригласит командира батареи к телефону. И танки... где они? Разведгруппа не вернулась. — Для старшего на батарее... отбой, огневые взводы отвести к развилке дорог севернее фольварка Октавиан. Свет не включать. По прибытии установить местонахождение других батарей, организовать охранение... ожидать!

Время 22 часа. С командиром батареи переговорить не удалось. Телефонист с НП подтвердил «Отбой».

Наступали сумерки. Отсветы пламени в районе ориентира №'5 делались ярче. Один из подбитых танков горел костром, освещая пни вокруг.

Слышались приглушенные голоса. Орудийные номера подкатывали передки к тяжелым гаубичным лафетам. Прибыли тягачи. Закончилось захоронение погибших, погружены раненые. Орудия снялись с позиции.

Итог дня

В угрюмом молчании провожали колонну разбросанные за обочиной хаты фольварка. Со всех сторон взлетают немецкие осветительные ракеты. Становится видимым ландшафт на удалении винтовочного выстрела. А дальше — черная непроглядная темень и еще что-то таинственное, враждебное человеку, что скрывается всегда во мраке тревожных ночей... Зыбкие, мигающие пятна света. Картина удручающая. До этого дня я не знал, что немецкие войска широко применяли на поле боя индивидуальные средства освещения местности.